– Но еще едва перевалило за полночь, – запротестовала Ровена.

– Не имеет значения. У тебя пылает лицо, как в лихорадке. Вспомни, что наказывал доктор Манроу.

Ровена готова была в этот момент задушить свою мать. «Глупая женщина вечно сует нос не в свои дела», – злобно подумала она.

Воспользовавшись случаем, Филипп Синклер с радостью встал из-за стола.

– В самом деле, если вам нездоровится, не следует пренебрегать советами доктора, – сказал он и протянул ей руку, чтобы помочь подняться со стула. Несомненно, она страдает каким-то нервным расстройством, решил он. Чем еще можно объяснить эти горящие глаза, напряженность в каждой складке ее худого лица?

Синклер с облегчением вздохнул, когда Ровена с матерью покинули зал. Теперь он направился к банкетному столу, чтобы выбрать себе вина и подыскать более приятное общество.

17

– Убирайся прочь, ты, маленький попрошайка, или я надаю тебе тумаков! – Рослый, могучего сложения человек, слуга Уоррингтонов в серой с золотом ливрее, с вытаращенными глазами кричал на трясущегося мальчишку, жавшегося у железных ворот дома.

Ровена, возвращавшаяся с утреннего обхода после раздачи поручений слугам, остановилась посреди выложенной камнем широкой дорожки перед входом в дом.

– Что здесь происходит, Дженнингс? Барни Джерроу с притворным испугом на лице выпорхнул из-под занесенной над ним руки слуги и подскочил к высокой сухопарой леди в полосатом коричнево-кремовом платье из тафты.

– Пожалуйста, помогите мне, мадам. Вы мисс Гилфорд? У меня письмо для…

Слуга ловко схватил Барни за шиворот.

– Прошу прощения, леди. Никак не могу прогнать этого хулигана. Он околачивается у ворот уже около часа. Я уже пару раз вышвырнул его со двора. – Он крепко держал Барни за костлявое плечо и собирался ударить по голове.

– Остановись! – приказала Ровена. – Отпусти его. – Она жестом показала слуге, чтобы тот удалился.

Слуга вернулся на свое место у ворот и встал там неподвижно, выпятив могучие плечи под тугой атласной одеждой, и со зловещим выражением лица продолжал следить за маленьким оборвышем.

– Я заберу у тебя это письмо, мальчик, – сказала Ровена Барни.

Он с недоверием посмотрел на нее.

– Прошу прощения, мадам. Мне приказано не отдавать ему никому, кроме мисс Гилфорд. Но ведь вы не мисс Гилфорд, не правда ли?

– Письмо, – повторила Ровена, протягивая руку. – Немедленно отдай его мне. Иначе я снова напущу на тебя слугу. Он знает, как обращаться с мелкими воришками и попрошайками.

– Я не воришка и не попрошайка, – возразил мальчишка. Он сунул руку за пазуху и вынул оттуда прямоугольный запечатанный конверт. – Я принес письмо. Видите? Вот оно.

Ровена быстрым движением выбросила вперед руку, обтянутую перчаткой. Рука мелькнула перед глазами Барни, как жало у змеи, и выхватила у него письмо.

– Если вам будет угодно знать, мадам, то человек, который послал меня сюда, просил передать письмо лично мисс Гилфорд.

– Сейчас ее нет дома. Я увижу ее сразу же, как только она вернется.

Барни не отступал. «Отнять письмо у этой тощей суки, – подумал он, – совсем несложное дело». Однако оказаться снова в руках верзилы-привратника, который оставался настороже, ему не хотелось. Слуга, несомненно, горит желанием всыпать ему как следует.

Барни с огорчением решил, что попал в безвыходное положение. Ему следовало бы с первого взгляда понять, что эта баба с лошадиной физиономией никак не могла быть возлюбленной Тренчарда. Конечно же, Морган Тренчард со своим красивым лицом и благородными привычками не мог иметь с ней ничего общего. Он при желании может выбрать самую красивую девушку в Уайтфрайерсе. Надо же было ему потерять голову из-за какой-то красавицы. «Можно представить себе, насколько она хороша, – рассуждал Барни. – Иначе конюхи из «Золотого Якоря» не захлебывались бы от восторга, превознося красоту мисс Дизайр Гилфорд».

В душе мальчишка проклинал себя за эту слепоту. Единственное, что утешало его, это возможность утаить ошибку от Тренчарда. И он мысленно благодарил судьбу за это. С тех пор, как разбойник остановился в меблированных комнатах у его матери, он постоянно пребывал в крайнем раздражении. Кроме этого, у всех на слуху была эта ужасная история с Найлом Форретом, с которым Тренчард расправился в заведении Кейт Клэффи. Барни не хотел стать теперь объектом его ярости.

Он было отступил назад по дорожке, но леди окликнула его:

– Постой, мальчик. Я еще не кончила разговаривать с тобой.

Барни остановился и с опаской посмотрел на нее. Потом нехотя сделал несколько шагов назад, еле волоча ноги в драных ботинках.

– Позвольте мне уйти, ваша светлость, – сказал он извиняющимся тоном. – Ведь вы получили письмо, разве этого мало?

– Кто вручил его тебе?

– Я не знаю его имени. Раньше я никогда не видел этого человека. Я согласился выполнить его поручение, потому что он заплатил мне. Остальное меня не интересовало. Мои папа с мамой умерли, и у меня на попечении сейчас две маленькие сестренки. Одна из них еще совсем кроха. – Своим рассказом он надеялся вызвать сочувствие дамы к воображаемой драматической ситуации. Может быть, она раскошелится на один или два фартинга.

– А как выглядел этот мужчина? – В ее голосе не было и намека на жалость.

– Я не могу точно припомнить его внешность, – уклончиво ответил Барни.

– Как жаль. Это плохо… для тебя. – Леди как бы ненароком вынула из кармана шелковый кошелек, расшитый золотыми нитями, и медленными движениями крутила его в руках.

Барни не спускал прищуренных глаз с кошелька. Он уже получил свое от Тренчарда за доставку письма, но никогда не упускал случая урвать немного лишнего.

– На нем был голубой сюртук и белые чулки. Вообще же он высокого роста…

– Насколько же он высок?

«Да, эта леди – въедливая штучка, – решил Барни, – и к тому же скупа, как черт». При таком богатстве она еще хочет сполна получить за свои деньги. Обдумывая степень риска, мальчишка молчал. Он не хотел, чтобы его постигла участь Найла Форрета.

– Я не могу сказать точно. Может быть, он такой же высокий, как этот ваш ужасно грубый слуга.

– А что ты скажешь о его телосложении?

– Он силен, как бык. Уж это точно.

– Как, по-твоему, он похож на джентльмена?

– Некоторые люди говорят, что раньше он принадлежал к сливкам общества, а потом занялся разбоем.

Пытливая леди ухватилась за эти слова, как голодная дворняжка за кость.

– И ты говоришь, что встретился с ним первый раз в жизни?

– Сомневаюсь, что я мог видеть его где-то раньше.

Заставить Ровену отступить было труднее, чем сдвинуть с места гранитную скалу.

– А ты не подумал, что я могу отправить тебя в магистрат. Там тебя заставят говорить.

– Но за что? Я ничего не сделал вам.

– Мой слуга может рассказать, как схватил тебя при попытке проникнуть в наш дом.

– Это неправда, ваша светлость. Вы сами знаете, что это не так.

Но Барни Джерроу достаточно хорошо знал жизнь, поэтому не сомневался, что в магистрате не станут слушать какого-то жалкого бродягу из Саутуорка, а поверят словам привратника богатой леди. И уж тем более прислушаются к ней, если она сама обратится с заявлением. Таким образом, уже к концу дня он может очутиться в тюрьме Ньюгейт, где его быстро сгноят.

– Если прекратишь свои глупые игры и расскажешь о том, что меня интересует, то получишь шесть золотых монет. По-моему, это неплохая плата за такую ничтожную информацию. Или ты так не считаешь?

Властный тон леди обескуражил Барни, и с минуту он отупело смотрел на нее, не произнося ни слова. Шесть золотых суверенов. За такие деньги он бы продал родную мать в гарем какому-нибудь турецкому султану, а заодно с ней и Полли.

– Так что вы хотите услышать от меня, мэм?

– Расскажи мне все, что тебе известно о Дизайр Гилфорд.

Близился вечер, когда Дизайр вернулась с лондонской биржи после похода за покупками вместе с леди Мирабель. Она поднялась наверх, в свою комнату, и начала раскладывать пакеты.

– Пока вас не было дома, принесли вот это письмо, – сказала Тильда, протягивая ей депешу на серебряном подносе.

При виде печати на конверте, Дизайр поднесла руку к губам. Спохватившись, она постаралась придать себе невозмутимый вид. Тем временем служанка помогала ей переодеться перед обедом.

Ровена выслушала рассказ Барни о его поездке в «Золотой Якорь», заплатила ему положенную сумму и отпустила восвояси. Потом, не теряя времени даром, открыла конверт и прочитала письмо. Она аккуратно запечатала письмо, так что впоследствии Дизайр не обратила внимания на то, что печать была нарушена. Да и едва ли можно было заметить чуть расплывшуюся каплю воска. У нее подрагивали руки, когда она читала адресованное ей послание.

«Я нахожусь в Лондоне, но задержусь здесь недолго. Мне нужно увидеть тебя и поговорить. Приходи на встречу со мной в полдень, через неделю, отсчитывая от сегодняшнего дня, в лавку миссис Латимер в Патерностер Pay. Я закажу для нас отдельную комнату на третьем этаже. Енох рассказал мне о том, как вы расстались в «Золотом Якоре», но я хотел бы услышать от тебя, из твоих уст, что произошло после этого.

Если ты не придешь повидаться со мной, мне будет нетрудно догадаться о причине. Каждый из нас пойдет своим путем, и тебе не нужно будет опасаться, что я попытаюсь увидеть тебя вновь».

Хотелось узнать, каким образом Морган установил ее местонахождение в доме Уоррингтонов. Но главное не в этом. Важно, что он невредим и хочет видеть ее.

Отлучиться из дома одной представлялось Дизайр нелегкой задачей. Леди Мирабель и Джеффри непременно поинтересуются, куда она собирается отправиться. Она перебирала в уме и обдумывала разные планы, прежде чем остановилась на одном варианте, который более или менее соответствовал ее цели. Она не решалась говорить о своих намерениях до завершения обеда.

Джеффри услужливо распахнул перед ней дверь.

– Вы не особенно разговорчивы сегодня, моя дорогая. Надеюсь, что это не связано с изнурительной жарой, не свойственной этому времени года, – сказал он.

Дизайр отрицательно покачала головой.

– Нет, ничуть. Я просто много думала об одной случайной встрече сегодня днем на лондонской бирже, – ответила она. – Это произошло, когда вы, леди Мирабель, примеряли туфли.

– Должна признаться, что никак не могла решить, какую именно пару домашних туфель мне выбрать. Более всего мне бы подошли те голубые с розочками. Но у меня буквально разбежались глаза, когда я увидела другие – с алмазными пряжками.

– Боже мой, мама. Позволь же Дизайр рассказать нам о ее встрече, – перебила даму Ровена. Она с особой проницательностью вглядывалась в лицо девушки.

– Это не так уж важно. Я собиралась посмотреть несколько вееров, как случайно поймала на себе взгляд одной своей знакомой. Эта белошвейка раньше бывала в нашем доме и помогала мне освоить некоторые тонкости этого мастерства. Сейчас она в трудном положении, и я пообещала ей, что загляну к ней в ближайшее время. Она живет в меблированных комнатах.

– Это очень мило с вашей стороны, дорогая, – сказала леди Мирабель. – Не могу ли я пойти вместе с вами?

– Боюсь, она будет чувствовать себя неловко, будучи вынуждена принимать вас в своей скромной обстановке.

– Мне было бы приятно проводить вас до места, – в свою очередь предложил Джеффри.

– Дизайр вполне успешно и без нас может справиться со своей задачей, – посчитала своим долгом заметить Ровена. – Мы не должны никоим образом мешать ей свободно отправляться туда, куда ей хочется. А для большей надежности она может пользоваться экипажем и взять с собой кого-нибудь из слуг для охраны.

Вот уже несколько дней с того памятного вечера, когда состоялся бал в Седжвике, Ровена держалась необычайно дружелюбно, но Дизайр было по-прежнему неуютно в ее обществе. Несколько раз она замечала, как сестра Джеффри смотрит на нее, словно голодная кошка, приготовившаяся к броску.

– Я отправлюсь в обычной крытой карете, – сказала Дизайр. – Не знаю, как долго задержусь у нее.

Джеффри подбодрил ее шутливым замечанием:

– Моя дорогая, вам уже пора научиться не обращать внимание на всякие пустяки. Наш экипаж всегда к вашим услугам. В любое время дня и ночи.


Небо над городом потемнело. Со всех сторон нависли серые тучи. Экипаж подъехал к парфюмерной лавке на Патернос Pay. Дизайр одела зеленое шелковое платье, которое ей подарил Морган. Поверх платья на плечах у нее лежала бархатная накидка. Серьги с изумрудами, как и раньше, она прятала в маленьком кармане. Может быть, когда они с Морганом будут вместе, она наденет их для него.

В письме он упоминал о том, что вскоре собирается покинуть Лондон. Хорошо, если бы она сумела убедить его подождать с отъездом до ее аудиенции у его величества. Она сомневалась, нужно ли рассказывать Моргану о своих замыслах.