Адриенна Бэссо - Возлюбленная горца

Джоан снова подняла голову и с любопытством взглянула на кузину.

– А ты изменилась, Давина… Раньше ты пугалась собственной тени, а сейчас готова бросить вызов одному из самых влиятельных придворных. И самому безжалостному, – в задумчивости добавила Джоан. – Что ж, спасибо, конечно, но с этим ничего нельзя сделать.

С этими словами Джоан встала из-за стола. Она старалась держаться с достоинством. Очень старалась. Даже покраснела от усилий. Давина же со вздохом опустила взгляд. Ей было до боли жаль кузину, но она знала, что сильнее всего гордячку Джоан ранило сочувствие.

Вскоре в зал вошел Джеймс и, осмотревшись, спросил:

– Где Джоан?

– Пошла к себе отдыхать, – ответила Давина и, предупреждая дальнейшие вопросы, с тревогой добавила: – Я, кажется, выяснила истинную причину ее пребывания здесь. Она сбежала от мужа.

Джеймс усмехнулся и спросил:

– Что, не получилось сделать из него подкаблучника?

– Нет, Джеймс, все гораздо серьезнее. Он бьет ее, и, я думаю, бьет часто и очень жестоко. Я признаю, что Джоан – не самая уживчивая из женщин, но это не дает ему права ее бить. – Помолчав, Давина продолжала: – Да, я до сих пор злюсь на нее, и в то же время я не могу ее не жалеть. Она о себе почти ничего не говорила, разве что несколько слов, но при одном упоминании его имени лицо ее делалось белым. Ни один порядочный мужчина не станет бить женщину, как бы он на нее ни злился. Тем более не станет бить жену.

– И все же ты не можешь не признать, что твоя кузина и святого до греха доведет, – проворчал Джеймс.

– Она по-другому не может. Такая уж уродилась. К тому же ее всю жизнь баловали, каждое ее желание исполняли.

– Неужели ты ее защищаешь?! – изумился Джеймс. – Она никогда не стала бы за тебя заступаться.

– Страх делает ее надменной и холодной. Но теперь, когда я смотрю на нее, мне становится даже немного стыдно. У меня-то есть добрый и любящий муж, и у меня – счастливая жизнь. А у Джоан нет ничего, кроме сердечной боли.

– А как же ее ребенок?

– Она ничего не говорила о своем сыне.

Джеймс в задумчивости провел ладонью по подбородку.

– Ей наверняка пришлось оставить сына с мужем, – сказал он. – Если твои подозрения верны и если твоя кузина действительно сбежала, она не посмела бы увезти с собой сына и наследника Фрейзера.

Немного помолчав, Давина спросила:

– Мы можем приютить ее у себя?

Джеймс даже рот открыл от удивления.

– Клан Фрейзера – очень влиятельный. Я не хочу превращать его в своего личного врага.

– Фрейзер ни о чем не узнает. Я не думаю, что он станет искать Джоан здесь, у нас. Пусть останется хотя бы еще на несколько недель, – упрашивала мужа Давина.

– Хорошо, я подумаю. А пока поешь то, что я принес.

– У меня совсем аппетит пропал, – со вздохом сказала Давина. Ответ Джеймса ее разочаровал, но в глубине души она знала, что волноваться не стоило. В мускулистой груди сурового воина билось доброе сердце, и Давина нисколько не сомневалась: Джеймс не бросит Джоан в беде, если она, его жена, будет за нее просить.

– Пока не поздно, нам надо решить, где мы сегодня будем спать, – сказал Джеймс, жестом подозвав к себе ни на что не годного кастеляна.

– Покои лэрда находятся на самом верху северной башни, – вмешавшись, сказала Давина. – Мы поселимся именно там.

Смотритель замка побледнел.

– Но эти комнаты стоят нежилыми уже больше десяти лет, миледи. Они нуждаются в тщательной уборке.

– Мы сейчас же хотим их осмотреть, – заявила Давина.

Минуту спустя, держась за руки, молодые супруги уже поднимались по деревянным ступеням. Лестница была плохо освещена – лишь через узкие бойницы в каменных стенах сюда проникал дневной свет, – но Давина неплохо помнила дорогу, и полутьма не стала им помехой.

На самом верху хотелось зажать нос от сильнейшего запаха плесени, но возвращаться супруги не пожелали. Сделав еще шаг-другой, Давина надавила на дверь, и та со скрипом отворилась. Как и предупреждал смотритель, здесь царила мерзость запустения. Джеймс отодвинул меховой полог, закрывавший окно, и перед ним поднялось облако пыли. Тут ужасно пахло сыростью, пылью и грызунами. У стены слева от двери стояла огромная кровать под дырявым балдахином, а у противоположной стены – стол и стул, причем у стула одна ножка была короче трех остальных.

Давина подошла к кровати и увидела, что из матраса торчали клочки шерсти – его основательно погрызли мыши или крысы. Джеймс молча шагал следом за женой; когда же она оглянулась и взгляды их встретились, оба молча вздохнули, так как подумали примерно одно и то же… Повсюду грязь, вонь и разложение… Хватит ли у них сил на то, чтобы вернуть к жизни это забытое богом место?

– А у меня были такие приятные воспоминания об этой комнате, – пробормотала Давина. – Конечно, она никогда не отличалась роскошью, но была теплой и уютной. И здесь всегда было тихо и спокойно. На стенах висели гобелены, а над кроватью – балдахин из красного бархата. Моя мама очень гордилась этим красным бархатом. Она сама шила из него балдахин вместе со своей матерью и сестрами, и он был частью ее приданого.

– Сегодня ночью мы будем спать здесь, – объявил Джеймс.

Давина поморщилась и проговорила:

– Наверное, нужна целая армия слуг, чтобы навести тут порядок. И не меньше месяца времени.

– Значит, поднимем армию. Смотрителя замка ко мне! – зычным голосом заорал Джеймс.

И смотритель почти тотчас же примчался. Джеймс давал ему указания, и с каждым новым приказом физиономия кастеляна все больше вытягивалась, а глаза наполнялись ужасом. Но, как бы то ни было, возражать хозяину он не решался.

Когда они вновь остались наедине, Джеймс заключил Давину в жаркие объятия, и она была благодарна мужу за то, что он помог ей восстановить душевное равновесие как раз в тот момент, когда она больше всего нуждалась в его поддержке.

– Это все мелочи, – сказал он. – Не беспокойся, все устроится.

– Да, Джеймс, – прошептала Давина. – Пока мы вместе, мы непобедимы.

– Хорошо сказано, любимая. – Джеймс поцеловал жену в лоб.

И все же на следующее утро он послал в замок Маккены гонца с просьбой прислать подкрепление.

– Милая, ты не спишь?

Давина повернулась на бок, поправила подушку и вздохнула.

– Прости, Джеймс. Я тебя разбудила, да?

– Да, разбудила. А мне так сладко спалось… Видно, я плохо исполняю свой супружеский долг, если ты до сих пор не устала.

Давина убрала руку мужа со своей обнаженной груди и пробормотала:

– Джеймс, я открою тебе большой секрет… Знаешь, не все проблемы решаются в постели. – Хорошо, что в темноте он не увидел, как вспыхнули при этих словах ее щеки. Они были женаты уже больше шести недель, а она все еще смущалась, когда муж проявлял настойчивость. И, что еще хуже, Джеймса ужасно забавляла ее привычка смущаться и краснеть, и он постоянно подтрунивал над ней по этому поводу. В принципе, Давина ничего не имела против его шуток, но сегодня – совсем другое дело. Сегодня она была слишком расстроена…

– Не обижайся, я просто попытался тебя отвлечь, – сказал Джеймс, обнимая ее. – С тех пор как мы приехали сюда, ты спишь только урывками.

– Да, верно. И мне ужасно неловко перед тобой за то, что мешаю тебе спать.

– Ничего, такое у всех бывает, – с сочувствием сказал Джеймс.

– Если судить по твоему храпу, у тебя здесь со сном все в полном порядке, – поддела его Давина.

– Видишь ли, когда годами живешь на войне, приучаешься спать в любых условиях. Мои братья по оружию рассказывали, что видели меня спящим стоя. – Джеймс чмокнул жену в лоб. – Тебе просто надо время, чтобы привыкнуть.

– Замок Маккены тоже был для меня новым местом, но там у меня таких трудностей со сном не было, – возразила Давина. Да, там трудностей не было, потому что замок Маккены оказался просто новым для нее местом, а Торридон был местом исполнения ее самой заветной мечты – мечты о счастье, мечты о доме. И она очень огорчилась, обнаружив дом своего детства в столь ужасном запустении. Но Давина верила, что все можно поправить, если по-настоящему захотеть и, конечно, не бояться самой тяжелой работы.

Целыми днями Давина трудилась не покладая рук, и едва ли не каждую ночь они с Джеймсом любили друг друга до изнеможения. Казалось бы, при такой жизни она должна была спать как убитая, но нет, с каждым днем чувство необъяснимой тревоги становилось сильнее.

Похоже, Джеймс тоже чувствовал неладное, хотя и не говорил ей об этом. Иначе зачем он попросил отца прислать сюда подкрепление? Но приезд Малколма стал сюрпризом для них обоих – Джеймс не ожидал, что старший брат, откликаясь на его просьбу о помощи, лично сюда приедет.

– Может, это из-за Джоан? – предположил Джеймс. – Тебе неприятно, что она живет с нами под одной крышей, но ты боишься себе в этом признаться. Отсюда и бессонница.

Давина тихо вздохнула.

– Да уж, меньше всего я ждала встретить здесь свою «милую» кузину. Но все же я чувствую, что дело не в ней.

Джеймс крепче прижал ее к себе, и она зажмурилась от удовольствия. Но удовольствие от любовных объятий не имело ничего общего с душевным покоем, которого ей как раз и не хватало.

Тут Джеймс вдруг погладил ее по ягодицам, и Давина тотчас же заерзала и пробормотала:

– Джеймс, а дальше?… Зачем ты остановился?

– О господи, Давина, ведь ты только что говорила, что не все проблемы решаются таким способом.

Схватив мужа за плечи, она с силой встряхнула его и проворчала:

– Скажи мне, Джеймс Маккена, ты что, всегда слушаешь свою полоумную жену?

Джеймс тихо рассмеялся, на что она и рассчитывала, и поцеловал ее в губы. Всего лишь несколько поцелуев – и оба почувствовали его страстное желание.

Давина тотчас же улеглась на спину, предвкушая приятную тяжесть его тела. Джеймс приподнялся над ней на локтях, и Давина, погладив его по груди и животу, сомкнула наконец пальцы вокруг его возбужденной плоти. Но они совсем не торопились – любили друг друга нежно и долго, и это было очень даже приятно. Они достигли пика почти одновременно, и Давина, почувствовав в себе его семя, едва не прослезилась от нахлынувших чувств. Ей хотелось, чтобы его семя поскорее дало в ней росток новой жизни. Она мечтала о ребенке, мечтала о том, чтобы у них с Джеймсом была настоящая, полноценная семья.

Шею ее согревало дыхание мужа, и она наконец-то почувствовала долгожданную сонную истому. Уже засыпая, Давина бросила взгляд на горку раскаленных угольков в топке камина… и вдруг поморщилась.

– Джеймс, ты не чувствуешь запах дыма? – спросила она.

Муж что-то невнятно промычал в полусне, потом пробормотал:

– Дым?… Да, я чувствую запах дыма. – Он чуть приподнялся и втянул носом воздух. – Черт возьми, Давина, ты права! Надень что-нибудь. Надо разбудить людей и выбираться отсюда.

Давина тотчас же бросилась к сундуку и вытащила первую попавшуюся рубаху. То была рубашка, сшитая специально для медового месяца – чтобы радовать глаза мужа, а не посторонних мужчин, – но ей сейчас было не до приличий.

Поверх сорочки из тонкого батиста Давина набросила теплый плащ. А Джеймс, уже натянувший штаны и тунику, схватил жену за руку, и они оба босиком помчались к двери. Джеймс распахнул ее – и на них сразу пахнуло жаром. От запаха паленого дерева оба закашлялись. В конце коридора полыхал настоящий пожар с клубами черного дыма. Огонь гудел, и то и дело слышался треск дерева.

– Лестница в огне! – закричала Давина и зажала ладонью нос и рот. Развернувшись, она лихорадочно искала какой-нибудь другой выход, хотя прекрасно знала, что выхода нет. – О боже, мы в ловушке!

Джеймс развернулся, побежал обратно в спальню и тотчас же вернулся с гобеленом в руках. Крепко ухватившись за него, он принялся сбивать пламя. Давина же, последовав его примеру, тоже побежала в спальню, схватила первое, что подвернулось под руку, – подушку, и бросилась на помощь мужу.

– За волосами следи! – крикнул Джеймс.

Давина потратила драгоценные минуты на то, чтобы заплести косу. Вдвоем они смогли затушить один лестничный пролет, но огонь уже перекинулся на деревянные перила галереи.

У Давины слезились глаза и першило в горле. Руки ее уже с трудом поднимались, но она, преодолевая боль, не отставала от мужа – сбивала пламя, борясь за жизнь и за свой дом.

– Сэр Джеймс!.. – послышался голос по ту сторону горящей лестницы. – Помощь уже идет! Люди из деревни несут ведра и воду!

– Колин, это ты?! – крикнула Давина, узнав голос пажа.

– Да, миледи!

– Колин, осторожнее! Не подходи слишком близко к огню!..

– Я увидел пожар и поднял всех в доме! – крикнул мальчик.

– Нас подожгли? – спросил Джеймс.

– Не могу сказать, – ответил паренек. – Сэр Малколм на стене вместе со стражниками, но я не слышал, чтобы трубили боевую тревогу.