Мария Летова - Вожак

Что мне делать?

Что мне с ним делать? Кто может дать мне совет? Кому я вообще могу рассказать о том, что творилось и творится в моей жизни?!

«Теперь ты решил поговорить? Что случилось?

М.Д.».

«Скажи когда, и я приду.

М.Д.».

Я опять плачу.

Лёжа на кровати и глядя в потолок.

Думаю о том, что ему скажу.

Мне есть, что ему сказать.

Пусть приходит, клянусь, мне есть, что ему сказать.

— Кофе? — спрашивает Максут, останавливаясь передо мной и протягивая большой картонный стакан, от которого даже на расстоянии исходит тепло и приятный аромат.

Отрицательно машу головой и заглядываю под козырёк коляски Даура, сидя на парковой скамейке и потирая друг о друга руки, закутанные в вязанные варежки.

Мой сын спит, выронив свою соску и приоткрыв ротик. Маленький и безмятежный. Я могу любоваться им часами, гадая, каким он будет, когда вырастет. По крайней мере, насчёт его внешности гадать не приходится.

Максут вздыхает и усаживается на скамью рядом со мной. Кладёт локти на колени, широко их разведя, и крутит в руках стакан с горячей жидкостью. На нём штаны с карманами, чёрная военная куртка и чёрная шапка. На ногах огромные военные ботинки.

Солнце давно село, и температура упала на десяток градусов, не меньше.

Прячу замёрзший нос глубже в ворот шубы и смотрю вперёд. На маленький парковый каток, окружённый небольшими сугробами и иллюминацией. Там Тина учит Айзу стоять на коньках, придерживая девушку за руки. До нас долетает детский смех и визг Айзы, когда она, потеряв равновесие, шлёпается на задницу.

Я морщусь, а Максут резко вскидывает голову, реагируя на звук.

Айза переворачивается на живот и встаёт на колени, поправляя свою шапку, из-под которой по её спине змеится тёмная коса. На ней синие лосины и высокие вязаные носки. Розовые.

Максут смотрит на каток, а потом на свои руки, поигрывая челюстью.

Он молчит, поэтому говорю я. Во всей моей истории…он как раз тот, кто всё понимает…

— В…ту ночь на озере ты сказал, что он не придёт… — глухо говорю я, глядя на него. — …ты всё знал? Знал что он…что…

— Это не моё дело. — Обрывается меня Максут, снова глядя вперёд, потому что ещё один пронзительный визг Айзы разлетелся по вечернему парку. — И это не самое страшное из того, что может случиться в жизни. Поверь.

— Разумеется, — с горечью усмехаюсь я. — Случаются ещё войны и снежные бураны.

— Твоя жизнь принадлежит тебе. — игнорирует Максут мой выпад. — Тебе решать, что с ней делать.

Как раз в этом у меня большие сомнения.

— Да, мать твою! — Вдруг гаркает он, хлопнув себя по бедру, и встаёт, привлечённый очередным жалобным писком девушки.

Прежде чем уйти, наш охранник смотрит на меня сверху вниз и добавляет:

— Делить мир на белое и чёрное могут позволить себе только дети.

— Разумеется, — прохладно замечаю я. — Так мужчинам гораздо удобнее!

Он смотри на меня некоторое время, а потом разворачивается и трусцой бежит к катку. Вбегает на лёд и уверенными твёрдыми шагами движется к Тине и Айзе, которая опять растянулась на льду. Хватает последнюю за шиворот и ставит на ноги, как котёнка. Девушка хватается за его куртку, её ноги разъезжаются.

— Уйди, чтоб я тебя больше тут не видел! — орёт он не неё, перехватив поперёк талии и таща прочь.

— Отвали! — орёт ему в ответ Айза, изворачиваясь, что абсолютно бесполезно. — Иди к чёрту, Максут! Ты мне не папочка!

Тина наблюдает за ними, уперев руки в бока. Недалеко от катка я вижу осматривающего окрестности мужчину в чёрном пальто, а с другой стороны ещё одного такого же. Понимаю, что хозяин города где-то поблизости. Собственной персоной.

Встаю и берусь за ручки коляски, махнув Тине рукой. Медленно двигаюсь по парковой дорожке, глядя в тёмное звездное небо. Останавливаюсь, когда слышу его шаги впереди. В тишине парка они отдаются эхом в моих ушах. Помедлив немного, перевожу на него глаза.

Он шагает по дорожке, одетый в зимнюю кожаную куртку, джинсы и чёрную шапку.

Мои губы улыбаются.

Чёрт возьми!

Просто моим глазам безумно нравится, то, что они видят!

У моего мужа потрясающее тело. Сильное, но не грузное. Он не слишком большой, но и не слишком маленький. Он крупнее меня во всех местах, но ровно настолько, чтобы я могла чувствовать себя комфортно, даже несмотря на то, что я для него высоковата. Но, это никогда не было для нас проблемой.

У нас…хватает проблем и без этого…

Вопрос, которым я мучила себя последние два дня заключается в том, хотела бы я никогда его не знать и жить счастливой жизнью с…другим мужчиной? Все, к чему я пришла — это леденящий страх от такой перспективы. Никогда его не знать…это как никогда не хлебнуть пьянящего грозового ветра…не узнать, что он где-то есть…и родить не Даура, а какого-то другого мальчика, в той другой реальности…в которой Марат Джафаров никогда не скажет мне, что любит меня…я сумасшедшая, знаю…

Я не хочу другой жизни…я хочу свою!

Делаю глубокий вдох, ища поддержки у тяжелого зимнего неба.

Всё время, пока Марат приближается, мы угрюмо смотрим друг на друга.

Я замечаю круги у него под глазами, когда он подходит ближе. Это вызывает неожиданный прилив волнения и дурацкой удовлетворенности, потому что сама я выгляжу не лучше!

Не говоря ни слова, он становится позади меня и заглядывает в коляску через моё плечо, положив свои руки в кожаных перчатках поверх моих. Мне мгновенно становится теплее, потому что его тело закрывает меня от ветра. Целую минуту мы любуемся своим спящим творением, пока губы Марата не касаются моей щеки, отодвинув подбородком ворот шубы. Кусаю губу, потому что его борода щекочет кожу, запах просачивается в мой нос, а тепло от его губ растекается по всему телу.

Это не тихая семейная прогулка, с тяжёлым сердцем напоминаю себе.

Судорожно вздохнув, я говорю:

— Она сказала, что в Париже у вас был люкс для новобрачных…надеюсь, ты хорошо провёл время…

Единственное, что даёт мне хоть какое-то долбаное успокоение, так это то, что в тот момент…мы не были вместе…

"Да, в этот момент ты ходила беременная его ребёнком!" — нашептывает внутренний голос.

"Я все знаю. Оставь меня в покое." — устало прошу его.

Марат замирает и начинает дышать громче над моим ухом.

— Забудь о ней, — мрачно велит он, сжимая мои ладони своими. — Ты больше никогда её не увидишь, обещаю. Всё это в прошлом, а у нас впереди будущее.

Я начинаю истерично смеяться.

Клянусь, это так на него похоже!

Вырываю руку и хлопаю себя по лбу, со словами:

— Почему же я сама не догадалась, боже мой! Я просто всё забуду, потому что Марат Джафаров щёлкнул пальцами!

Он отстраняется, убирая руки, и становится рядом, положив их на бёдра. Очень злой. Его дыхание превращается в белые клубочки пара, между бровей морщинка. Я вижу! Вижу, как не нравится ему этот разговор! Как бы он хотел вообще его не разговаривать! Но, так не выйдет! Не выйдет, чёрт возьми! Это нужно мне! Нужно!

— А как насчёт других? — спрашиваю безразлично, но голос мой дрогнул.

Потому что я боюсь узнать ответы. Теперь я боюсь приоткрывать его ящики! У него все ящики с секретами, чтоб его!

— Нет никаких других, сколько раз я должен это повторить? — вдруг психует Марат, повышая голос.

— Шшшшшш! — шикаю, боясь, что он разбудит Даура, потому что наш разговор происходит прямо над его спящей головой! Тихо рычу, подавшись вперёд. — Столько, сколько нужно!

Он бросает взгляд на коляску, а потом наклоняется ко мне и зло чеканит, понизив голос:

— Я повторю последний раз! Зара ничего для меня не значит. Сейчас приготовь свои уши, и запоминай, Мира. Запоминай навсегда. Пять лет назад я женился на девушке в ущерб всему. И я ни разу об этом не пожалел, поняла меня? Я люблю эту девушку. Всю целиком и блять каждый её непослушный кусочек в отдельности! Я не сраный поэт! Но, я сказал и повторю ещё, прости меня, так было нужно! Для нас всех. Возможно, я мог бы сделать по-другому, но у меня уже не будет второго шанса, и я не стану копаться в прошлом, у меня дохера дел в настоящем!

Запрокидываю голову и смеюсь сквозь слёзы.

Его логика…это как долбить стену тараном!

Его слова сжимают моё сердце, заставляют вибрировать душу…потому что я люблю его также…всего целиком и каждый его бескомпромиссный кусочек в отдельности!

Сдерживая слёзы, я пытаюсь…пытаюсь сказать самое главное:

— Ты не слышишь меня…не слушаешь…

Он молча ждёт, пока я соберусь с мыслями, сверля меня тяжёлым взглядом.

— Ты…господи… — я опять смеюсь, закрывая глаза, и продолжаю. — Ты никогда не берёшь в расчёт моё мнение…не считаешься с ним…делаешь только то, что нужно тебе. Моего слова будто не существует…я просила тебя быть осторожнее, а тебе плевать…

— Я знаю, что ты не была против. — Мрачно говорит он. — Иначе, был бы "осторожнее".

— Ты не спросил! — выкрикиваю я, и тут же кошусь на Даура. — Ты делаешь так с первого дня! Ты никогда не спрашиваешь меня, просто делаешь! Ты… — сжимаю кулаки, дыша глубже. — Я назвала нашего сына Дауром, а в документах он оказался Хакимом! — мой голос звенит от возмущения и обиды, когда я продолжаю, глядя на него. — Мы думали, это разгильдяйство, ошибка!..

Он молчит. Хмуро глядя в сторону.

— Как ты мог?! — выпаливаю я. — Как?..

— Я всё исправлю… — невнятно обещает он, поглядывая на меня виновато!

— Ты был с ней в тот день, — с болью говорю ему. — Потому что дурочка Мира всё стерпит! Кому вообще есть дело до её чувств, до её мыслей?!.

— Это не так! — снова повышает он голос.

— А как?! — исторгаю я из самых глубин своей души.

— Не так! — гаркает он.

По моей щеке бежит слеза. Утираю её рукавицей и говорю, глядя на свои ботинки:

— Я хочу уехать. С Дауром. И ты не будешь нам мешать.

Он резко вскидывает голову и смотрит на меня со смесью непонимания и удивления, будто старая картина вдруг заговорила!

— Куда? — спрашивает он, сощурившись.

— В Париж. — Ровно отвечаю я.

— В Париж? Серьёзно? Надолго?

— На сколько захочется.

Марат молчит.

Вздыхает и смотрит по сторонам. Потом хватает меня повыше локтя и тащит вперёд, одной рукой толкая коляску с нашим сыном. Осматривается на ходу и сворачивает с дорожки, ведя нас в тень деревьев прямо к ограде парка.

Не отпуская мой локоть, он изображает крайнее веселье, и, наконец-то, говорит:

— Ты из города в жизни не выезжала. Хочешь уехать одна?

— Да. — Тихо говорю я, глядя в его глаза.

Он смотрит на меня целую минуту. Медленно скользит глазами по моему лицу, по моему телу, по всей мне. Проводит языком по зубам и хрипловато говорит, глядя на меня исподлобья:

— Не мели ерунды. Никуда ты не поедешь.

Такое небрежное отношение мгновенно выводит меня из себя. Выдёргиваю руку и говорю:

— Тогда проваливай!

— Не смей так разговаривать со мной. — грозно предупреждает король Джафаров.

— А то что?! — рычу я, толкая его в грудь. — Прикажешь упасть на колени и отсосать себе?!

Нависнув надо мной, он нагло усмехается:

— Я бы никогда не стал приказывать, если бы не знал наверняка, как тебе нравится мне отсасывать!

Поднимаю руку и залепляю ему пощёчину. Со всего размаха и со всей дури! У меня никогда не было такого дикого желания его ударить. Никогда в жизни.

Он хватает меня за плечи и впечатывает спиной в ограду, сверкая глазами. Я успеваю лишь взвизгнуть. Его колено молниеносно вклинивается между моих ног, заставляя оседлать каменное бедро, а когда он забрасывает стопу на низкий бордюр, я подскакиваю и оказываюсь сидящей на его бедре полностью. Его рука срывает шапку с моей головы и обхватывает моё лицо. Его перчатка пахнет кожей. Губы накрывают мои. Грубо.

Ударяю его кулаком по плечу, но я даже пошевелиться не могу, он вдавил меня в ограду всем телом.

Бью опять, размыкая губы, чтобы вдохнуть.

Его язык тут же устремляется в мой рот.

— Мммммм… — пищу я, ненавидя себя.

Это…божественно…

Стону, цепляясь за его рукав.

Он целует опять и опять. Шумно вдыхая через нос, подчиняя мои губы своим. Языком и губами, напором и жаждой в каждом касании. Мои губы сдаются. Я тоже сдаюсь. Когда это происходит, сама срываю шапку с его головы и запускаю пальцы в его волосы, сбросив одну рукавицу. Он кладёт руку на моё бедро и сжимает его, подаваясь мне навстречу собственными бёдрами. Я чувствую его возбуждение. Прямо у себя между ног.