– Предложение, миледи, – сказал Мануэль и, подойдя к ней, отделил вьющуюся прядь и, опустив ее на лоб, ловко подрезал так, что на лицо упал короткий локон. После чего, свернув шелковые волосы в жгут, он перебросил их через ее плечо на грудь.

Дженни пребывала в недоумении.

– Что ты делаешь?

– Вот сейчас ты настоящая придворная красотка. И не смей ничего портить, – добавил он, заметив, что Дженни собирается заколоть волосы в узел. – Именно такую прическу сейчас носят модницы. Кстати, каждый локон имеет свое название. Вот этот, что у тебя на лбу, зовется «люби меня», тот, что возле щеки, – «доверься мне», а тот, что на плече, – «разбей сердце».

– Откуда такая осведомленность в дамских модах?

– Вы недооцениваете моего обаяния, миледи. Вот приедем в Лондон, тогда посмотришь, как, увидев меня, сами придворные дамы начинают вилять хвостиками и облизываться. Вот увидишь…

– Мануэль! Мануэль! – Глаза Марты светились радостью, но, стоило ей заметить Дженни, да еще так разодетую, как в глазах ее зажглась ненависть.

– Марта! Сколько лет, сколько зим!

Мануэль заключил цыганскую девушку в объятия и звонко чмокнул в щеку.

– Что она тут делает? – ревниво спросила Марта, указав на Дженни.

– Она? Живет тут, разве ты не знаешь, любимая. – Мануэль с удовольствием любовался стройной, но пышной фигурой цыганки, с тонкой талией и полной грудью, потом снова привлек ее к себе, погрузив пальцы в шелковые, черные как смоль волосы Марты.

У Дженни в горле застрял комок. Нахлынули воспоминания о навсегда сгинувшем в пучине любимом.

– Она ушла, – донеслось словно издалека. Легкий непривычный акцент придавал его словам странное, мистическое звучание. Дженни обернулась, поспешно приложив руку к губам, чтобы он не заметил, что они дрожат.

– Странно. Я думала, ты ее в постель потащишь.

– Довольно! – со злостью воскликнул Мануэль и схватил Дженни за руки. Только сейчас он увидел, что губы ее дрожат, а в глазах стоят слезы. – Почему ты плачешь? – неожиданно нежно спросил он.

– Жалко стало себя. Но тебя это не касается. Мануэль пребывал в недоумении не больше минуты.

Догадка озарила его лицо.

– Какой же я болван! Ты плакала, потому что я поцеловал Марту, а не тебя! А того, кто заслужил твои поцелуи, и след простыл. Я прав?

Дженни только кивнула в ответ, боясь разрыдаться. Мануэль оказался тоньше и деликатнее, чем она думала.

– И ты его сильно любишь? Вижу, можешь не отвечать. И он тебя бросил. Нет, не то, вижу. Он умер?

– Да, пропал в море. Я так мало его знала. – Дженни повесила голову, она внезапно показалась самой себе такой маленькой и ранимой, такой глубоко несчастной.

– Иногда нехватка времени восполняется избыт-50 ком чувств, – философски заметил Мануэль. – Не ты первая, не ты последняя. Вспоминай, если хочешь, сладость пашей любви, но не терзай себя понапрасну.

Мудрый совет. Дженни благодарно посмотрела Мануэлю в глаза.

– Спасибо тебе за доброту. Не держи на меня зла.

– Ну, довольно хныкать. Нам пора возвращаться на ярмарку. Солнце уже садится, а я еще не показывал свой коронный номер. Если Роза узнает, что мы отлыниваем от работы, нам достанется!

Мануэль торопливо скинул рубашку и камзол и предстал перед ней, обнаженный по пояс, поигрывая неправдоподобно мощными мускулами. Кожа у него была гладкая и не слишком смуглая – цвета легкого пива.

– Вот это номер, – пробормотала Дженни, смущенно отворачиваясь от завораживающего зрелища, – я хотела спросить, что собой представляет твой номер.

– Ты не знала? Я силач. Сегодня у тебя будет возможность и представление посмотреть, и подзаработать – обойдешь публику со шляпой. Часть заработка возьмешь себе. – Мануэль окинул Дженни оценивающим взглядом. – Знаешь, ты самая красивая девчонка-горджио среди тех, что я знал. Будешь трудиться как следует, и я обещаю тебе купить красивое платье.

Дженни не могла не поддаться грубому обаянию этого красивого и сильного человека. Он волновал ее как мужчина, и она не умела этого скрыть. Мануэль был достаточно наблюдателен.

– Не бойся за свою добродетель, красавица. Звезды выбрали мне в подруги Марту. Наш союз должен принести процветание племени. А со звездами не спорят. – Мануэль привлек Дженни к себе и, согревая ее жарким дыханием, добавил шепотом: – Как бы я хотел, чтобы звезды ошиблись! Но и тогда Роза ни за что не позволила бы мне взять тебя в жены. – Неохотно отстранившись, он потащил ее за собой на шумную ярмарочную площадь.

Дженни, спотыкаясь, еле поспевала за ним – туфли оказались на несколько размеров велики.

– Что там опять? Снова идти не можешь?

– Туфли большие.

Дженни в изнеможении опустилась на траву. Мануэль, ругаясь под нос, нарвал травы и набил в носы.

– Я пойду вперед, а ты смотри не задерживайся. Единственное, что от тебя требуется, – это выглядеть красиво. Сегодня ты заработаешь свои самые легкие деньги.

Дженни смотрела вслед Мануэлю, с удовольствием наблюдая, как он легко бежал, как на ходу стащил пирог с бараниной, воспользовавшись тем, что торговка на мгновение утратила бдительность и наклонилась, чтобы поправить туфлю. Дженни смотрела на него, гадая о том, что заставило ее так внезапно и так ненужно проникнуться чувством к цыгану, который к тому же совершенно ясно дал ей понять, что обещан другой.

Весь остаток лета цыганский табор путешествовал по зеленому графству Суррей, ненадолго задерживаясь на ярмарках, которые от деревни к деревне становились все беднее. Постепенно Дженни перестала отличать одно местечко от другого. Все они стали для нее как близнецы. Не раз Дженни подумывала о побеге, но уж слишком много шаталось вокруг всякого сброда. Дженни ничего не рассказывала Розе о своих планах относительно Лондона. Она чувствовала, что у Розы на неё свои виды, и цыганке не понравилось бы, узнай она, что Дженни просто ее использует, коротая время до прибытия в Лондон.

Между тем доходы были такими низкими, что, если бы не природная цыганская хитрость, им нечего было бы есть. Дженни, как горджио, была выбрана для исполнения почетной роли в операции с колоритным названием «Отрави свинью». Собственно, название полностью соответствовало выполняемой работе. И жертва была определена – упитанный пятнистый боров, пасшийся возле ручья, огибавшего табор.

Дженни совестно было опускаться до мелкого мошенничества, но грозное урчание в животе заставило смириться со своей участью. Притворяясь праздно прогуливающейся, Дженни попросила жену фермера дать ей воды из колодца. Дружески пообщавшись, Дженни на обратном пути задержалась возле борова, чтобы почесать ему за ушком, а на самом деле чтобы скормить бедному животному губку, намоченную в жире. Свинья с радостью проглотила деликатес, но губка, разбухнув в животе, сдавила внутренние органы и вызвала смерть – впрочем, не сразу, что было особенно важно. Между тем Роза, переходя от дома к дому в попытке продать приносящие удачу талисманы, остановилась у ворот владельцев обреченной свиньи и стала предвещать свиную болезнь, которая унесет самого лучшего борова. Хозяйка, никак не ожидавшая такой подлости, в ярости прогнала Розу метлой. Некоторое время спустя Роза вернулась. Справляясь о судьбе свиньи, она предложила вывезти тушу, чтобы остальные свиньи не заразились и не подохли. Таким образом свинья попала в табор, и триумфаторы пировали несколько дней.

Роза протянула Дженни миску с тушеной свининой.

– Молодчина, Дженни. Если бы кто-то из нас задумал подойти близко к дому или свинье, фермер спустил бы на нас собак.

Дженни поблагодарила Розу за добрые слова и отошла к вагончику, чтобы поесть там. До сих пор она не слишком уютно чувствовала себя среди цыган. Все они, собравшиеся вокруг вечернего костра, были одной семьей, в которой для нее не нашлось места. Порой они говорили на своем языке, учить который Дженни не хотела. Со стороны костра доносились обрывки разговоров. Дженни встрепенулась, услышав английскую речь.

– Она никогда не станет одной из нас, Роза! Иногда мне кажется, что ты всерьез приняла эту горджио за свою Джози!

Роза ничего не ответила. Марта была племянницей главы племени, к тому же невестой Мануэля, поэтому ей разрешалось говорить то, о чем другие сказать не посмели бы.

– Благодаря ей мы сейчас сыты, – спустя некоторое время сказала Роза. – Ты станешь с этим спорить?

– Нет, я благодарна ей за еду.

– Тогда закрой рот и не мешай мне думать.

Рита проводила дочь взглядом – Марта отошла от костра.

– Она ревнует, Роза, вот и все.

– Ревнует? К горджио?

– Она думает, что Мануэль и горджио… Ну, ты знаешь, о чем я.

– Не бывать этому! Никогда рядом с ним не будет женщины – горджио! Он один способен изменить к лучшему судьбу нашего племени.

– Конечно, он на ней не женится, Роза, и все же я хочу сказать…

– Знаю, что ты хочешь сказать. – Роза уставилась в огонь своими черными глазами. – Путешествия по морям и землям… Удача, богатство и злой рок… Опасность для многих… Я ясно вижу, что его ждет, если он попадет под чары этой женщины. Но на ее ладони я заметила знак королевского величия. Возможно, она будет близка с человеком высокого ранга, возможно, с самим королем.

– С королем! Но Мануэль должен стать нашим королем! – воскликнула Рита.

– Говорила я тебе, – зашипела вернувшаяся Марта, – эта женщина принесет нам несчастье. Будь проклята горджио!

– Болезни и смерть ожидают многих наших людей, – продолжала Роза, – но Мануэль выживет и выведет вас к солнцу.

Затаив дыхание, Рита и Марта ждали дальнейших откровений, но когда Роза, тряхнув головой, подняла голову, словно очнувшись от сна, они поняли: сегодня духи ничего больше не скажут.

Дженни, онемев от удивления, прижалась к стене вагончика – едва ли кто-то из троих хотел, чтобы она подслушала столь важный разговор. Как может судьба свести ее с королем? Или все же Марта права и ей предназначено стать подругой другого короля – предводителя цыганского племени?

Глава 5

Толпа зевак окружила здание окружного суда. Народ пребывал в приятном возбуждении – их ожидало волнующее зрелище суда над знаменитым разбойником Джемом Скеффлзом. Преступника привезли в повозке, которая стояла тут же – после суда предполагалось вернуть его обратно в тюрьму. По такому торжественному случаю разбойник был разодет по высшему разряду, хотя его наряд несколько утратил товарный вид. Зеленые бриджи его щедро украшали пурпурные ленты, составлявшие разительный контраст с белым камзолом с запекшейся на рукаве кровью – след от шпаги бейлифа. На голове у Джема красовалась бобровая шапка – не самый лучший головной убор для лета. К тому же по дороге разбойник успел вымокнуть под ливнем.

– Спускайся в ад с улыбкой на губах! – крикнул из толпы Мануэль, помахав шляпой с плюмажем своему осужденному знакомому.

Дженни поежилась от жутковатого призыва, остальные засмеялись, найдя реплику забавной.

– Пошли, уже все закончилось, – попросила Дженни, потянув Мануэля за рукав. Толпа напирала, и она боялась, что в стремлении бросить последний взгляд на знаменитого преступника до того, как его увезут обратно в тюрьму, ее раздавят.

– Да, пора возвращаться, – неохотно согласился Мануэль. – Жаль, Джемми сегодня не повесят. Все девчонки заигрывают с висельниками. Бросают им букетики. Приятная процедура перед тем, как отправиться в ад. Но Джемми заслужил женское внимание. Лучшего вора я в жизни не встречал. Пацаном он стянул Библию у «железнобоких» Кромвеля,[1] такие у него были ловкие пальцы. Да и жизнь у него была красивая. Жаль, что не сможем посмотреть, как его повесят.

– С меня хватило и суда. – Дженни повела плечами, вспоминая допрос уличных проституток, приглашенных свидетельницами по делу, и их откровения. Разодетые дамы обмахивались веерами, кокетничая с кавалерами, предприимчивые торговцы бойко продавали эль, но спросом пользовалась и маринованная сельдь, и пирожки с требухой, и всякая прочая всячина. Вообще суд больше напоминал балаган, чем акт совершения королевского правосудия.

Дженни с завистью поглядывала на нарядных дам и кавалеров, проделавших неблизкий путь из Лондона, чтобы поглазеть на знаменитого разбойника. Джемми прославился своими подвигами на любовном фронте, при этом он оставался джентльменом и нередко рисковал жизнью ради прекрасных дам.

Теперь, когда развлечение закончилось, вся разношерстная публика повалила прочь. Мануэль не терял времени даром: обворожительно улыбаясь дамам, он между тем освобождал их от излишних роскошеств с помощью своих ловких пальцев.

Мануэль остановился у лотка с пирожками и купил четыре штуки на деньги, которые еще хранили тепло карманов их владельцев. Тесто оказалось таким черствым, будто пирожки испекли неделю назад, но и Мануэль, и Дженни были слишком голодны, чтобы привередничать. Они с жадностью уплетали их за обе щеки, запивая еду кисловатым и теплым элем.