Ирина Мясникова - Возможны варианты

Шестопалов отправился вести переговоры с Гариком, а Давыдова углубилась в изучение планов. Как же ей все-таки повезло с Шестопаловым! Ведь страшно подумать даже, что бы было, если б она его не встретила.

Вечером Шестопалов привез к Давыдовой домой все ее шмотки и вещи Степана, однако на следующий день Гарик все-таки прорвался в приемную. Екатерина честно попыталась было перегородить ему вход в кабинет Давыдовой, но Гарик посмотрел на нее таким взглядом, что Екатерина сразу поняла, какой она была дурой, спрашивая в свое время об источнике его доходов.

Он влетел в кабинет Давыдовой и плюхнулся в кресло для посетителей. Давыдова молча глядела на него. Гарик поерзал в кресле и вдруг заканючил:

– Тетя Нюся! Прости дурака старого. Я ж со страху, а не от большого желания.

– Ага! Спать один боялся, не иначе. И по дамочке этой елозил явно с перепугу и с отвращением! – ухмыльнулась Давыдова. Она сама поражалась своей выдержке.

– Нет, Нюсь, я на самом деле тебя испугался, чувств своих, которые у меня к тебе возникли. Я ж по натуре одиночка, а тут ты, и я вдруг понимаю, что мне без тебя никак. Вот и испугался. Решил проверить, смогу ли, так ли это?

– Ну, вот видишь, как хорошо. Проверил, теперь можешь смело ничего не бояться и продолжать свои одинокие эксперименты.

– Нюсь, прекрати! Я только одно и понял, что я без тебя все равно что умер!

– Так ты и умер для меня, Гарик. Уходи. Это предательство, а я с предательством ничего поделать не могу. Не терплю я предательства. Ни разу!

Гарик встал, тяжело вздохнул, надел свою смешную кепочку.

– Я надеюсь, что ты все-таки передумаешь, телефон мой знаешь. Я буду тебя ждать. Всегда. Только позвони.

– Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети.

Давыдова встала из-за стола, прошла мимо Гарика и вышла из кабинета.

– Катюша, сделай-ка нам с Игорем Александровичем кофейку, – сказала она перепуганной Екатерине и скрылась в кабинете Шестопалова.

Когда Екатерина принесла кофе, Гарик уже покинул офис. Больше Давыдова никогда его не видела.

Давыдова даже толком не поняла, отчего она вдруг, ни с того ни с сего увалилась в эту лужу. Вот шла, шла себе, мысли приятные думала о приросте недвижимости. Даже, чем черт не шутит, думала про организацию собственного бизнес-центра путем выкупа квартир в целом подъезде. И тут, здрасте вам, она уже стоит на четвереньках посреди огромной лужи. А потом – рраз! – и она уже на ногах, а здоровенный, абсолютно лысый детина в смешной клетчатой кепочке держит ее за шкирку.

– Отпустите, дяденька, пальто новое, итальянское! Не ровен час, воротничок оторвете! – заканючила она, с ужасом думая о своих разорванных вдрызг колготках. Мужик был очень симпатичный, но глаза его Давыдовой решительно не понравились. Глаза были какие-то смутно знакомые, и, хоть и искрились веселыми смешинками, внутри их чувствовалась сталь.

– Извините, тетенька, за что успел, за то и ухватил. Все лучше, чем в луже валяться. Вы ж небось трезвая? Так что вам в луже пока еще делать нечего. Кстати, а как вас зовут?

– Меня зовут Надежда Михайловна. Я дама руководящая, вот в этом самом офисе, – Давыдова махнула рукой в сторону двери, – работаю заместителем директора.

– Тетя Нюся, значит! А я дядя Гарик. – Мужик снял кепочку, помахал ею в воздухе и ногами изобразил некое подобие книксена. – Работаю сам на себя, чему очень рад.

– Очень приятно познакомиться, дядя Гарик, только тетей Нюсей меня не зовите. Так меня только очень близкие люди могут называть. А вы, пожалуйста, соблюдайте субординацию.

– А может, я хочу вашим близким человеком стать? – Мужчина напялил кепочку на затылок и расплылся в добрейшей улыбке.

Давыдовой вдруг захотелось залезть к нему под мышку и никогда оттуда не вылезать. И от этой минутной слабости ей почему-то стало нестерпимо больно, до слез. Она поборола в себе эти непонятные сопли и строго сказала:

– Вполне верю, но спасение утопающего из лужи пока не дает вам этого права.

– Так я вас домой сегодня вечером подвезу. Вы когда заканчиваете? – Мужик внимательно смотрел на Давыдову своими странными, одновременно и веселыми и жесткими, стальными глазами.

– Домой меня сегодня везет мой компаньон и директор. А за предложение спасибо, но как-нибудь в другой раз.

– А ваш компаньон и директор, он что? Близкий вам человек? – поинтересовался мужчина. Он даже наклонился поближе к ее лицу.

– Конечно. Мы с ним еще в институте вместе спекуляцией занимались. – Давыдова слегка отстранилась.

– Правильно ли я понял, Надежда Михайловна? Чтобы стать вашим близким человеком, необходимо с вами вместе замутить какую-нибудь замурцовку. – Мужик почесал затылок под кепочкой.

– Хорошее слово, обязательно надо запомнить. А чего это вы, мужчина, так стремитесь стать моим близким человеком? – удивилась Давыдова, потихоньку продвигаясь в сторону двери, ведущей в офис.

– А я, Надежда Михайловна, чувствую в этом насущную необходимость.

Давыдова похлопала себя по бокам, посмотрела на рваные колготки и ответила:

– А я вот чувствую насущную необходимость выпить кофе, который чудесно варит наша секретарша, и сменить колготки. Хорошо, что у меня всегда при себе запасная пара! Так что до свидания вам, дядя Гарик! Еще раз спасибо.

С этими словами она проскользнула в дверь офиса и захлопнула ее прямо перед носом своего спасителя.

В приемной ее ждала секретарша Екатерина и улыбающийся во весь рот Шестопалов.

– Ну? Что там за принц такой тебя из лужи спасал? На вид вполне мужчина симпатичный, – спросил Шестопалов, открывая автомобильную аптечку. – Садись, сейчас буду тебе первую помощь оказывать, пока Катюша нам кофе сварит.

Екатерина кинулась заправлять кофемашину.

– И мне этот дяденька тоже понравился, – заявила она. – Большой такой, решительный. Вполне подходящий. Надо было его к нам позвать кофе пить.

– Чегой-то вы? – удивилась Давыдова. Она зашла к себе в кабинет, скинула пальто, сапоги и надела туфли. – Никак сбагрить меня первому встречному хотите?

– Не сбагрить, а пристроить. И не первому встречному, а благородному спасителю из лужи, – наставительно пояснил Шестопалов. – Садись, давай я тебе коленки зеленкой намажу.

Давыдова плюхнулась на диван, Шестопалов устроился напротив на Катином стульчике.

– Не надо меня пристраивать! Сама как-нибудь пристроюсь! И зеленкой мазать не надо.

Сам испачкаешься и меня измажешь. Хватит мне уже пятен на сегодня.

– Не хочешь зеленкой, получи перекись. Рану надо продезинфицировать, иначе образуется свищ и придется, Надежда, делать тебе ампутацию головы. Приедет твой принц на белой лошади и не узнает тебя, без головы-то! – Шестопалов достал из аптечки перекись и начал сосредоточенно обрабатывать коленки Давыдовой.

– У принца не лошадь белая, а конь. И принц, если он на самом деле мой, меня обязательно узнает, даже и без головы! Только ты меня сегодня до дому довези, а то меня мужик этот везти хотел, вот я ему, чтобы отвязаться, и наврала, что ты меня повезешь.

– Ну куда теперь от тебя деваться? Только с условием! Лильке моей сама объясняй, чего это я вдруг тебя повез, вместо того чтобы домой бежать.

– Лилька поймет. Я ж все-таки пострадала. В смысле, в луже! Вдруг действительно зараза какая ко мне по дороге пристанет и доведет меня до ампутации самого важного.

Екатерина грохнула чашкой об стол, уперла руки в бока и укоризненно посмотрела на Давыдову:

– Нет, что же это делается? А? Игорь Александрович! Я уже ничего не понимаю. Надежда Михайловна! Объясните нам, пожалуйста, какого черта происходит? Вы ж не замужем, женщина из себя замечательно красивая, почему вы всех подряд мужиков от себя отшиваете?

– Катя! Почему всех? Не всех, а только некоторых, – обиделась Давыдова.

– Ага! А где тогда, спрашивается, те, которых вы не отшили? Что-то я никого вокруг вас не вижу. Никто вам колготки не покупает, домой не возит, цветов и ценных подарков не дарит. Уж на что у меня теперешний мой, заморыш, ни в какие подметки этому вашему из лужи не годится, и то кольцо вот мне подарил. Гляньте-ка. – Екатерина выставила вперед средний палец, на котором красовалось золотое кольцо с вполне приличным изумрудом.

– Хорошее кольцо, Катюша, с глазами твоими сочетается! – одобрил Шестопалов.

– А я вот ни минуты не завидую! – оглядев кольцо, заметила Давыдова.

– И не завидуй, – сказал Шестопалов. – А то тебе не идет, когда ты губы надуваешь.

Давыдова прикусила губу и расхохоталась.

Вечером, когда она с гордым и независимым видом садилась в машину Шестопалова, в стоявшем напротив офиса черном «вольво» она увидела дядю Гарика. Тот помахал ей ручкой и отъехал.

На следующий день, когда Давыдова выходила с работы, «вольво» опять стоял напротив офиса. Она проследовала мимо, демонстративно не обращая никакого внимания на зазывные бибики. Уже отойдя от офиса на приличное расстояние, Давыдова услышала музыку и заметила удивленные взгляды прохожих. Оказалось, что «вольво» едет за ней прямо по тротуару, а из открытых окон машины раздается песня «Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо, и всего только надо – поднять паруса!». Давыдова очень любила эту песню, у нее почему-то всегда слезы наворачивались, когда она ее слышала. Она даже остановилась как вкопанная. «Вольво» тоже замер. Из машины выскочил дядя Гарик, помахал своей кепочкой и радостно сообщил:

– Надежда Михайловна! Вы не ждали, а мы и приперлися!

– Я вижу, что вы приперлися!

– Садитесь в ландо, не смешите публику. Я вас в лучшем виде до дому доставлю.

Давыдову вдруг разобрала страшная злость на этого человека. Ишь, король манежа нашелся, покоритель пространства и окружающих женщин! Странно заболело сердце, затосковало и заныло. Она подошла к Гарику вплотную, заглянула ему в глаза и сказала:

– Уходите из моей жизни немедленно! Не тратьте время. Мое и ваше.

– Зачем вы, тетенька, так вот резко? А вдруг получится? – обиделся Гарик. Он печально смотрел на нее своими жесткими, стальными глазами.

– Ничего у нас с вами не получится. Я это точно знаю. – Давыдова развернулась и быстрым шагом пошла в сторону метро.

На следующий день он прислал ей в офис роскошный букет белых тюльпанов, к ним прилагалась записка:

«Тетя Нюся! Эти цветы, безусловно, Ваши. Они такие же длинноногие и на вид беззащитные, но на самом деле очень выносливые и морозоустойчивые. Я буду ждать!»

Далее прилагался номер мобильного телефона.

Шестопалов, который читал записку, заглядывая через Надино плечо, чертыхнулся.

– Слушай, Давыдова! Я тебя уже совсем не понимаю. Ну ладно мой Константин, которого ты никогда не видела и знакомиться с ним категорически отказываешься! Но этот-то чем тебе не угодил? Ты что? Так до самой старости своего несбыточного принца ждать будешь?

– Сколько надо, столько и буду!

– А если ты ошибаешься? Если вот он, твой принц, сейчас от тебя на черном «вольво» ускакал? Хотя, не совсем ускакал, вон ждать обещается!

– Игорь, скажи мне, ты веришь в реинкарнацию? – Давыдова достала из сумки сигарету, щелкнула зажигалкой и с удовольствием затянулась.

– Это когда человек умирает, а душа его родится в новом теле? – уточнил Шестопалов, открывая в ее кабинете форточку. Давыдова была единственным человеком в офисе, которому разрешалось курить на рабочем месте. Курила она редко, только в моменты сильного душевного волнения. Сама не любила, когда от одежды воняет табаком.

– Ну, где-то так, – согласилась она с версией Шестопалова.

– А что? Вполне может быть! Кому ж умирать насовсем охота? Да и у жизни тогда бы смысл был неясен. А так вроде бы логично – из жизни в жизнь учишься, совершенствуешься. Только непонятно, почему про прежнюю жизнь ни хрена не помнишь, и куда потом со всем этим жизненным опытом берут? Не иначе в ангелы? – Шестопалов расположился в кресле для посетителей. Он не любил, когда Давыдова курила, но, видимо, решил все-таки провести с ней воспитательную работу по поводу ее личной жизни.

– Может, и в ангелы. Это было бы справедливо. А вот насчет того, что из прежней жизни ни хрена не помнишь, так это абсолютно правильно и логично. Если ты будешь помнить все, то сразу же свихнешься. Представь только себе взрослого мудрого дяденьку в теле маленького ребенка, девочки например. Но даже если и мальчика! Все равно психике триндец.

– Это точно! – развеселился Шестопалов. Ему эта беседа явно начинала нравиться. Так что неизвестно еще, кто с кем проводил воспитательную работу.

Поэтому из прежней жизни ты помнишь на подсознательном уровне только какие-то свои успехи, мастерство достигнутое, например.

– Поясни-ка насчет мастерства.

– Ну, самый простой пример. Откуда я умею так хорошо готовить? Ведь меня же не учил никто. Я сама придумываю блюда, знаю, сколько положить соли и других приправ. Чувствую, какой продукт с каким сочетается, а какой нет. Ведь я же никогда даже не пробую то, что готовлю. Да и не люблю особо это дело. Само получается.