Майя Бэнкс - Вожделение

— Хочешь сидеть у камина или отнести тебя в постель? — спросил Гейб, гладя ее волосы.

Миа что-то сонно промычала, потом сказала:

— Давай побудем здесь. У огня здорово. Наверное, уже снег пошел.

— Если и пошел, то с дождем, — усмехнулся он. — Для зимы еще рано.

— Голова болит, — вдруг призналась Миа, утыкаясь ему в подмышку.

— А что же ты раньше не сказала? — мягко упрекнул ее Гейб. — Сильно болит?

— Противная такая боль, — пожала плечами Миа. — Я, когда приехала, приняла ибупрофен. Надеялась, посплю и все пройдет.

Гейб осторожно выбрался из ее объятий, откинул одеяла, встал. Он прошел на кухню, открыл аптечку и достал пузырек с болеутоляющим.

Увидев, чту он принес, Миа поморщилась:

— Я тупая от этих таблеток.

— Ничего, это временно. Зато голова пройдет, — терпеливо ответил Гейб. — Пей, не упрямься. Мы посидим, пока тебе не захочется спать, а потом ляжем. Если к утру не почувствуешь себя лучше, останешься дома.

— Да, сэр, — сказала она, и ямочки на ее щеках порозовели.

Гейб дал ей таблетку, протянул полупустую бутылку с лимонадом и проследил, как Миа выпила. Сразу после этого он притянул ее к себе и вновь завернулся вместе с ней в одеяло.

Она благодарно вздохнула и уткнулась лбом в его шею.

— Как хорошо, что я с тобой, Гейб. Я ни секунды не жалею о своем решении.

Сказано это было совсем тихо, на грани слышимости. Когда до Гейба дошел смысл, он так обрадовался, что не сразу ответил. Но потом ему открылось второе дно, как будто слова Миа были прелюдией к прощанию. Такую возможность Гейб даже не рассматривал. Он был готов сделать все, лишь бы знать, что она никуда не уйдет.

— Я тоже рад, что ты со мной, — сказал он тихо.

Миа надела куртку, собираясь покинуть квартиру Гейба. Тот не обрадуется, когда она явится в офис. Утром он, уходя, строго-настрого велел ей оставаться в постели и отдыхать.

Он думал, что она заболевает, грешил на простуду или желудочную инфекцию.

Большую часть дня она провела в оцепенении от страха. Паника была столь велика, что Миа не соображала, как быть. Срок истекал. Наступила пятница, и Чарльз ждал.

Под ложечкой ныло. Миа трясло, когда она спускалась вниз, садилась в машину и ехала в офис Гейба — свой офис.

Она взвесила все варианты и поняла, что может выбрать только один: поехать к Гейбу, рассказать ему правду и положиться на его возможности уладить дело. Предать его Миа даже не думала. Она не знала, есть ли у них будущее и какое, но сейчас им следовало перехватить инициативу, все рассказать Джейсу и лишить Чарльза преимуществ.

Вчера она улеглась в пижаме с длинными рукавами, сославшись на озноб. На самом деле она не хотела, чтобы Гейб увидел синяки, оставленные Чарльзом. Гейб обязательно заметил бы их и потребовал объяснений, но в голове у нее была каша, и Миа не могла начинать разговор, не подумав.

Она потерла руки сквозь плотную кожаную куртку. Машина ползла в утреннем потоке транспорта. Миа, покусывая губы, продолжала размышлять.

В воздухе снова висела дождевая морось. Не было ни снега, ни ветра, ни даже слякоти — лишь холод, сырость и серые тучи. Небеса грозили лопнуть в любой момент.

Они приехали. Миа быстро выбралась из машины и метнулась к дверям, чтобы снова не промокнуть. В лифте ее тревога усиливалась с каждым этажом.

Элинор была удивлена:

— Миа, мистер Хэмилтон сказал, что вам нездоровится и вас сегодня не будет. Вам стало лучше?

— Чуть-чуть, — слабо улыбнулась Миа. — Гейб у себя?

Элинор кивнула.

— Пожалуйста, не переключайте на него звонки, пока он не скажет, что освободился, — негромко попросила Миа. — Нам нужно обсудить серьезное дело.

— Конечно, — кивнула Элинор. — Если вам понадобится ланч, позвоните мне, и я закажу.

Последнюю фразу Миа оставила без внимания. Она устремилась к кабинету Гейба, испытывая нарастающий ужас. Ей была ненавистна сама мысль, что придется рассказывать Гейбу о снимках, показанных Чарльзом. О его угрозах. Ей отчаянно не хотелось ворошить случившееся в Париже. Они с Гейбом предали это забвению.

Услышав шаги, Гейб недовольно сдвинул брови. Он оторвался от бумаг, но при виде Миа сразу вскочил из-за стола и набычился:

— Миа? Какого черта ты здесь делаешь? Все в порядке? Ты должна была лежать.

Он обнял Миа за плечи, прижал к себе и вгляделся в ее лицо, словно пытался распознать симптомы.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — пролепетала Миа. — Насчет вчерашнего дня… и того, что случилось на самом деле.

Гейб отстранился, чтобы лучше ее видеть, и ужаснулся выражению ее лица. В висках застучало. Он испугался. С Миа творился какой-то кошмар. Такого еще не бывало. Казалось, она провела бессонную ночь. Она была измучена и сломлена.

Он вспомнил, как накануне ему почудилось, что она плакала. И вот она признается: стряслась какая-то беда.

— Присядь, — выдавил Гейб.

Он потянул Миа к дивану, но она замотала головой и даже вырвала руку.

— Я не могу сидеть, Гейб. Я слишком волнуюсь. Стоя мне легче говорить. Я должна рассказать тебе все и молюсь, чтобы ты не разозлился — на меня.

Теперь Гейб забеспокоился всерьез. Он ничего не понимал, хоть убей. Вчера все было безоблачно — до ланча. Она ушла за едой и вернулась, промокшая до нитки, чуть ли не в шоке.

Он нахмурился сильнее, поймав ее ответный взор, — беззащитность светилась в нем, как маяк. Она боялась. Он содрогнулся, поняв, что страх внушал либо он сам, либо его реакция на ее рассказ.

Стремясь разрядить атмосферу, Гейб провел по рукавам ее куртки и чуть сжал ей плечи. Она вздрогнула и быстро отдернула руку, мгновенно зажав место, к которому он прикоснулся.

Какого черта?

— Сними куртку, — сказал он твердо.

Миа переминалась с ноги на ногу, шумно дыша. В глазах сверкнули слезы, приведшие его в ступор.

Не желая ждать ни секунды, Гейб стал раздевать ее сам — стянул куртку с плеч, затем взялся за рукава. Миа не сопротивлялась, но отводила глаза. И вот куртка упала на пол. Гейб сразу увидел плечо. Рукава кофточки были короткими, скрыть синяки уже было невозможно.

Он выдохнул, взирая на багровые кровоподтеки, и хотел было дотронуться, но не стал, опасаясь сделать ей больно.

Взяв Миа за другую руку, он увлек ее к свету:

— Что случилось?

Гейб осторожно прикоснулся к отметинам, и в висках у него застучало, когда он осознал, что те отчаянно похожи на отпечатки пальцев, как будто кто-то схватил Миа за руку и держал. Мужская рука.

По щеке Миа скатилась слеза, и она быстро утерла ее свободной рукой. Гейба сковал страх. Что с ней случилось? Ужас, поселившийся внутри Гейба, растекся ядовитым туманом.

— Кто это сделал?

Голос Гейба звучал тихо и угрожающе. Он еле сдерживался. Он собирался найти и убить скота, посмевшего обидеть его Миа.

— Чарльз Уиллис, — прошептала Миа.

— Что?!

Его вопрос прозвучал как взрыв, и Миа вздрогнула. Она положила руку Гейбу на грудь. Тот трясся от ярости, и Миа это знала. В ее глазах, полных слез, стояла мольба.

— Я столкнулась с ним на улице, когда возвращалась из закусочной. Неподалеку от наших дверей. Он потребовал от меня сведения о стоимости заявок на строительство парижского отеля. Он сказал, что снизит цену, чтобы обойти конкурентов, и тебе придется отдать контракт ему, невзирая на ваши трения.

Гейба охватило дурное предчувствие.

— И ты отдала ему эти сведения? — спросил он.

«Неужели она из-за этого весь вечер была сама не своя? Боялась, что я разозлюсь на нее?»

— Нет! — почти закричала Миа.

Негодование было неподдельным, ее шокировал сам вопрос.

— Так это он схватил тебя за руку? — осведомился Гейб. — Да я убью его!

— Это не все.

Миа отвернулась и обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.

— Он угрожал мне, Гейб. И показывал… снимки.

— Какие еще снимки?

Она вновь обратила к нему лицо, полное боли.

— Наши снимки, — ответила она, давясь словами. — С того вечера. Я связанная, на коленях, когда ты… мне в рот.

Теперь Миа тряслась с головы до пят, особенно руки. Казалось, она вот-вот лишится чувств.

— Было и другое фото. Я на столике, а он… сует…

— Сукин сын!

Гнев Гейба уподобился шторму. Миа попятилась, вновь обхватив себя за плечи.

— Он с-сказал… если я не д-дам ему сведения, он р-разместит эти с-снимки везде. Грозил рассказать Джейсу. И разорить тебя.

Гейб оцепенел. Он даже не мог сообразить, что сказать, хотя напрашивалось множество слов. Ярость мешала ему думать. Он пригладил волосы, потом провел рукой по лицу, пытаясь оценить степень угрозы.

Миа бросилась к нему, на ее лице ясно читались мольба и искренность.

— Гейб, я должна была тебе это рассказать. Должна была приехать и рассказать. Я не могла и не хотела тебя предавать. Но у него есть снимки. Понимаешь? У него есть снимки! Он был зол и в отчаянии. Он дал мне срок до выходных. Сегодня последний день, когда я могу позвонить.

Гейб уронил руку. Он ошеломленно смотрел на Миа. Она не предала его. Она мучилась весь вечер, но сегодня все рассказала. Ее глаза умоляли его что-нибудь сделать. Боже, она продолжала верить ему даже после того, что он сделал с ней в Париже. Это его вина. Он виноват в том, что эта сволочь наснимала ее в недопустимом виде.

Сердце Гейба бешено стучало, готовое выпрыгнуть. Другие на месте Миа предали бы его не задумываясь. Даже если бы Миа, спасая себя, выдала Чарльзу эти чертовы сведения, Гейб и тогда не имел бы права роптать. Но Миа этого не сделала. Она пришла к нему, она рассказала ему все, хотя и понимала, что страшно рискует.

Это не укладывалось в голове. Он стоял и, затаив дыхание, смотрел на Миа. Он узнал о ее поступке, но пока не мог осмыслить его величия.

Она выбрала его, Гейба. Выбрала вопреки опасности бесчестья и унижений. Она предпочла его Джейсу.

Боже, она простила ему то, что не заслуживало прощения. Вместо того чтобы рассвирепеть и оскорбиться при виде снимков, где были в подробностях запечатлены вещи, которые проделывал с нею Гейб, она выбрала верность ему, пришла к нему в надежде, что он все уладит и защитит ее!

Такая вера ошеломила Гейба. Люди не раз предавали его, и он к этому привык. От большинства он и не ждал иного. Если бы и Миа, защищая себя, тоже пошла на предательство, он бы не стал ее винить.

Но она не сделала ничего подобного, а явилась к нему — оскорбленная, испуганная, растерянная. Гейб не заслуживал и капли ее доверия, и все же она пришла.

Не в силах больше вынести ее страх и смятение, Гейб быстро притянул Миа к себе и обнял так крепко, что чуть не задушил в объятиях. Он зарылся лицом в ее волосы, закрыл глаза и вдыхал ее запах, пропитываясь ею.

Она отпечатывалась во всем его существе стойким, несмываемым клеймом.

— Миа, дорогая моя, милая Миа, — прошептал Гейб. — Я так тебя подвел, а ты все равно мне поверила и пришла.

Миа отстранилась от него, и между ними вновь возникла ненавистная дистанция. Она обезумела от горя и страха. Неудивительно, что вчера она находилась в шоке. Эта скотина не только сделал ей больно, но вдобавок унизил и напугал.

— Я не могла тебя предать, — выдавила Миа. — Боже, Гейб, я пропала. Тебе это ясно? Если бы я передала Чарльзу сведения, ты бы вырезал меня из жизни, как хирург скальпелем удаляет злокачественную опухоль. Теперь он нас опозорит. Джейс все узнает, вашим делам и дружбе конец. Не говоря о том, что скажут о тебе. Судя по этим снимкам… — Она замолчала, борясь с подступающими рыданиями. Потом проглотила комок, пытаясь собраться. — Выглядит так, будто ты заставляешь меня… и видно, чем ты занимаешься… Это черт знает что, а не снимки.

Гейб уже знал, что делать, и мысль пронеслась в мозгу, подобно неуправляемому товарняку. Но Миа должна была успокоиться. Она нуждалась в нем и его утешении.

Она верила ему, как никто, безоговорочно, и Гейб знал, что будет проклят, если обманет ее.

— Я все улажу, — сказал он тихо. — Не надо переживать. Выкинь это из головы.

В ее глазах мелькнуло облегчение и зажглась надежда. Миа больше не отводила взгляд. По ее щекам тянулись две мокрые дорожки, и Гейб вытер их, а затем поцеловал. Он вдыхал ее аромат, вкушал ее сладость. Его поцелуи убрали следы слез. Он целовал ее веки, губы, щеки и снова губы.

Но стоило ему отстраниться, и Миа разрыдалась по-настоящему. Ей было не сдержаться. Слезы текли рекой. Она стояла, понурив плечи. У Гейба разрывалось сердце.

— Миа, маленькая моя, дорогая, не плачь, — уговаривал он.