— Нет. А ты можешь выключить снег?

Улыбаюсь.

— Если ты снимешь это пальто.

Она смеётся.

Я, кажется, счастлив.

— В твоей квартире холодно, — замечает Мира, выпутываясь из моих рук.

— Я отрегулирую температуру, — обещаю, наблюдая за ней голодным взглядом.

Она делает шаг назад, чувственно улыбаясь, и берётся за первую пуговицу.

По моему хребту ползёт тепло, разгоняя кровь. Вторая пуговица, и клянусь, это самое эротичное из всего, что я видел в жизни. К тому моменту, как она расстёгивает последнюю пятую пуговицу у меня стоит, и мне почти плевать, что там на ней надето.

— Чёрт… — бормочу, проводя рукой по волосам, когда пальто падает к её ногам.

— Это ДольчеГаббана. — Поправляет Мира, крутясь вокруг своей оси.

— Ты права…замёрзнешь… — выдыхаю, когда она поворачивается спиной.

Блять.

— Оденься… — с болью в голосе хриплю я.

Она запрокидывает голову и смеётся. Женственным мягким смехом. Проводит ладонями по полупрозрачной ткани, расшитой стразами, и говорит, внезапно становясь серьёзной:

— Я люблю тебя.

— Я знаю… — бормочу, протягивая руку. — Иди ко мне.

— Что значит ты знаешь? — закатывает она глаза и сердито добавляет, положив руки на талию. — Ты просто неисправим…

В чём дело?

— Ладно, я не знаю. Так тебя устроит?

— Не устроит! — буркает она, подхватывая с пола пальто.

— Мира… — вздыхаю я. — Иди ко мне.

Она думает целую вечность, глядя в окно. Потом выпускает пальто из рук и подходит, глядя на меня мятежно. Встаёт на носочки, обвивая руками мою шею.

Теперь, когда она научилась ставить меня на колени, мне не будет покоя.

Улыбаюсь.

Сжимаю её в ответ, уткнувшись лицом в тонкую шею. Целую её, целую её лоб. Она прижимается им к моему лбу и шепчет, закрыв глаза:

— Я не хочу возвращаться в тот дом.

В моей груди что-то тянет. От интонаций её голоса. От них я сжимаю её ещё крепче, боясь потерять.

— Мы не вернёмся… — обещаю ей.

— Я хочу жить в городе… — немного подумав, добавляет она. — В твоей квартире…

— Как скажешь.

— Я приготовлю нам ужин.

Это звучит потрясающе.

Это звучит так, будто у меня есть дом, где меня ждут.

— Ты будешь готовить в этом? — сипловато спрашиваю её.

— Нет…не в этом.

— Очень жаль.

Мира отстраняется и заглядывает в мои глаза. Я ничего не скрываю. Пусть ищет там всё, что ей нужно. Коснувшись ладонью моей щеки, она очень нежно повторяет:

— Я люблю тебя.

Прижимаюсь носом к её щеке, и шепчу:

— Я люблю тебя.

Очевидно, я ответил правильно, потому что в ответ она ищет мои губы своими.

Со стоном отдаю их ей, предупредив лишь об одном:

— Оденься, иначе сама знаешь, что будет…

* * *

Мира

Отдаю Чили его вкусняшку, чтобы он перестал крутиться у меня под ногами и чем-нибудь занялся. Он хватает косточку и скачет в свою кровать, где истово её терзает.

Бросаю взгляд на Марата, на лице которого мрачное недовольство. Заглядываю в духовку, проверяя состояние мясного пирога. Единственного блюда, готовку которого мы с Фати отточили до совершенства.

— Зачем ты угнал машину в двенадцать? — спрашиваю, накладывая смесь в детскую бутылочку.

Честно говоря, я удивлена тому, что здесь так много посуды.

— Я не угонял… — лениво отвечает Марат. — Мой брат угнал…ему было пятнадцать…

— Но, выпороли тебя… — замечаю я, наливая воду из чайника в бутылочку.

Чайника здесь не было.

Его привезли час назад.

Вместе с ковром, новогодней ёлкой, детской кроваткой и кроваткой для Чили.

— Он взял меня с собой… — усмехается Марат. — И подставил.

Кладу бутылочку в холодную воду, грустно улыбаясь.

— Ты скучаешь по нему? — спрашиваю тихо.

— Да… — отзывается он. — Но, теперь по-другому…

Смотрю на него, чувствуя стеснение в груди. Он сидит на полу, откинувшись на кухонный гарнитур и наблюдает за мной, расположив Даура между своих ног. Даур тоже пытается сидеть, грызя свою погремушку. На Марате спортивные штаны и больше ничего, потому что он из душа. Вернее, мы оба оттуда.

Улыбаюсь, закусывая губу. Марат тоже улыбается, откидывая голову на кухонную дверцу. У этих столешниц идеальная для нас высота. И вообще, этот гарнитур сделан на совесть. Детская кроватка тоже прекрасная, сын спал целых два часа.

Принимаюсь за салат, перебирая продукты.

Наконец-то, в квартире стало тепло. А ещё, здесь вкусно пахнет.

Сегодня утром…Я целый час наблюдала за спящим Маратом Джафаровым, думая о том, как хочу провести этот день с ними двумя. Здесь, где не будет никого кроме нас. Я надеялась…что рейс отменят, но, его не отменили. Тогда я поняла две вещи. Первая — он сдержал обещание, а вторая…Я не хочу, чтобы в этот день он был один. И я не хочу быть где-то без него. Это правда, и я не хочу копаться в себе, доказывая обратное.

Быстро нарезаю салат и отправляю его в огромный пустой холодильник. Беру бутылочку и иду к ним, взбалтывая её ещё раз. Опускаюсь на колени и меняю нас с сыном местами, поставив смесь на пол. Устраиваясь на груди его отца вместе с ним и прошу:

— Подай…

Марат приподнимается и подхватывает бутылочку. Обнимает меня руками, подтягивая повыше. Кладёт голову на моё плечо и тихо спрашивает, наблюдая за кормлением:

— Он всегда такой спокойный?

— Да… — улыбаюсь я, закрывая глаза от удовольствия, потому что мой висок щекочут тёплые губы.

Молчим под бодрые чмоки Даура.

Ещё нет и четырёх дня. Ещё целый день впереди. Наш день.

За окном продолжается этот безумный снег. С высоты тридцать второго этажа это выглядит так, будто мы в эпицентре бури.

Глядя на пляшущие хлопья, спрашиваю:

— Ты ведь был в больнице? Когда он родился?

Мне казалось, это был сон. Тёплые губы на моём виске и запах…его запах…

— Был… — отвечает Марат. — Ты спала.

Делаю вдох, и он выходит рваным. Чего ещё я не знаю?

— Ты выйдешь за меня? — вдруг спрашивает он, обрывая мою мысль.

Раздумываю над этим вопросом для проформы, и говорю:

— Нет.

Тело подо мной напрягается, а его хозяин недовольно требует:

— Почему?

— Мне не понравилось замужем. — Сухо бросаю я.

— В этом городе кроме меня никто на тебе не женится, учти. — Заявляет этот самодур.

— Я обеспеченная женщина, могу позволить себе любовника. — Фыркаю я.

Он смеётся.

Сначала тихо, а потом его грудь начинает ходить ходуном.

Мои губы разъезжаются сами собой.

— Блять…это я что ли твой любовник? — хохочет он в своё плечо, чтобы не пугать Даура. — Ты замахнулась, любимая.

— Почему бы нет. — Кусаю я губу, отстраняясь, потому что от его хохота мы с Дауром оба ходим ходуном.

— Ну, хватит. Я вообще мог бы не спрашивать.

— Не сомневаюсь. — Бормочу я.

На мою шею ложится властная рука, к уху прижимаются горячие губы.

— Я спрошу чуть позже, когда буду на коленях… — шепчат они, прихватывая мочку моего уха.

Тепло разливается по животу так внезапно, что я чуть не выронила сына.

— Когда ты будешь на коленях, у тебя рот будет занят…

Я не верю, что мы говорим об этом в присутствии ребёнка.

— Не настолько… — очень благодушно отзывается Марат, расслабляясь и возвращая нас в исходную позицию.

Откидываюсь на него и глубоко вздыхаю.

Пусть спрашивает, я подумаю.

Конец