– Ага, и мизинец при этом оттопыривают примерно вот так. – Давыдова показала Шестопалову оттопыренный мизинец. – А еще они коньяк «Наполеон» употребляют.

– Никогда б не подумал, что мизинец они оттопыривают, как моя прабабушка, когда чай из блюдечка пьет. У тебя хорошо получается, а вот «Наполеон» они не пьют, это для плебеев. Его в магазине купить можно, хоть и очень дорого – за пятьдесят рублей бутылка. Они не пьют того, что в магазине купить можно. Коньяк они пьют «Хеннеси» или, как его, «Курвуазье», вроде правильно сказал.

– Точно, от слова «курица»! Ты-то откуда знаешь?

– У меня школьный друг Константин в финансовом учится, у них там этих мажоров как грязи. Мы с ним у одного такого в гостях были. Не поверишь! Колбасу сырокопченую каждый день едят на завтрак. Да еще режут ее шматами толщиной в сантиметр! – При этих словах Шестопалов судорожно сглотнул.

– У меня мама к Новому году всегда колбасу такую достает, так потом слюни весь год текут от воспоминаний. – Давыдова мечтательно закатила глаза.

– Вот-вот! В электротехническом нашем мажоры уж точно учиться бы не стали. Так что, Давыдова, эти парни нормальные, свойские, наши. Они не выделываются, но при этом жуть до чего крутые!

– Слушай, Шестопалов, может, позвать их назад, пусть тогда тебя до дому проводят, раз они тебе так нравятся.

– Дура! Они мне нравятся, потому что я уважаю таких людей, которые сами крутятся, типа как мы с тобой. Я вот только одного понять не могу, почему ты-то всех подряд отшиваешь? Ну ладно еще Жумейкина с параллельного потока, но этих-то за что?

Давыдова задумалась. Действительно, она тоже уже заметила за собой эту особенность. Когда к ней подходил какой-нибудь парень, чтобы познакомиться, она вежливо, но твердо отправляла его восвояси. С одной стороны, ей почему-то казалось, что жизнь ее после такого знакомства будет напичкана неприятностями, с другой стороны, какой-то внутренний голос говорил ей, что этот парень совсем не тот, кто ей нужен.

– Знаешь, Игорь, я откуда-то точно знаю, что это не принцы моей мечты и ничего, кроме неприятностей, у меня с ними не получится.

– Может, я принц твоей мечты?

– Нет, – задумчиво ответила Давыдова, – принца я сразу узнаю.

Шестопалов захохотал:

– Ну и каша у тебя в башке, Надюха. Только ты это, мои слова про то, что я принц, в голову не бери, это я так, для порядка спросил. Мне на самом деле одна девчонка с первого курса очень нравится, Лилей зовут.

Давыдова потрепала Шестопалова по макушке:

– Дурак ты, Игорь, какие такие промеж нас амуры могут быть, нам дело делать надо. Я вот что думаю. Если раздобыть оверлок, то можно еще и не таких денег заработать. Будем штаны модные шить и через этих фарцовщиков продавать.

– Штаны – это здорово! А что такое оверлок?

– Это машина такая специальная для обработки швов.

– Знаю, у моей мамы есть, «зигзаг» называется.

– Нет, «зигзаг» – это для лохов-самоделкиных, смотри, как у меня на штанах. – С этими словами Давыдова поставила ногу на скамейку одной из парт, из которых была сооружена барная стойка, и завернула свою штанину. – А в нормальных джинсах швы обработаны оверлоком.

Давыдова велела Шестопалову поставить ногу рядом со своей и отвернула кверху его штанину. Шестопалов удивленно разглядывал швы на своих джинсах и на джинсах Давыдовой.

– Надька! Вот никогда бы не подумал, что ты так здорово шьешь. Я думал, у тебя штаны настоящие, фирменные.

– Так-так-так! Вы тут что, товарищи бармены, еще и стриптиз показываете? – раздался за их спинами противный скрипучий голос.

Шестопалов с Давыдовой разом обернулись. На стойку их самодельного бара опирался главный комсомольский вожак института Анатолий Максимов. На лице у него блуждала самодовольная улыбка, и сам он был явно «под газом».

– Нет, Анатолий! Как ты мог такое подумать? У нас тут конкурс на самую волосатую ногу. – Давыдова всегда отличалась находчивостью.

Конечно, она испугалась, решив, что сейчас их лавочка накроется и сами они, скорее всего, вылетят из института, как белые лебеди. Ей-то что, только черная метка в биографии, а вот Шестопалова сразу загребут в армию.

– И что? Кто побеждает? – ухмыльнулся Максимов, нагибаясь через стойку, чтобы получше разглядеть ногу Давыдовой.

– Конечно, я! Разве можно было в этом сомневаться? Ноги Шестопалова ярко свидетельствуют о том, что обезьян у него в роду не было. Надо бы разобраться. Может быть, Шестопалов инопланетянин? Кто вы, «доктор Зорге»?

Максимов заржал, хлопая руками по барной стойке.

– Вы б уже налили мне чего-нибудь, – сказал он, утирая выступившую слезу.

– Чего изволите? – поинтересовалась Давыдова. – У нас в ассортименте соки фруктовые и с ними один овощной – томатный. А также всем известный студенческий напиток – лимонад «Колокольчик».

– Кала-, кала-, калакольчик! Калакольчик озорной! – пропел Максимов. – Обижаешь, Давыдова. Давай натуральный продукт гони, чистяком. Да не бойся. Я к вам не народным контролем, а по делу.

Шестопалов, не вылезая из-под барной стойки, выставил под локоть Давыдовой бумажный стаканчик с водкой.

– Значит, Анатолий, минералочки? – Она подвинула Максимову стакан.

Максимов легким движением руки опрокинул стакан в рот, крякнул и занюхал рукавом.

– Эх, хороша минералочка! – сказал он с довольным видом.

– Что за дело? – строго спросила его Давыдова.

– Дело в том, что дискотека ваша мне очень нравится. И дисциплина, и музыка. Опять же никто не приносит с собой спиртных напитков и не распивает их в туалете, не пристает потом к девушкам, пьяных драк не устраивает. Водку-то с собой нести стремно, а у вас ценник хоть и божеский, но финансовые возможности все-таки накладывают некое ограничение. Поэтому все веселы, так сказать, в меру. Я вот все думаю, как бы это дело устроить на постоянной основе.

– А я знаю, – сказала Давыдова. – Смотри, у нас в институте есть театр-студия, есть своя малотиражка, почему бы не устроить постоянную субботнюю дискотеку? На фига эти конкурсы между группами, если будет одна постоянно действующая команда дискотеки. Знаешь, сколько у нас в институте музыкально отмороженных рокеров? И все мечтают сидеть на дискотеке за пультом и ставить свои пластинки. Заметь, не фирмы «Мелодия», а свои, которые денег немалых стоят! Можно вначале сделать заставку типа рассказа о какой-нибудь выдающейся зарубежной рок-группе, это можно как раз делать на конкурсной основе. А потом уже перейти непосредственно к гулянке.

– Хорошая мысль, а может, стоит и спиртное официально разрешить? Ну, чтоб не париться?

– Ни в коем случае! Тут же набегут всякие заинтересованные лица из наших столовских торгашей. Не успеешь глазом моргнуть, как ценник будет как в баре «Шайба» гостиницы «Советская». И, как следствие, опять распитие из-под полы и пьяные драки.

– Мне, Давыдова, твоя задумка очень даже нравится, пойду обмозгую ее как следует. Сколько с меня? – Максимов посмотрел Давыдовой в глаза.

– Нисколько, в счет заведения!

– Давыдова, ты что, не знаешь, что гусары с женщин денег не берут?

– Так то гусары, а у нас с тобой отношения совсем другие, можно сказать, совершенно деловые отношения!

– Ох, Давыдова! – Максимов погрозил ей пальцем и нетвердой походкой проследовал в сторону туалета.

– Обмозговывать пошел! – Шестопалов наконец высунулся из-за стойки. – Молодец ты, Давыдова! Я ведь чуть не обделался.

– Я сама не лучше, зато мы теперь знаем, что делает главный герой скульптуры Родена «Мыслитель». Он задумку обмозговывает!

После окончания дискотеки Давыдова пересчитала выручку и сообщила Шестопалову результаты. Шестопалов сидел на своем складном стульчике, прислонившись к стенке бара. Он явно устал.

– Все-таки хорошо быть барменом! – обрадованно сообщил он Давыдовой, когда они поделили выручку. На спиртное они скидывались пополам и в результате утроили свой вклад, даже несмотря на то, что поделились деньгами с ребятами, которые проносили спиртное в институт.

– Хорошо, – согласилась с ним Давыдова. – Спекулянтом тоже хорошо, и фарцовщиком, и товароведом, и моряком, и иностранцем, а еще лучше взяточником быть. Сидишь себе при должности и только ящик стола своего открываешь, чтобы страждущие в него конверты складывали.

– Точно! Как бы во взяточники устроиться, не знаешь?

– Знала бы, в электротехническом не училась!

По дороге к дому Давыдовой, когда они шли от метро через огромный пустырь, на котором практически круглосуточно, невзирая на погодные условия, тусовались собачники, Шестопалов сказал:

– Я вот все думаю про штаны и этот оверлок и подозреваю, что у нас в Замухинске, как в Греции, все есть. Я поговорю с мужем сестры. Он у нас на швейной фабрике завскладом работает.

– Лучше б сторожем! – засмеялась Давыдова.

– Да ладно. Воровать он точно не будет, а вот какой-нибудь списанный инструмент нам с тобой, вполне вероятно, устроит.

– Было бы здорово.

– Только я никак не пойму, почему ты про штаны говоришь, лучше же джинсы шить, их вернее продать можно.

– Ага, только фирменные джинсы, кроме оверлочного шва, еще имеют специальный петельчатый шов, а уж для него машинки ни на одной швейной фабрике в совке не найдешь. Такой шов делает только детская игрушечная швейная машинка, но я на ней пыталась джинсы прострочить – это невозможно. Тем более что джинсы уже не так уж и актуальны. Сейчас в моду входят брюки-бананы. Ясное дело, из всякого говна их шить нельзя, необходим хороший материал. Но это вопрос решаемый. Через мою одноклассницу можно наладить контакт с моряками, они же и фурнитуру всякую привезут. Кнопки, заклепки, мулечки и тюлечки.

– Ты-то откуда все это знаешь? Я имею в виду, брюки-бананы?

– Я, Игорь, давно за модой слежу, я ж хотела на модельера учиться.

– Не, тебе в артистки надо!

– Ага, в иностранные. Я вот только, знаешь, сегодня тебе говорила, что иностранцем быть хорошо. Так вот ошибалась! Представь только, в магазинах все есть, все одеты одинаково. Ну, в джинсы там и сапоги модные.

– И чем плохо?

– Ску-ко-та! Вот я себе джинсы сшила и сразу самая красивая сделалась по сравнению с теми, кто эти джинсы разве что во сне видел!

– Согласен, только ты, Надя, и так самая красивая.

– Но в джинсах-то лучше?

– Точно. А я про принца твоего знаешь чего подумал? Давай я тебя со своим лучшим другом Константином познакомлю? Он тебе понравится, факт.

– Нет, с принцами не знакомят, принцы сами на голову валятся. Я подожду своего собственного, мне ж торопиться некуда. Девятнадцать лет всего.

– Ну да, – согласился Шестопалов.

После того как Анатолий Максимов обмозговал задумку, дискотека в электротехническом приобрела регулярный субботний характер. Давыдовой с Шестопаловым даже выделили маленькую кладовочку «для технических нужд». Там они хранили запасы спиртного. Спиртное проносили через проходную в течение недели. Вообще, наличие в институте строгого пропускного режима имело для комбинаторов свои преимущества. В институт не могли просто так попасть ни народные дружинники, ни прочие активисты и органы, блюдущие социалистическую законность. Поэтому вечера в электротехническом в свое время стали местом некоего вольнодумия и свободомыслия. В институте выступали разные артисты, в том числе не очень любимые советской властью, подпольные рок-группы и популярные в народе барды. На время этих выступлений дискотека отменялась, однако бар не отменялся никогда. Деньги в мероприятие вкладывали Давыдова и Шестопалов, впрочем, прибыль делили на троих, с учетом Максимова. Максимов тоже делал свое дело, прикрывая комбинаторов со всех сторон.

У Давыдовой завелись деньги. Она купила себе австрийские сапоги, настоящие джинсы «Ливайс», кожаную куртку и всерьез задумалась о том, где бы достать шубу. Свою повышенную стипендию она полностью отдавала родителям на питание.

– Надя, откуда у тебя такие деньги? – строго спросила мама, оторвавшись от журнала «Иностранная литература», и, по своему обыкновению, поглядела на Давыдову поверх очков. Давыдова собиралась на свою субботнюю работу и вертелась перед зеркалом в новой модной трикотажной кофточке под названием батник.

– Какие – такие? – вопросом на вопрос ответила она матери.

– Не придуривайся, мы с отцом вдвоем работаем и прекрасно знаем, что такие вещи не только студенту, но и инженеру не по карману!

– Ну, во-первых, я черчу на кафедре тушью за тридцать три рэ в месяц! – Давыдова начала загибать пальцы перед суровым родительским лицом. – Во-вторых, я за двух уборщиц мою в столовой самые грязные и противные цеха – мясной и овощной, за сто пятьдесят рэ в месяц, в-третьих, я по субботам вечером торгую спиртными напитками на институтской дискотеке. Эта часть моего дохода переменная, но она составляет львиную долю моих заработков.

– Что значит – торгуешь?

– Ну, мы с Шестопаловым покупаем спиртное, а потом продаем его с наценкой.