Ви Киланд - Возмутительно красивый пилот

Доктор Леммон рассмеялась.

— Я выпишу вам на первое время кое-что, что поможет вам засыпать. А что касается всего остального… срите или слезайте с горшка.

Срите или слезайте с горшка? Я платил двести пятьдесят долларов в час за совет, который мой отец дал мне, когда я учился в третьем классе.

Я побоялся принимать снотворное. В инструкции говорилось, что в течение двадцати четырех часов после принятия лекарства нельзя садиться за руль автомобиля и другой крупной техники. А я бы сказал, что «Боинг 747» был очень крупной техникой, и поскольку я должен был сесть за штурвал на следующий день, мне нужно было найти другой способ измотать себя с тем, чтобы уснуть.

После того как я пробежал пять миль по округе, я решил снова заглянуть к Гордону. К несчастью, этот визит только заставил меня почувствовать себя еще хуже. Я ни в коем случае не был экспертом, но, казалось, он слабел понемногу с каждым днем. Его лодыжки постоянно распухали от жидкости, а в тот вечер он никак не мог пошевелить пальцами одной ноги. И хотя рабочий день уже закончился, я позвонил его доктору, чтобы доложить обстановку. Но он только сказал мне, что я должен попытаться удобнее устроить его в кровати и что для человека в таком возрасте и с таким здоровьем мало что можно было сделать.

Когда я вернулся в свою квартиру, было уже поздно. Чувствуя себя совершенно подавленным из-за того, что происходило с Гордоном, я больше всего хотел взять телефон и позвонить Кендалл. Помимо доктора Леммона, она была единственным человеком, которому я открыл свою душу. Я знал, что она поймет, как я себя чувствую. Но это было нечестно по отношению к ней. Я должен был решить, будет ли у нас с ней какое-то будущее, прежде чем грузить ее своим депрессивным дерьмом.

Самым поганым во всем этом было то, что я не видел будущего для нас. Но я и не мог представить себе будущее без нее. Я застрял в чистилище. История моей жизни.

В полночь я решил упаковать свою дорожную сумку к завтрашнему полету. Мюриэль постирала и накрахмалила все мои униформы, хотя я миллион раз говорил ей, что нет необходимости делать это. Что больше всего мне нравилось в людях, живущих в Сильвер Шорз, так это то, что они знали, что временами им необходима помощь, но они не хотели оставаться в долгу. Они чувствовали себя лучше, помогая мне в ответ. Они были хорошими людьми.

Мой шкаф был заполнен накрахмаленными и отглаженными сорочками. Я взял три из них, сложил и положил в сумку. Я немного похудел за последние месяцы, так что кители размера XL я сдвинул в сторону и потянулся за кителем размера L, который висел в самом дальнем углу шкафа.

На самой дальней вешалке и вправду висел китель меньше. Только он был меньше размеров на сорок. Я держал в руках маленькую форму пилота, которую нашел в спальне Кендалл. Я тогда спрятал ее под сорочку и зачем-то унес с собой. После того, как я приехал домой, я не мог без злости смотреть на нее, так что я сунул ее подальше в шкаф, туда, где она не попадалась мне на глаза. И тем не менее я не мог выкинуть ее.

Я долго смотрел на маленький костюмчик. Передо мной явственно встала картина, на которой маленький светловолосый мальчик, одетый в эту форму, бегает, смеясь, вокруг своей матери. У мальчика были яркие голубые глаза, совсем как у его матери. А Кендалл была еще красивее, чем всегда. Я даже закрыл глаза и улыбнулся, проигрывая в воображении эту сцену.

В ту ночь я спал как ребенок. Мне снились тот маленький мальчик и его мать. Сон был таким ярким, таким реалистичным, что я проснулся, совсем сбитый с толку. Какое-то мгновение я ждал, что они вбегут в мою комнату.

Но они не сделали этого.

И у меня защемило сердце.

Пока я спешно собирался, готовясь к своему полету, маленькая форма пилота все еще лежала на моем комоде. Я дотронулся до маленьких крыльев, прикрепленных к отвороту кителя, и вспомнил лицо мальчика из моего сна. Я отстегнул значок с костюмчика и поменял его местами со значком, который был на моем кителе. Они не очень отличались внешне, но это было для меня знамением.

Я мог видеть свое будущее.

Я мог видеть свою семью.

Я мог видеть женщину, которую любил.

И теперь мне лишь нужно было понять, как все исправить.

Я решил быстро заскочить к Гордону, прежде чем уехать в аэропорт, потому что мне предстояло отсутствовать несколько дней.

Одна из женщин обычно приходила к нему попозже утром и оставалась с ним до прихода физиотерапевта. Но в тот момент у него никого не должно было быть.

Зная, что он, наверное, еще спит, я очень осторожно открыл дверь.

— Папа? — тихо позвал я.

Ответа не было. Гордон всегда громко храпел во сне, и было странно, что из спальни не доносилось ни звука.

Он лежал на спине совершенно неподвижно.

— Папа?

Он не отозвался.

Присев на краешек кровати, я дотронулся до его плеча и сказал чуть громче:

— Папа, это Брюси. Проснись.

Приложив два пальца к его шее, я попытался нащупать пульс.

Пульса не было.

Наклонив голову, я попытался услышать стук его сердца, но не услышал.

Я прижался щекой к его груди и расплакался. Он мог быть моим ненастоящим отцом, но в слезах, которые текли из моих глаз, не было ничего ненастоящего.

Простое сообщение на телефоне изменило все.

Я катила свой чемоданчик по аэропорту и только тогда заметила, что пропустила звонок от Картера. Должно быть, он звонил, пока я ехала в машине с громко включенной музыкой.

Я прослушала сообщение:

— Привет, Кендалл. Я скоро сяду в самолет. Я хотел услышать твой голос, пока мы не взлетели, но, очевидно, это невозможно. У меня было дерьмовое утро. М-мм…

Последовала долгая пауза.

— Гордон умер. Я нашел его лежащим в постели. Он не дышал. Должно быть, он умер во сне. Он был совсем один.

У меня упало сердце.

Нет!

Я услышала его глубокий вздох.

— Он умер в одиночестве, и никто не держал его за руку. Это так чертовски грустно. Никто не должен умирать в одиночестве.

У меня по щеке поползла слеза.

— Но все это помогло мне осознать, что главное в этой жизни. Я скучаю по тебе. Мне нужно сегодня вечером услышать твой голос, чтобы я мог заснуть. Я просто хочу, чтобы ты это знала.

Последовало молчание, а потом он сказал:

— Вот дерьмо. Мне нужно идти. Я позвоню тебе, когда мы приземлимся в Рио.

Стоя, застыв на месте посреди зала, я внезапно почувствовала себя в этом аэропорту рыбой, вытащенной из воды. Потея в своей форме, я поняла, что не смогу так больше продолжать.

Что я здесь делала?

Мне нужно было быть с ним.

Мяч был на моей стороне так далеко, что это было даже не смешно. Это я бросила его, так что я и должна была сделать первый шаг к воссоединению.

Время, которое мы провели вдали друг от друга после нашего примирения, пошло нам на пользу. Это дало нам возможность все обдумать. Но это время закончилось. Мы не смогли бы наладить какие-либо отношения, если я продолжила бы работать. Из-за его графика работы и так было сложно строить отношения. А если мы продолжали бы оба работать в разных авиакомпаниях, построить отношения и вовсе стало бы невозможным. В этом случае я вовсе не смогла бы видеться с ним. Нужно было чем-то пожертвовать.

И пришла моя очередь жертвовать.

Мария Роза впустила меня в дом безо всякого удивления. Но я все равно не поняла бы ее вопросы. Я думаю, она отлично знала, почему я оказалась здесь.

Я кивнула.

— Obrigada.

Я наконец-то научилась должным образом говорить «спасибо» по-португальски.

Педро запрыгнул мне на плечо и, к моему удивлению, не описал его, прежде чем спрыгнуть с меня. Возможно, после трех визитов он наконец признал меня за свою.

Мария указала мне на нужную комнату и приложила палец к губам, призывая меня не шуметь, потому что Картер спал. Медленно открыв дверь, я увидела картину, которая была отрадой для истосковавшихся глаз.

Я не знаю, что снилось Картеру, но этот сон был явно сексуального характера. Его член стоял, твердый и блестящий. Картер был абсолютно и восхитительно обнаженным. Я так устала после перелета, что хотела только одного — забраться в постель к нему. Сняв с себя всю одежду, я осторожно взобралась на кровать.

Картер открыл глаза и вздрогнул, прежде чем осознать, что это была я.

— Дерзкая?

— Да.

— Бог мой. Я подумал, что мне это снится.

— Нет, не снится.

— Что ты здесь делаешь?

— Ш-шш.

И я нагнула голову и взяла его член в рот. Он замолчал на полуслове, утратив способность говорить. Откинувшись на кровати, он перестал контролировать себя, когда я принялась ласкать его. Он положил руку мне на голову, направляя мои движения.

Мне было приятно слышать тихие стоны наслаждения, которые вырывались у него. В какой-то момент он отстранился, а потом приподнял меня и положил поверх себя.

Кровать трещала под нами. Было еще довольно рано, и я была уверена, что мы мешаем другим постояльцам, которые или спали, или завтракали. Но меня это не волновало. Нам нужно было это. И мы оба кончили уже через несколько минут. Наша разлука была слишком долгой.

Блаженно нежась рядом с ним, я наконец ответила на его вопрос.

— Я прослушала твое сообщение. И сказала им, что у меня чрезвычайные семейные обстоятельства. И как только мы приземлились в Нью-Йорке, я купила билет на ближайший рейс до Рио.

— Ты солгала из-за меня?

— Нет. Это не было ложью. Ты единственная семья, которая теперь у меня есть. И мне так хотелось увидеть тебя, словно моя жизнь зависела от этого. Это в моем понимании и есть чрезвычайное обстоятельство.

Мы все еще лежали рядом, обнаженные, когда он спросил:

— Как долго ты сможешь пробыть здесь?

— Столько, сколько буду нужна тебе.

— Значит, навсегда, черт возьми?

— Да.

Он отстранился и изучающе посмотрел на меня.

— Уверена?

— Да.

— Ты не вернешься на работу?

— Мне никогда не нравилось летать, Картер. Это было просто средством убежать от проблем. И в то же время это некоторым образом связывало меня с тобой. Это было интересным опытом, но я хочу иметь возможность видеть тебя, когда ты возвращаешься домой.

— И чем ты займешься?

— Тобой. — Я рассмеялась. — Я буду заниматься тобой до тех пор… пока ты не скажешь мне, чтобы я занялась чем-то другим.

Погладив меня по волосам, он улыбнулся.

— У меня как раз открылась вакансия на полный рабочий день.

— Честно, я найду что-нибудь. Что-нибудь, что будет мне нравиться. Но сейчас мне нравишься только ты. Я так многим обязана тебе. За то, что ты стал разыскивать меня, что не поставил на мне крест, хотя я бросила тебя. Но я перестала убегать. И нет лучшего места для того, чтобы остановиться, чем то, где все началось.

— У нас есть целых два дня. А потом я лечу во Флориду на похороны Гордона.

— Мы летим во Флориду.

— Ты полетишь со мной?

— Если Сильвер Шорз не будет возражать против еще одного не достигшего пенсионного возраста постоянного жителя.

— Неужели все это происходит в действительности?

— Да. Если ты нуждаешься во мне, я твоя. Я хочу петь тебе, чтобы ты засыпал, когда ты будешь дома.

— Это самый счастливый день в моей жизни, Дерзкая. Я хочу, чтобы ты это знала.

Позже в тот день мы с Картером сидели на пляже, потягивая кайпиринью совсем так же, как делали это в самом начале нашего путешествия. Думая о прошлом, я вспоминала, какой страх и растерянность я испытывала тогда по сравнению с умиротворением, которое испытывала теперь.

— В прошлый раз, когда мы сидели здесь, я не знала, кто я в действительности. Я была просто девчонкой, сидевшей рядом с горячим пилотом и потягивавшей коктейль на пляже в Рио. Я была сбита с толку, готовая продать свою душу и душу своего нерожденного ребенка.

— А сейчас?

— Сейчас я просто… любима. Я не хочу ничего другого, кроме как сидеть на пляже с пилотом, который любит меня. Все, что мне было нужно, было у меня в тот день. Просто я этого еще не понимала. И у моих будущих детей буду не только я. Они будут счастливы тем, что ты их отец.

— Ты хочешь, чтобы у нас с тобой был ребенок, Дерзкая?

— Да, когда-нибудь. Но сначала я хочу какое-то время просто наслаждаться жизнью с тобой.

Он долго смотрел на меня, а потом сказал:

— Я сохранил его.

Я склонила голову набок.

— Сохранил что?

— Маленький костюм, который ты купила в магазине «Картер» и который выглядит, как униформа пилота.