Наталья Миронова - Возраст Суламифи

– Она не любит ходить на переговоры, хочет дома работать.

– А ты постарайся, чтоб пошла. Скажи, что это крайне важно, что они просят именно того, кто делал техническое описание. Кстати, это чистая правда. Тебе из фирмы позвонят и попросят, чтоб переводчик был «в теме». Пообещай ей вознаграждение. Больше того, что обычно платишь. Ей деньги нужны, я точно знаю. Разницу я тебе возмещу.

Карина сделала все, как он сказал.

Неожиданно опять позвонила Нелли. Да не просто так, потребовала встречи с сыном.

– Что вдруг? – спросила Лина, стараясь не выдать голосом охватившей ее тревоги.

– Я мать, я имею право видеть сына.

– Ты не видела его почти четыре года. А теперь вдруг соскучилась?

– Я имею право его повидать. Меня никто материнских прав не лишал.

– Еще бы, ты же алименты получаешь! – фыркнула Лина. – Ну хорошо. Но только в присутствии адвоката.

– Какого еще адвоката? – оторопела Нелли.

– Понизовского. Он представляет наши интересы – мои и Митины. Да не дури, ты его прекрасно знаешь. Я с ним созвонюсь, договорюсь, когда ему удобно, он человек занятой. А ты подстраивайся. И еще одно: тебе придется приехать сюда, на Ордынку. Я не потащу малыша… – Лина вдруг вспомнила, как Митя ложился на спину и задирал голову, поняла, что он имел в виду, и закончила мысль соответственно: – туда, где Баб-яга живет.

– Что? – не поняла Нелли. – Что ты несешь?

– Твой сын тебя боится. Называет Бабой-ягой. Я его прекрасно понимаю. Может, и я тебя так в детстве называла да забыла.

– Это ты его настраиваешь против меня! – взвизгнула Нелли.

– Не сорви голос, – хладнокровно посоветовала Лина. – В твоем возрасте вредно брать верхнее до. Короче, будет так, как я сказала. Чувствую, ты затеваешь какую-то пакость, не знаю только, зачем тебе Митька понадобился. Но если хочешь его видеть, приходи сюда.

Нелли неожиданно согласилась без дальнейших споров. Даже против адвоката возражать не стала.

– Я перезвоню, – пообещала Лина.

Она позвонила Понизовскому, договорилась с ним. Назначили день и час. Лина чувствовала, что дело вовсе не в Мите, нарочно договорилась на одиннадцать утра буднего дня, когда он наверняка будет в детском саду. Перезвонила матери и назвала ей время. Та приняла условленный день и час безропотно.

У Лины росло в душе чувство, что она приглашает в дом вампира. Согласно поверью, вампир ведь сам переступить порог не может, только по приглашению.

Но Лина и не подозревала, насколько близка к истине.

В назначенный день Нелли явилась. Опоздала, конечно, но Лина решила ее не попрекать. Все равно, что воду в ступе толочь.

– Извините, – сказала она Понизовскому, – у нее комплекс Мэрилин Монро. Всюду опаздывает.

Торжественное антре кинодивы оказалось несколько смазанным тяжелой одышкой. Лине пришлось вынести матери стул в прихожую, чтобы она села и отдышалась.

– Воды дать? – участливо спросила Лина. – Извини, не «Эвиан».

Она вынесла в прихожую и дала Нелли стакан обыкновенной минералки. Нелли жадно выпила.

– Газированная, – фыркнула она с отвращением. – Ты же знаешь, я газированную не пью!

– Это нарзан, – кротко объяснила Лина. – У него природная газация. Ну идем.

Она провела мать на кухню, где уже ждал Понизовский. Лина специально выбрала кухню: в той комнате, которую она считала своим кабинетом, все место на столе съедал компьютер с ковриком для мыши и пюпитр, на который она ставила переводимые книги или документы. В детской стола вообще не было, если не считать игрушечного. А вдруг писать придется? Оставалась только кухня, там прекрасный свободный стол.

Что характерно, отметила про себя Лина, Нелли даже не спросила, где ее сын, которого якобы приехала повидать. Холодно кивнув Понизовскому, она села возле кухонного стола боком и закинула ногу на ногу. «Ну, конечно, – подумала Лина, – наши ноги нас кормят. А вы любуйтесь, пока мы добрые».

– Я хочу, чтобы мой сын жил со мной, – объявила Нелли.

– С какой радости? – спросила Лина.

– Я не позволю тебе выставлять меня плохой матерью.

– Ты никакая мать, – отозвалась Лина. – Ни плохая, ни хорошая, вообще никакая.

– Давайте не будем ссориться, – вмешался Понизовский. – Если я правильно понимаю, мальчик нужен вам для какой-то пиар-акции?

– А даже если так! Что тут такого? Это мой сын! И никакая это не пиар-акция, я хочу вернуть его отца. Он опять разводится. А тут сын. Сама же мне говорила… – повернулась Нелли к дочери. – Винегрет нарезан.

Лина не ответила, посмотрела на биологическую мать молча. Может, показалось, потому что давно не виделись, но выглядела Нелли плохо. Если честно, просто ужасно. Похудела наконец, но худоба не пошла ей впрок. Кожа на лице пожелтела и обвисла дряблыми складками. Видать, так и не накопила на золотые нити. Вряд ли престарелый Казанова на нее польстится. Разводится? Ему семьдесят пять, но к его услугам полно молоденьких дурочек.

Пожалуй, теперь, подумала Лина, на Нельку налезло бы то сине-рыжее платье. Она похожа на вешалку. Но вряд ли оно будет ей к лицу.

– Ты давай завязывай со своими освенцимскими диетами, – посоветовала она матери. – Выглядишь плохо.

– Не твое дело, – огрызнулась Нелли. – И не уходи от темы. Мне нужен сын.

– Митя будет жить со мной, – заявила Лина.

Она уже предварительно переговорила с адвокатом и чувствовала себя храброй.

– Я его через суд верну, если понадобится! – пригрозила Нелли.

– И вот тут на сцену выхожу я, – шутливо объявил Понизовский. – Вы по телефону сказали дочери, что хотите повидать сына. Я верно излагаю?

– А что, мне нельзя его повидать? – огрызнулась Нелли. – Я чуть ли не четыре года его не видела! Это, по-вашему, нормально?

– Однако вот мы сидим тут, беседуем, но вы до сих пор даже не поинтересовались, где он.

– Меня Полька с толку сбила. И лестница эта ужасная! Я не знаю, как жива осталась! А она, выходит, каждый день его по этим лестницам таскает?

– Итак, вы хотите вернуть ребенка через суд, – невозмутимо продолжил Понизовский, не отвечая на риторический вопрос. – Скажите, сколько у него зубов?

– Чего? – не поняла Нелли.

– Зубов, зубов, – терпеливо повторил адвокат.

– Понятия не и… А почему вы спрашиваете? – насторожилась Нелли.

– Это не я, это суд у вас спросит. Сколько у него зубов, какие прививки ему сделаны, какими детскими болезнями переболел… Какая у него любимая игрушка, какую сказку он любит слушать на ночь, на каком боку засыпает. Как зовут его друзей. У вас есть ответы на все эти вопросы?

Нелли нервным жестом вытащила сигареты.

– Не кури тут, – остановила ее Лина. – Я не разрешаю курить в доме, здесь дети.

– Где дети? – Нелли огляделась по сторонам.

– В детском саду, но все равно курить нельзя. Дым застаивается, впитывается, детям это вредно. Хочешь курить – иди на лестницу.

– Хорошо, – неожиданно кротко согласилась Нелли. – Я пойду на лестницу.

– Погоди, я дам тебе что-нибудь – пепел стряхивать. Не на пол же.

Лина хотела достать что-то из шкафа, но Нелли ее остановила.

– Не надо. У меня своя пепельница есть. Переносная.

И она вынула из сумки кокетливый маленький контейнер с крышечкой на цепочке, отделанный золотом и расписанный фривольными рисуночками в стиле «Fin de siècle»[23]. Это было настолько в духе Нелли, что Лина немного успокоилась.

– Вы и вправду думаете, что у нее нет шансов в суде? – спросила она Понизовского, когда Нелли вышла.

– Ни единого. И, мне кажется, она это понимает. Вот потому-то меня так и смущает этот визит. Она пришла с какой-то другой целью.

– С какой? Красть у меня нечего. Ладно, подождем.

Ожидание затянулось. Похоже, Нелли выкурила на площадке не меньше двух сигарет. Но вот дверь хлопнула, раздался дробный цокот каблучков по коридору, и она вернулась. От нее пахло дымом – не придерешься.

– Все эти ваши вопросы ничего не стоят, – заявила она Понизовскому. – Как я могу что-то знать о сыне, когда Полька его от меня скрывает? Я так и скажу на суде.

– Скрывает? А когда вы в последний раз интересовались его здоровьем? Вы же говорите с дочерью по телефону?

– А это ее слово против моего, – злорадно улыбнулась Нелли. – Вы ничего не докажете.

– Знаете, – улыбнулся Понизовский ей в ответ, – если бы я каждый раз, как слышу фразу «Вы ничего не докажете», получал по десять копеек, я бы уже озолотился. Давайте вспомним эпизод четырехлетней давности. Вы сдали сына в Дом малютки.

– Сколько можно попрекать? У меня было безвыходное положение. Меня пригласили с театром на гастроли, а Полька укатила в командировку.

– В доме оставалась еще няня, но ее вы предусмотрительно услали в отпуск.

– Полька меня вечно пилит, что я Галюсе отдохнуть не даю. Нет, я не понимаю, какие ко мне претензии? И то я делаю не так, и это не так!

– Вы отослали ее в отпуск, а сами собирались заниматься ребенком? – с невинным видом уточнил Понизовский. – Одна?

– Ну да. Кто ж знал, что подвернется приглашение в Питер?

– И по возвращении из Питера вы собирались забрать сына домой?

– Разумеется.

– Позвольте вам не поверить. Вы удалили из дома все детские вещи, включая мебель.

– А это кто может подтвердить? – ехидно спросила Нелли.

– Помимо вашей дочери и Галины Романовны Обуховой? Я могу подтвердить. Именно я вместе с Линой покупал для вашего сына новые вещи. Включая мебель.

Глаза у Нелли забегали, но она нашла выход из положения.

– Они потребовали все. Эти, из Дома ребенка.

– Нелли Леонидовна, давайте я сэкономлю время нам всем. Вы оставили в Доме ребенка письменное согласие отдать сына на усыновление. Если бы Полина не вернулась вовремя, он мог бы жить уже в Америке. Ваше заявление, отказ от прав и прочие документы у меня. Я забрал их из Дома ребенка вместе с мальчиком. Хотите судиться? Ваше право, но предупреждаю: я предъявлю эти документы в суде.

Нелли тяжело задышала.

– Это была минута слабости. Они на меня надавили. Сказали, что в Америке ему будет лучше. Что его с руками оторвут: не больной, из семьи, без дурной наследственности.

– Не могу представить такую минуту слабости у моей матери. Да и вообще ни у одной нормальной матери. Уважающие себя женщины дерутся за своих детей как тигрицы. Когтями и зубами. Впрочем, это будет суд решать. Но фон, должен вам сказать, очень для вас неблагоприятный. Предлагаю другое. Вы хотели отдать ребенка на усыновление? Отдайте его вашей дочери. Пусть она будет официальным опекуном.

– И алименты тоже ей пойдут? Вот вам! – И Нелли, забыв, что она графиня, утонченная светская дама, показала адвокату кукиш.

– Это трудно занести в протокол, но я постараюсь, – невозмутимо ответил Понизовский. – Советую вам подумать хорошенько. Мы ведь можем довести до сведения отца ребенка, что его сын проживает не с матерью и алименты до него не доходят. Суд вы проиграете, – добавил он, не давая Нелли возразить. – Очень не советую даже пробовать, потому что вам придется оплатить как минимум судебные издержки. Предлагаю решить дело миром. Просто подпишите заявление о передаче опеки над сыном вашей дочери.

И Понизовский протянул Нелли заранее составленный документ.

Она не удостоила его даже взглядом. Вскочила и метнулась вон из кухни, не попрощавшись. Лина пошла проводить ее в прихожую. Нелли, не глядя на дочь, выскользнула за дверь. Каблуки зацокали вниз по лестнице.

– Не нравится, мне это, не нравится, – нахмурился Понизовский, когда Лина вернулась в кухню. – Зачем она приходила? Ясно, что ребенок – только предлог. Лина, вы меня простите, но я советую вам осмотреться, все ли на месте.

– От Нельки, конечно, всего можно ждать, но это чересчур даже для нее. Ладно, давайте посмотрим. В детскую она не заходила, это рядом с кухней, мы бы слышали.

– И все-таки, – стоял на своем адвокат.

– Хорошо. – Лина отворила дверь в детскую и огляделась. – Вроде все в порядке. Табаком не пахнет.

– Посмотрите внимательнее, все ли вещи на месте, – повторил Понизовский.

– Да, на месте. Здесь никто ничего не трогал, с тех пор как я утром убрала.

– Да, а где Галюся? – спохватился он.

– Думаете, она Галюсю похитила? – засмеялась Лина. – Я Галюсю на строительный рынок отправила, за краской. Специально, чтобы она с Нелькой не встречалась. Галюся при ней ужасно нервничает. Мы ремонт затеяли в квартире Лидии Григорьевны.

– А ну-ка давайте посмотрим в той квартире, – предложил Понизовский. – Она же выходила на площадку!

– Там заперто, Павел Михайлович. Ладно, если хотите, пойдем посмотрим.

– Сначала здесь. В вашей комнате.

Тут уж самой Лине стало тревожно: компьютер! Она опрометью кинулась в свою комнату, но компьютер тихо и мирно стоял на своем месте. Закрытый. Лина огляделась. Все остальные вещи тоже, похоже, никто не трогал.