— Я знаю, что она любит меня; я чувствую это здесь, — сказал он, прижимая руку к серд­цу. — Я провел с ней слишком мало времени. Еще немного — и я научу ее не только любить, но и доверять.

— Она только сильнее разозлится, если ты останешься.

— Я не могу ее покинуть.

— К победе не всегда ведет прямой путь. — Эйслинг взяла его под руку. — Идем.

Медальон на его груди, около того места, где находилось разбитое сердце, нагрелся.

— Нет!

Эйслинг щелкнула пальцами, и они исчез­ли. Залитая солнечным светом комната опу­стела.

Глава 26

Остин Синклер стоял на каменных плитах в оранжерее Генри Тэйера и любовался нежной белой орхидеей, внимательно рассматривая, как бледные розовые прожилки бегут по изо­гнутым лепесткам, и не пропуская ни одной точечки пыльцы на изящном желтом пестике, как будто до этой минуты никогда в жизни не видел орхидею.

Аромат цветка долетал до него по воздуху, который прилипал к коже, как мокрый шелк. Все его чувства были более обострены, чем когда-либо в жизни, благодаря силе, текущей в нем, хотя от бурного потока тепла и света, который он ощущал, когда Коннор взял его за руку, остались только бледные воспоминания.

— Вы говорите, что кто-то стрелял в Сидхе?- Фрейзер Беннетт пошевелился в плете­ном кресле, заскрипевшем под его тяжес­тью. — Он выживет?

— Да, выживет. — Остин взглянул на Фрейзера, который вместе с Генри сидел за круглым плетеным столом в нескольких футах от него. — И я уверен, ему будет очень ин­тересно узнать, кто в него стрелял.

Фрейзер отхлебнул чай из чашки.

— Вы думаете, он начнет розыски? Остин гладил пальцами нежные лепестки орхидеи.

— Фрейзер, если бы вас пытались убить, вам не было бы интересно узнать, кто на вас покушался?

— Конечно. — По щеке Фрейзера сбегала струйка пота. — У вас есть какие-нибудь до­гадки, кто мог это сделать?

— Есть. — Остин улыбнулся, глядя на Фрейзера и пытаясь проникнуть за его защи­ту. — А у вас?

— Это мог быть грабитель. — Фрейзер опустил глаза. — А может быть, Фи­липп Гарднер захотел избавиться от соперника.

— А может быть, некто захотел «уничто­жить угрозу», — добавил Остин тихим и ров­ным голосом.

Фрейзер вскинул голову и посмотрел на Остина расширенными глазами.

— Неужели вы полагаете, что это сделал я? Остин беззвучно подошел к столу.

— Фрейзер, где вы были сегодня утром? Фрейзер взглянул на Генри, который сидел, оперевшись подбородком на руки, и безраз­лично смотрел на них.

— Спал в своей кровати.

— Экономка сказала мне, что видела, как вы выходили из дома на рассвете, — сообщил Остин.

— Правда? — Фрейзер ослабил узел белого галстука. — Я понятия не имел, что было так рано. Я плохо сплю и часто выхожу гулять, когда меня что-нибудь беспокоит.

Остин положил руки на спинку плетеного кресла, не сводя с Фрейзера ледяного взгляда.

— А беспокоило вас присутствие Туата-Де-Дананн в Бостоне.

— Да, совершенно верно. — Фрейзер дос­тал носовой платок и вытер пот с губ. — Но я не пытался убить его.

Остин обхватил пальцами спинку кресла.

— Куда вы ходили утром?

— Гулял.

— По Общинному Лугу?

— Нет. — Фрейзер вытер пот со лба. — Я ходил к реке.

— Вы видели Коннора? Фрейзер отрицательно покачал головой. Остин мгновение разглядывал его, не в си­лах прочесть чувства, скрытые за темной сте­ной в душе Фрейзера.

— Коннор обладает потрясающей способ­ностью читать мысли людей. Я уверен, что он захочет встретиться с вами, когда окончатель­но поправится.

Фрейзер поцокал языком.

— А я не хочу с ним встречаться.

— Если он решит с вами встретиться, Фрейзер, — Остин улыбнулся, — у вас вряд ли будет выбор.

— Генри, а мне казалось, что операцию возглавляете вы. — Фрейзер переместился на самый край кресла, как будто хотел сбежать. — Вы так и собираетесь сидеть и позволять этому человеку угрожать мне?

— Фрейзер, если вы невиновны, то вам не­чего бояться. — Генри склонил голову, прижав губы к пальцам. — Если же вина лежит на вас, то сомневаюсь, что на земле отыщется место, где вы сможете спрятаться от чародея.

— Я не собираюсь быть принесенным в жертву этому чудовищу. — Фрейзер встал, ударившись о стол, отчего задребезжали чаш­ки на блюдцах. — Я возвращаюсь в Авилон.

— Уверен, что правящий совет задаст вам несколько вопросов, — сказал Остин. — Осо­бенно после того, как там получат мой доклад.

— Совет мне не страшен. — Фрейзер по­вернулся и направился к двери, ведущей в биб­лиотеку Генри, нырнув в густые заросли. Ба­нановые и пальмовые листья закачались за его спиной.

Генри откинулся в кресле.

— Вы действительно полагаете, что в Коннора стрелял Фрейзер?

— Я не уверен. — Остин улыбнулся. — Но я знаю, что правящий совет сумеет выяснить правду. И я намереваюсь приложить к этому все усилия.

—Я не понимаю… — Софи недоуменно смотрела на Лауру. — Почему ты передумала?

— Я поняла… — Лаура отвернулась от тет­ки, пытаясь найти слова, чтобы объяснить необъяснимое. Как она объяснит, что полюбила человека, который вовсе не человек? Она опус­тилась в кресло-качалку около камина в биб­лиотеке и уставилась на огонь, пылающий в камине. — Я поняла, что сделала ошибку.

— Ошибку? Сегодня утром ты с нетерпени­ем ждала свадьбы с Коннором. А вечером мы узнаем, что свадьба отменяется.

Поленья трещали, пожираемые огнем. Красные, оранжевые и желтые языки лизали обуглившееся дерево. Лаура протянула руки к камину, пытаясь растопить мороз в своей душе, обжигающий лед, в который преврати­лись обломки разбитых надежд, безжизненно давящие на сердце.

— Я просто поняла, что нам с Коннором нельзя быть мужем и женой.

Софи взяла своими теплыми руками холод­ные руки Лауры.

— Посмотри на меня, дорогая.

Лаура мгновение колебалась, но потом взглянула на Софи. Пламя мерцало на лице тетки, высвечивая каждую морщинку беспо­койства, прорезавшую ее лоб.

— Пожалуйста, не смотри на меня так оза­боченно. Я в полном порядке.

Софи крепко стиснула руки Лауры.

— Что заставило тебя передумать?

Лаура смотрела на камею из слоновой кос­ти, прикрепленную к малиновому платью на груди Софи.

— Я поняла, что Коннору нет места в этом веке и в моей жизни.

Софи нахмурилась.

— Ты чего-то не договариваешь.

Лаура вырвала руки из теплых ладоней Софи.

— Я не хочу об этом говорить.

— Понятно. — Софи отвела взгляд от Ла­уры, посмотрев на старинные часы на стене, и ее губы задрожали. — Ты мне не доверя­ешь.

— Не в этом дело.

— А я думала, что мы стали близкими друзьями.

Лаура потерла пальцами виски, чувствуя, как стучит в венах кровь.

— Я не могу выйти замуж за Коннора, потому что… он не человек, — произнесла она шепотом.

— Как ты можешь говорить такие слова?!

— Он сам признался. Он колдун или что-то в этом роде.

— Колдун? …

Лаура кивнула:

— Это он вылечил глаза Меган.

— Господи помилуй! — Софи прижала пальцы к губам, ее глаза широко раскрылись, как у ребенка утром в Рождество. — Он об­ладает удивительным даром. Подумать толь­ко, он сумел вернуть маленькой девочке зре­ние!

Порыв ветра ударил в окно, швырнув в стекла снегом. Лаура потерла ладони.

— Он влиял на мой разум.

— Не верю.

— Но это так. Он наложил на меня какое-то заклятье, и я превратилась в совершенно другую личность. Он вторгается в мои сны, внушает мне самые распутные мысли и фан­тазии. — Лаура обхватила себя руками, сгор­бив плечи от боли, которую доставляли ей воспоминания. — Ты не представляешь себе, какими постыдными вещами я занималась.

Софи откинула прядь волос с лица Лауры, окутывая ее запахом летних роз, испарявшим­ся вместе с теплом с ее кожи.

— Пожалуй, представляю.

Лаура смотрела на огонь, стыдясь поднять глаза на Софи, стыдясь показать правду, та­ящуюся в них, — эти мгновения с Коннором были самыми счастливыми в ее жизни. Она пыталась отыскать в себе стыд, но находила только боль, мучительное вожделение к Коннору — доказательство того, как сильно она подпала под чары колдуна.

— Я позволяла ему то, что не позволит себе ни одна приличная женщина. Я больше не… девственница.

Софи положила руку на плечо Лауры.

— В том, что происходило между тобой и Коннором, нет ничего стыдного, если вы любите друг друга и собираетесь провести вместе всю оставшуюся жизнь.

— Разве вы не видите? — Лаура старалась справиться с горькими слезами, щиплющими ей глаза. — Он околдовал меня. Только так я могу объяснить мое поведение в последние дни. И только так я могу объяснить свои ны­нешние чувства. Меня как будто разрывают на части.

— Я могу назвать другую причину. — Со­фи погладила тыльной стороной ладони хо­лодную щеку Лауры.

— Какую?

— Любовь.

«То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе… заклятье любви», — эхом звучали в ее памяти слова Коннора. Лаура закрыла глаза, пытаясь ото­гнать видение его лица с прекрасными, синими глазами, в которых сверкала причиненная ей боль. Но это видение обжигало ей память.

— Это не может быть любовью.

— Почему? Потому что тебе больно? Лаура кивнула.

— Такова любовь, мое милое дитя. Ничто иное не может так сильно жечь душу, как боль любви, не находящей ответа.

— Это самое настоящее колдовство. Он околдовал меня каким-то темным заклинани­ем. — Лаура вздрогнула от мрачного завыва­ния ветра за окном. — Он не человек. Он — чудовище. Он — какое-то неизвестное сущес­тво.

— Чудовище? Неизвестное существо? — Софи с удивлением смотрела на Лауру. — Как ты можешь говорить такие слова об этом ми­лом молодом человеке? Ты видела его сегодня утром. Ты обнимала его, чувствовала рукой тепло его крови, рыдала, думая, что он может умереть. Как ты могла сидеть у его постели, а теперь говорить, что он не человек?

— Человек умер бы от такой раны.

— Я согласна, Коннор иной, чем мы, и спо­собности у него иные. Но неужели это делает его чудовищем?

Как чудовище могло прикасаться к ней с та­кой нежностью? Как чудовище могло смотреть на нее небесно-синими глазами? Лаура покача­ла головой, отвергая все, кроме того, что он заставил ее чувствовать сейчас, — что она ум­рет, если расстанется с ним.

— Да, у него есть способность околдовать меня.

— А я? Я тоже чудовище?

— Вы? — Лаура недоуменно взглянула на тетю. — Конечно, нет.

— Но я тоже умею колдовать. — Софи по­жала плечами, и на ее губах появилась застен­чивая улыбка. — Может быть, очень неважно, но я тренируюсь.

— Это другое дело.

— Почему? Не знаю, может быть, нужно поведать твоему отцу о моей истинной при­роде, чтобы ему потом не пришлось сожалеть, что он женился на ведьме.

— Тетя Софи, нет! — Лаура схватила Софи за руку. — Вам нельзя говорить ему правду!

— Ну и ну. — Софи вздернула подбородок. — Ты думаешь, что он может отказаться от меня?

— Трудно сказать, как он поступит.

— Если он любит меня, он примет меня такой, какая я есть. — Софи глубоко вздохну­ла, расправив стройные плечи. — Не думаю, что у супругов могут быть какие-то тайны друг от друга. Наверно, пора сказать ему правду.

— Пожалуйста! — Лаура схватила Софи за руку. — Не делайте этого!

— Подожди здесь, — Софи похлопала Ла­уру по руке. — Я хочу, чтобы ты осталась и оказала мне моральную поддержку.

— Дэниэл, садись и послушай, что я тебе скажу, — пригласила Софи, указывая на кресло напротив Лауры.

Его лоб прорезали хмурые морщины.

— В чем дело, Софи?

— Пожалуйста, сядь.

— Ну хорошо. — Он устроился в кресле, обтянутом шелком в белую и бордовую по­лоску, с видом человека, вызванного свиде­тельствовать в суде. — Судя по всему, дело серьезное.

Софи прижимала книгу заклинаний к груди, про себя молясь, чтобы Дэниэл все понял. Бо­же мой, он обязан понять! Она не могла поте­рять его — только не сейчас, после стольких лет ожидания!

— Да, серьезное.

Дэниэл почесал шею, взглянул на Лауру и снова на Софи.

— Может быть, ты передумала, любимая?

— Никогда!

Тогда он улыбнулся, и на правой щеке у не­го появилась ямочка.

— Значит, в чем бы ни было дело, все не так ужасно.

— Надеюсь, что ты прав. — Софи взгля­нула на Лауру, которая качала головой, без­молвно умоляя тетю молчать. — Не волнуйся, дорогая.

Дэниэл взглянул на дочь. Лаура опустила глаза на свои стиснутые руки, избегая взгляда отца.

— Боюсь, что начать будет нелегко. — Со­фи подошла к столу, напротив которого сидел Дэниэл, и подняла стоявший на столе пресс для бумаг в форме клипера, который принад­лежал ее, отцу. Она хорошо помнила, как смот­рела на этот пресс в то утро, когда заявила отцу, что уезжает — в тщетной попытке спас­тись. Она так и не смогла сбежать из тюрьмы, которую любовь к Дэниэлу воздвигла вокруг ее сердца.