Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

И вот на субботнем ужине, за столом, кюре сообщил гостеприимному хозяину, что намеревается навестить родственников в Савойе.

– Я побуду у них две недели, – уточнил он.

Матильда испытала настоящее потрясение, поскольку Шарваз ни словом не обмолвился об этой поездке. Взволнованная и раздосадованная, молодая женщина как могла пыталась скрыть свои чувства.

– И когда вы уезжаете, отец Ролан? – спросил Колен де Салиньяк, не подозревая о том, что тот же вопрос обжигает прелестные губы его супруги.

– В понедельник. Завтра мне предстоит отслужить утреннюю службу, а вечером – мессу.

Матильда побелела как полотно. Сославшись на внезапную мигрень, она встала из-за стола и отправилась в кухню, где Сюзанна грела воду.

– Мадам, вам нездоровится? Вы такая бледная!

– Мне нехорошо, Сюзанна, пойду прилягу… Приготовь ромашковый настой и принеси его наверх, в спальню. И передай гостям мои извинения.

Кюре сразу же все понял. Его возлюбленная удалилась к себе, давая понять, что разгневана и опечалена. Поэтому он и решил объявить о поездке перед хозяевами дома и их гостями. То был способ избежать неприятной сцены.

«Матильде не следовало так себя вести! – разозлился он. – Будь я ее мужем, я бы что-то заподозрил!»

Он откланялся раньше обычного, к огромному сожалению доктора.

– Нам будет вас недоставать, мой дорогой друг!

Пожимая руку человеку, которому наставлял рога едва ли не ежедневно, Шарваз нехорошо усмехнулся. Но и теперь никто не обратил на это внимания.

* * *

Анни Менье приглядывала за тушившейся фасолью, когда в дверь пресбитерия постучали. Утренняя служба давно закончилась, и кюре в своей комнате собирал вещи в дорогу.

– Кто бы это мог быть? – пробормотала она, не спеша направляясь к двери.

И очутилась нос к носу со служанкой Салиньяков. Сюзанна протянула ей запечатанный конверт.

– Для вашего господина! – быстро проговорила девушка. – Мне велено подождать ответ.

– Тогда входите. Отец Ролан собирает багаж, но я его позову.

Сюзанна вошла в комнату и обвела ее презрительным взглядом. Судя по всему, уборкой служанка кюре особенно себя не утруждала. «Интересно, она сегодня заметала? В углу соломинка, а на буфете… Неужели пыль? Мадам права, эта толстуха – настоящая лентяйка! Или соврала насчет своего возраста, раз так быстро устает».

Анни, которая разговаривала с хозяином через приоткрытую дверь, обернулась и сделала знак подождать. Наконец она вернулась и подала девушке маленький синий конвертик.

– Вот ответ. Вам, наверное, надо спешить домой, мадемуазель Сюзанна, накрывать стол к обеду!

Молоденькая служанка как раз спускалась по лестнице пресбитерия, когда церковный колокол начал отбивать полдень.

В своей спальне Шарваз перечитывал послание Матильды, которое планировал спрятать в саквояже под нательным бельем и увезти с собой. Оставлять компрометирующее письмо в пресбитерии нельзя было ни в коем случае.

Любовь моя!

Почему ты поступил со мной так дурно? Если бы я раньше узнала, что ты планируешь уехать, я бы устроила так, чтобы мы хоть на час остались наедине. Ночью я почти не спала, но даже плакать не могу, чтобы не побеспокоить Колена.

Умоляю, дай мне возможность попрощаться, поцеловать тебя на прощание – десять раз, а лучше сто! Пожалей свою Матильду, приходи на заброшенную мельницу, что на берегу реки Бандиа, в четыре пополудни. Я буду ждать тебя.

На наше счастье, муж едет сегодня вечером на ферму к мсье Жаррону по делам и берет с собой Жерома.

Только твоя,

МатильдаНа заброшенной мельнице четыре часа спустя

Матильда беззвучно рыдала на плече у любовника. Мысль, что они не увидятся несколько дней, внушала ей ужас. Кюре явился на свидание хмурый и расстроенный. Не проронив и слова, он обнял ее, поцеловал, а потом уложил на старое сено, чтобы дать волю своему желанию, распаленному дурным настроением и страхом быть застигнутым на месте преступления.

Никогда еще Шарваз не обращался с ней так грубо, так жестко. Едва насытившись, он осы́пал Матильду упреками.

– Ты с ума сошла! Сегодня воскресенье, и местные мальчишки часто рыбачат на реке. Кто-то мог увидеть, как ты заходишь сюда, или увязаться за мной от самого дома.

– Прости, умоляю, прости меня! – шептала Матильда, обнимая его за шею. – Ролан, прошу, поклянись, что ты вернешься!

– Зачем мне исчезать? Мне здесь нравится, и я тебя люблю. Ну подумай сама! Две недели пролетят незаметно.

Молодая женщина крепко прижалась к его груди, чтобы поплакать всласть. Но кюре теперь думал лишь об одном – как бы поскорее вернуться домой, где ему предстояло подготовиться к вечерней службе.

– Будь благоразумна, Матильда! Мне пора, а ты побудь тут какое-то время – из соображений осторожности.

– Да-да, конечно, – пробормотала она. – Ролан, обещай, что поедешь к родителям в Савойю! Скажи, ты же не собираешься навестить ту даму, о которой рассказывал, – мадам Кайер в департаменте Сона и Луара? Я точно знаю, что вы переписываетесь, и ты часто о ней вспоминаешь!

– Было бы черной неблагодарностью с моей стороны ее забыть. Но ты не должна ревновать. Доверяй мне, и я тебя не предам.

Он поцеловал ее еще раз и покинул мельницу. Матильда завернулась в коричневую шерстяную накидку и снова заплакала.

Октябрьский ветер еще долго свистел меж отдельно растущих тополей, а с затянутого тяжелыми серыми тучами неба доносились крики воронья. Словно сама природа насмехалась над отчаянием покинутой красавицы…

Сен-Жермен, неделю спустя, в субботу 13 октября 1849 года

В день отъезда любовника Матильда объявила семье, что заболела. Вид у нее был жалкий, и сочувствующий супруг предписал ей продолжительный отдых и овощной бульон вместо лекарств.

– Жара у тебя нет, но постоянные головные боли меня беспокоят, – вздохнул он. – Побудь денек-другой в кровати. За Жеромом присмотрит Сюзанна.

Молодая служанка Салиньяков такому повороту событий только обрадовалась. Ей нравилось отводить мальчика в школу, потому что по дороге она могла поболтать с прислугой мэра, своей сверстницей, или, если повезет, повидаться с женихом. К слову, только она связала внезапное недомогание своей госпожи с отсутствием в городе отца Ролана.

В это утро, движимая чувством женской солидарности, она попыталась расшевелить и ободрить Матильду:

– Сегодня такой погожий день, мадам! Может, встанете и выйдете в сад прогуляться? Если долго сидеть взаперти, портится цвет лица и волосы становятся тусклыми. А вы у нас такая красавица…

– Ну и пусть!

– На вас это совсем не похоже, мадам! В следующую субботу у вас снова соберутся гости, ваш муж уже разослал приглашения. Сегодня ужин отменили, но через неделю соберутся все ваши знакомые, даже мсье кюре к тому времени вернется. Время идет быстро, вы и не заметите, как пролетит эта неделя.

– Господи, неужели уже суббота? Мне было так плохо, что я потеряла счет дням. Ты права, что тормошишь меня, Сюзанна! Подогрей воды, я приму ванну.

– А в полдень сходите к школе встретить Жерома. Он так обрадуется, что вы встали с постели, бедняжка. Я приготовлю то красивое синее бархатное платье с вышитым воротником.

Матильда отбросила теплое одеяло, в котором ей было уютно, как в гнездышке, и села. Отражение в зеркале большого платяного шкафа, стоявшего напротив кровати, привело ее в ужас.

– Ты права, я выгляжу ужасно! Просто ужасно!

* * *

Вечером, по возвращении из Ангулема, доктор был несказанно удивлен, увидев супругу в столовой. Она встретила его ласковой улыбкой.

– Колен, мне уже лучше. И я стыжусь, что так долго пренебрегала обязанностями хозяйки дома. Можешь не волноваться, голова у меня совсем не болит. Я даже забрала сегодня Жерома после занятий.

Хотя мигрени были плодом ее воображения, Матильде казалось, что она говорит чистейшую правду. Она грациозно встала и протянула к мужу руки.

– Как ты меня находишь?

– Ты, как всегда, прекрасна! Самая красивая женщина Франции! Глядя на тебя, дорогая, никто не скажет, что целую неделю тебе нездоровилось. Я очень рад, что ты поправилась.

Супруги обменялись легким поцелуем – их губы едва соприкоснулись, – после чего они с аппетитом поужинали. Сыну было позволено разделить с ними трапезу, чего обычно не случалось. За десертом мальчик похвастался, что оказал почтальону услугу.

– Какую же? – поинтересовался Колен.

– Он споткнулся на дороге, за монастырем, и растянул ногу, – начал рассказывать мальчик. – В сумке оставалось еще два письма, и он спросил, могу ли я отдать их служанке господина кюре, когда буду проходить мимо пресбитерия. Я не мог ему отказать, папочка. В катехизисе написано, что нужно помогать ближнему!

– Ты очень правильно поступил, сынок. Я тобой горжусь.

– А еще почтальон сказал, что костоправ вылечит ему ногу. Кто такой костоправ, папочка?

– Спроси завтра у учителя! – отрезал доктор сердито. – Мне очень жаль, что костоправы есть в этом мире, Жером. Зачем учиться много лет на медицинском факультете, если бо́льшая часть крестьян все равно предпочитает лечиться у всяких шарлатанов? А теперь доедай свое пирожное! Тебе давно пора спать!

Из этого диалога Матильда уяснила только одно: ее любовник получил два письма. «От кого? Откуда? – недоумевала она. – Что, если это от той дамы из департамента Сона и Луара?»

На следующее утро, томимая любопытством, она решила зайти в дом священника перед мессой, которую должен был служить кюре из соседнего городка под названием Фейад. Матильда пребывала в состоянии болезненного возбуждения, но постаралась выглядеть спокойно, когда говорила мужу:

– Вы с Жеромом подождете меня у церкви. Я обещала отцу Ролану заглянуть в пресбитерий и проверить, справляется ли прислуга со своими обязанностями. Думаю, мадам Анни обрадуется гостье. Целыми днями сидеть дома одной так скучно! Прихвачу с собой горшочек варенья. Мне кажется, она любит вкусно поесть.

– Если верить нашему другу кюре, выпить она точно любит, – ответил на это доктор. – А злоупотребление спиртным негативно сказывается на здоровье. Угости ее лучше грецкими орехами нового урожая. Если Анни Менье не перестанет выпивать и есть больше нормы, долго она не проживет! Но такая заботливость делает тебе честь, Матильда. Я всегда знал, что у тебя доброе сердце.

Колен де Салиньяк с любовью посмотрел сперва на супругу, затем на сына и в сотый раз поблагодарил Господа за ниспосланное ему счастье.

В домике священника, в воскресенье 14 октября 1849 года

Анни как раз надевала чепец, собираясь на мессу, когда в дверь постучали.

– Уже иду! – буркнула она, поправляя шаль на плечах, но при виде мадам де Салиньяк моментально сменила тон. – Входите, дорогая мадам, входите! Так мило с вашей стороны… Я тут совсем заскучала!

– Я так и подумала, милая Анни! Вот, принесла вам орехов и горшочек варенья из смоквы.

– Стоило ли так беспокоиться! Спасибо вам огромное! Будет чем себя побаловать, а то все суп да суп…

Матильда поставила корзинку на стол. Она испытала легкую печаль, оказавшись снова в доме, с которым было связано столько дорогих сердцу воспоминаний. За запертой дверью Ролан мог наконец поцеловать ее в губы, а потом и увлечь в свою спальню.

– Что-нибудь слышно от вашего господина? – спросила она с рассеянным видом, как если бы вопрос был продиктован элементарной вежливостью.

– Ничего. Да я и не ожидала, что мсье сподобится мне написать. Зато сам он получил целых два письма! Их принес вчера ваш Жером. У меня в его возрасте тоже были быстрые ноги. Никакие лестницы меня не пугали. Ни простые, ни внешние. Так сказал учитель о пресбитерии: мол, дом с внешней лестницей. Если хотите знать мое мнение, мадам де Салиньяк, от этой лестницы одни только хлопоты. Особенно если приходится заносить в дом по нескольку ведер воды каждый день.

Матильда улыбалась и кивала, но взгляд ее был прикован к двум конвертам на полке буфета. Рассчитывая все же добиться своей цели, она шутливым тоном воскликнула:

– Интересно, откуда получает письма наш кюре? Он как будто уехал к родителям, в Савойю.

Любопытство ее мгновенно передалось Анни. Она взяла письма и протянула их Матильде.

– Может, дурные вести? – предположила она.

– Может быть… Так часто бывает. Смотрите-ка, первое пришло из резиденции епископа, а второе…

– Что, если мы его вскроем? – предложила Анни.

– Ладно!

Побуждаемые одним чувством, женщины присели за стол. Ни одной не пришло в голову, что кюре увидит, что письмо уже кто-то читал, и наверняка разозлится. Дрожащими от волнения пальчиками Матильда развернула листок, содержавший всего несколько строк, начертанных фиолетовыми чернилами. «Если это послание от той женщины, подругой она ему была или возлюбленной, Анни поймет, что Ролан несерьезно относится к своему долгу!» – внезапно испугалась она.