Бертрис Смолл - Возлюбленная

– У меня уже разгорелся аппетит. Только я ничего не заплачу за это.

Не выдержав, Дизайр широко раскрыла глаза. Она чувствовала на лице его горячее дыхание. Он поднял подол ее платья. Воспользовавшись тем, что у нее были свободны руки, в тот момент, когда он раздвинул ей ноги, она сильным, резким движением провела ногтями ему по лицу.

Солдат взвыл от боли.

– Ах, ты, дикая скотина! Я тебя вмиг обуздаю. Ты пожалеешь, что…

– Стоять! Эй, ты, поднимайся, живо!

После того как раздалась эта команда, Дизайр почувствовала, что с нее свалился давивший сверху груз. Приподнявшись в постели, она увидела стоявшего в дверях высокого молодого лейтенанта.

– Вам было приказано только связать женщину и посадить ее в повозку констебля, – сказал он, холодно посмотрев на солдат. – А ты, Хэтчард, получишь двадцать ударов плетью за неподчинение!

– Она оказывала сопротивление, сэр.

– Молчать! Я приказываю связать ее и немедленно вывести отсюда.

Солдаты с готовностью бросились выполнять распоряжение своего командира. Один из них дернул Дизайр за подбородок, заставив ее поднять голову. Потом связал ей руки за спиной. Другой приготовился накинуть веревку ей на лодыжки.

– Какая в этом необходимость? – остановил его лейтенант. – Не думаю, что вы не справитесь с одной девушкой, если она попытается убежать. Вряд ли ей удастся сделать это. Посмотрите, какая она хрупкая и слабая, – добавил он.

Через минуту кто-то поднял ее и перекинул себе через плечо, опустив головой вниз. Крепкая рука обхватила ее под коленями. Комната завертелась у нее перед глазами, голова покачивалась вверх и вниз, когда солдат спускался с ней по лестнице.

Из лавки послышался звон разбитого стекла и пронзительный голос хозяйки:

– Какое несчастье, какой кошмар! Теперь вся торговля пойдет насмарку.

В помещении висел тяжелый приторный запах духов. Дизайр почувствовала, что ощущение дурноты в желудке подкатило к горлу. Но в этот момент ее уже вынесли на улицу. Солдат посадил ее в повозку с открытым верхом. Рядом на возвышении, прямо возле покачивающегося лошадиного хвоста разместились два солдата сопровождения.

Вокруг повозки собралась кучка зевак. Люди выясняли друг у друга, за что схватили девушку и куда ее везут. Один голос сказал:

– Не часто приходится видеть здесь, в Патернос Pay, повозку констебля.

Разговоры продолжались.

– Наверное, она пыталась украсть что-то из лавки.

– Вовсе нет. Говорят, она находилась наверху, в комнате для свиданий, в постели с каким-то разбойником.

Повозка рванулась с места. От резкого толчка Дизайр подбросило на сиденье, и она невольно прижалась к высокой стенке повозки. Когда она выпрямилась, то увидела неподалеку карету Уоррингтонов.

В одном из окон кареты виднелось плотно прижатое к стеклу бледное лицо. Ровена Уоррингтон в упор смотрела на Дизайр глазами, полными триумфа и злобы.

Магистрат находился в тесном помещении с грязными стенами, низким потолком и двумя мутными окнами. Дизайр подняла глаза и увидела перед собой человека с бледным рыхлым лицом, должно быть, главное должностное лицо в этом учреждении. Она стояла между двумя констеблями, которые и препроводили ее сюда.

Она обвела глазами комнату, подумав, что здесь может находиться и Морган. Однако вместо него она увидела Ровену и двух хорошо одетых джентльменов. Это были Филипп Синклер и лорд Боудин.

Слабость мешала ей твердо стоять на ногах. Она дрожала всем телом. Страх за Моргана не покидал ее. Неимоверным усилием она заставила себя сосредоточиться на предстоящей процедуре и постаралась держаться прямо, насколько хватало сил.

– Эта бессовестная женщина… – начала Ровена.

– Вы хотите сказать, Дизайр Гилфорд? – прервал ее представитель магистрата. Он старался поддерживать вежливый тон в разговоре, как этого требовал статус леди Ровены.

– Я хочу сказать – преступница. Да, она называла себя Дизайр Гилфорд, когда появилась в нашем доме. Но я не сомневаюсь, что у нее может быть много других имен. Столько же, сколько на ее совести грязных дел. Когда она остановилась в «Золотом Якоре», у нее хватило наглости назвать себя родной сестрой моего брата, сэра Джеффри Уоррингтона.

– У него была серьезная травма, и я ухаживала за ним. Если вы хотите выяснить правду, можете послать за ним. Он расскажет вам, как было на самом деле.

Представитель магистрата с суровым выражением лица остановил Дизайр.

– Следует молчать до тех пор, пока вам не зададут вопрос.

– Нет никакой надобности беспокоить лорда Уоррингтона, – не замедлила вставить Ровена. – Если вам необходимо дополнительное подтверждение справедливости моих слов, то я не сомневаюсь, что сюда сможет приехать доктор Лукас Манроу, чтобы сделать свое заявление. Он лечил моего брата в гостинице, а она, то есть эта преступница, ухитрилась обвести доктора вокруг пальца своей беспардонной ложью.

– В данном вопросе ваших показаний мне более чем достаточно, леди, – с подобострастной улыбкой на лице заверил ее человек, уполномоченный вести допрос.

Воздух в тесном помещении все больше пропитывался чадом керосиновой лампы, и через некоторое время у Дизайр сильно разболелась голова. В какой-то момент сидевший напротив нее мужчина на высокой скамье и все, что было в комнате, медленно поплыли перед глазами. Она покачнулась в сторону, стараясь изо всех сил удержаться на ногах.

– Может быть, вы позволите мисс Гилфорд присесть?

Она узнала голос Филиппа Синклера и повернулась к нему с благодарностью во взоре. Увидев одобрительный кивок представителя магистрата, констебль подвел Дизайр к жесткой скамейке, на которую она с радостью опустилась. Хотя во рту пересохло, она не решалась попросить воды.

Дальше последовали вопросы к Синклеру. Глядя на него, Дизайр показалось, что, давая показания, он сожалел об этом.

– Да. Сейчас я узнал ее. Уверен, что это именно та девушка, которая помогала разбойникам грабить карету лорда Боудина ночью в Хэмпстедской степи.

– И все-таки у вас были большие трудности в опознании до сей поры. Хотя вы видели ее на месте преступления и потом танцевали с ней на балу, вы продолжали сомневаться все это время. Почему вы не сделали открытого заявления? – допытывался представитель магистрата.

– Я не вижу в этом ничего странного, – отвечал Синклер. Он продолжал говорить спокойно и с достоинством. – Дело в том, что леди…

– Вы имеете в виду эту женщину, нарушившую закон.

– На балу мисс Гилфорд была одета по последней моде, – снова невозмутимым голосом заговорил Синклер. – Поэтому мне подумалось, что просто существует большое сходство между ней и той девушкой. Это касалось очень необычного цвета глаз. Но едва ли я мог заподозрить в молодой леди, которую мне представила леди Уоррингтон, маленькую разбойницу, участвовавшую в том ограблении.

– Стало быть, сейчас вы готовы под присягой подтвердить, что она является сообщницей разбойника по имени Морган Тренчард? На этот раз вы не будете испытывать трудностей?

– Сейчас, пожалуй, когда ее одежда в таком… беспорядке, у меня гораздо больше оснований говорить о сходстве. Да, это она была на пустоши в ту ночь.

Только после этих слов Синклера Дизайр поняла, что, должно быть, она выглядит ужасно после той потасовки на верхнем этаже парфюмерной лавки. Она потеряла большинство шпилек, и поэтому ее длинные волосы перепутавшимися прядями рассыпались у нее по плечам. С одной стороны сквозь дыру на порванном платье выглядывало голое плечо.

Приближалась самая страшная минута. Подошла очередь лорда Боудина давать показания. И он сразу же выложил свои козыри.

– Я вижу на задержанной вами женщине знакомые серьги, – сказал он. – Мне хотелось бы взглянуть на них поближе.

Дизайр почувствовала, будто на нее вылили ушат ледяной воды. До сих пор до нее не дошло, что она так и не сняла с себя сережки с изумрудами после свидания с Морганом. Жестким тоном представитель магистрата приказал ей передать им серьги. Она послушно вынула их из ушей и протянула одному из стоявших рядом констеблей.

Тот вручил серьги лорду Боудину. Чтобы изучить сверкающие зеленые камушки, ему потребовалось несколько секунд.

– Готов поклясться, что это серьги, принадлежащие леди Изабель Киллегрю. В ту ночь она ехала вместе с нами в моей карете, – произнес лорд без тени сомнения в голосе. – Да, да, это именно ее серьги. Она была в безутешном состоянии, лишившись своих драгоценностей. – Он перевел глаза на Дизайр и перешел на пронзительный крик: – Я помню все до мельчайших подробностей и никогда не забуду этого грабежа. Я не успокоюсь до тех пор, пока эти негодяи все до единого не предстанут перед судом. Их нужно вздернуть на виселице в Тайберне, чтобы эта казнь послужила предостережением другим. Таким же, как они. – Когда он говорил это, у него постепенно багровело лицо и на лбу выступали блестящие капельки пота.

– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал представитель магистрата, – право же, не стоит так волноваться. Вы можете быть уверены в действенности нашей системы правосудия. Что касается драгоценностей…

– По поводу драгоценностей я могу сказать, что был свидетелем грабежа. Я видел собственными глазами, как арестованная приблизилась к леди и вырвала у нее шкатулку с серьгами и многими другими ценными украшениями. Потом передала эту шкатулку одному из своих сообщников. Сама же она сидела верхом и была одета в мужской костюм. Надо было видеть, сколько злорадства было в ее глазах. Похоже, ей нравилась эта дьявольская выходка. И вот теперь, вы видите, оказавшись здесь, она выставляет напоказ свою добычу.

– Вы сказали о ее необычной одежде, – уточнил человек, проводивший допрос. – Так что же, на ней были мужские штаны? И в таком одеянии она осмелилась скакать верхом в королевских владениях? – Судя по всему, эта часть показаний лорда имела для блюстителя закона такое же значение, как сам факт грабежа. Он негодующе посмотрел на Дизайр. – Следующая ваша поездка будет в тюрьму Ньюгейт. Там вы получите заслуженное наказание. В этом у меня нет сомнений.

Когда Дизайр поняла смысл его слов, она сразу обмякла и наклонилась вперед. Она ждала тем не менее что ей предоставят возможность сказать что-то в свою защиту. Однако сидевший напротив человек уже встал и собирался покинуть комнату.

– Поднимайся. Слышишь, ты, шлюха, – приказал констебль.

Дизайр попыталась приподняться со скамьи, но ноги отказывались держать ее. Вдвоем с напарником, с грубой бранью констебль вытащил ее из-за стола.

К ней подошел Филипп Синклер. Она видела, как он вынул кошелек и достал из него несколько монет. Поняв, что она не сможет взять их от него, потому что у нее связаны руки, он завернул монеты в носовой платок и сунул этот сверточек за лиф ее платья.

– Там, куда вас отправляют, не помешает иметь при себе немного денег, – сказал он.

Что он имел в виду? Для чего могут понадобиться деньги в Ньюгейте?

Прежде чем она успела заговорить с ним, возле него как будто выросла Ровена. Настырная леди не сводила с него своих выцветших глаз.

– Мистер Синклер, я не перестаю удивляться вашей доброте. Неужели вы до сих пор испытываете сострадание к этой особе? Ведь теперь уже выяснилось, кто она на самом деле.

Синклер оглянулся на Ровену Уоррингтон и измерил ее холодным неприязненным взглядом. Не удостоив ее ответом, он слегка наклонил голову и вышел из комнаты. Дизайр провожала его глазами в надежде, что, может быть, он задержится еще немного и она сможет поблагодарить его. Констебли нетерпеливо толкали ее вперед, торопясь побыстрей вывести из помещения.

Дизайр не могла понять, что с ней происходит. До нее доносился какой-то странный, медленно нарастающий гул, он шел откуда-то из головы. У нее затуманилось сознание, и ей представились ночь, высокий крутой обрыв и черная бездна моря внизу. Казалось, силы навсегда покинули ее. Оставалась одна смертельная усталость от невыносимо тяжелой борьбы. Она заглянула в ту далекую, зовущую к себе пучину и с облегчением приготовилась броситься в нее.

Она приходила в себя, ощутив на лице несколько холодных капель дождя. Она лежала на спине в той же открытой повозке, которая, покачиваясь и подпрыгивая, тащилась по узким улочкам. У нее ныло все тело, она попробовала сменить положение, но обнаружила, что запястья и лодыжки у нее связаны. Ей удалось перекатиться на бок и подтянуть колени, чтобы спрятать в них лицо от дождя.

– Послушай, Джимми, ты бы лучше следил за дорогой. – Услышала она грубый мужской голос. – Ведь ты везешь не кого-нибудь, а настоящую, изнеженную леди.

Это замечание было встречено взрывом хохота.

– Ты говоришь, леди? А я-то думал, что мы везем в Ньюгейт маленькую потаскушку, приятельницу Тренчарда.