На следующий день рано утром он проследил, чтобы телеграмма ушла. Весь день он сочинял длинный отчет в штаб Северо-Западной Конной полиции, перечисляя больных полицейских и хворых жителей Баттлфорда.

Один из этих гражданских лиц, приезжий из Онтарио, Джимми Джиллеспи, мужчина средних лет, переведенный в Баттлфорд счетоводом в магазине Компании Гудзонова залива, явился днем в кабинет Майлса, бледный, как бумага, опираясь на самодельный костыль. Его правая нога распухла, стала вдвое толще другой.

– Добрый день, док. Со мной произошел сегодня несчастный случай. Один из клерков уронил бочонок с черной патокой мне на ногу. Неуклюжий молодой олух!

У него перекосилось лицо, когда Майлс снимал у него с ноги окровавленную повязку.

Нога оказалась переломанной в нескольких местах, на подъеме виднелась глубокая рана, на которую нужно было накладывать швы.

Сделав все, что возможно, Майлс перевязал ногу бинтом, смоченным в карболке, и сказал:

– Вы должны не снимать эту повязку несколько недель, мистер Джиллеспи, чтобы все зажило.

У пострадавшего вспотел лоб, и он кивнул.

– Не одно, так другое, – вздохнул он. – Моя жена болеет с тех пор, как мы переехали сюда. Я ухаживал за ней, а теперь вот такая история.

– А что с вашей женой?

Майлс твердо знал, что миссис Джиллеспи с ним не консультировалась.

Джимми пожал плечами.

– Разные женские неприятности. Она считает, что это от нервов, но меня это волнует. Она не из тех, кто бездельничает, моя Элен. Я ей говорил, чтобы она пришла сюда к вам, но она и слышать не хочет. Заявляет, что не может говорить о таких вещах с посторонним мужчиной. Она всегда была застенчивой девушкой. Может, она и смогла бы пересилить себя, если бы у нас были дети, но их нам Бог не послал.

– В городе живет новая женщина-врач, – медленно произнес Майлс. – Ее зовут доктор Рандольф. Я могу лично поручиться за ее компетентность как врача. Возможно, вашей жене будет легче разговаривать с женщиной-врачом?

Джиллеспи мгновение думал, потом его узкое лицо просветлело.

– Может, вы и правы, док. Где ее найти, эту леди врача?

– В настоящее время она живет в меблированных комнатах миссис Либерман, но останется она там день или два. Она ищет, где бы снять помещение, чтобы там можно было вести врачебный прием. Вы ничего подходящего не знаете?

Джиллеспи подумал.

– Есть один дом на холме, в нем жила мать управляющего нашим магазином. Во время наводнения восемьдесят второго года ее дом рухнул, и Уокер построил ей новый, подальше от реки. Но дом не очень большой. И он не совсем в городе. Старая леди прожила в нем всего шесть месяцев и померла. Он еще не сдавал дом, там полно ее вещей. Уокер сказал, что мы с женой можем арендовать его, если хотим. Мы посмотрели его, когда приехали, но мы привезли с собой всю нашу мебель, и, кроме того, Элен не захотела жить вне города. Уокер холостяк, он тоже не хочет жить там. У него есть маленький домик, который ему построила Компания, рядом с магазином, и это его вполне устраивает.

– Я уверен, что доктор Рандольф будет хорошим жильцом. У нее нет никакой своей мебели, так что она будет рада снять дом с обстановкой.

– Я спрошу его, док, немедленно. Надо возвращаться в магазин и покончить с бухгалтерией за день. Сколько я вам должен? – Джиллеспи с трудом поднялся, осторожно опираясь на свой костыль, и полез в карман за бумажником. – Это счастье, что у меня сидячая работа. Хорошенькое было бы дельце, если бы я потерял работу из-за бочонка с патокой.

– Вы ничего не должны, мистер Джиллеспи. Задача Конной полиции обслуживать здешних жителей.

– Спасибо, док, очень вам обязан.

«А я тебе, – подумал Майлс, когда тот удалился со своим костылем. – Это может решить проблему с жильем для Пейдж».

Быть может, он сегодня сможет заснуть, понадеялся Майлс, понимая, что сделал для нее все, что мог.

Какого черта, почему он чувствует ответственность за эту женщину?!

Как это бывало уже не раз, живая память об их поцелуе вспыхнула в его мозгу. С его стороны было слишком поспешно и глупо позволить себе поддаться сексуальному влечению к Пейдж Рандольф.

Он уверял себя, что это просто нормальное сексуальное влечение здорового мужчины к красивой женщине.

Ничего больше не было. Откуда могло быть что-нибудь еще? Если не считать их общих интересов в области медицины, у них нет ничего общего.

Ладно, он сделал все, чтобы загладить вину за этот поцелуй, и теперь может вернуться к нормальной жизни. Он напишет ей записку, в которой сообщит о доме, упомянет, что миссис Джиллеспи может стать ее пациенткой, а потом выбросит ее из головы.

Он сидел за письменным столом с пером в руке, написал одну записку, порвал ее, потом другую и тоже порвал.


Конверт был запечатан воском, бумага плотная. В верхнем левом углу герб Северо-Западной Конной полиции и под ним печатка с именем доктора Майлса Болдуина.

Шикарно. Пейдж рассматривала письмо, загипнотизированная четкими буквами, которыми выведена ее фамилия черными чернилами, ничем не напоминающими шариковую ручку.

– Мне ждать ответа, мисс?

Мальчик, принесший письмо, стоял у задней двери дома миссис Либерман, переминаясь с ноги на ногу.

– Подожди минутку, я прочту.

Она разорвала конверт. «Мисс Рандольф», – начиналась записка. Она разозлилась. Боже милостивый, этот человек невозможен! Какого дьявола, как он может обращаться к ней как к мисс Рандольф, после того как целовал ее до потери сознания?

Она сердито фыркнула и стала читать: «Я случайно узнал, что управляющий магазином Компании Гудзонова залива мистер Уокер владеет маленьким домом, который он с удовольствием сдаст Вам. Кроме того, жена его счетовода, миссис Джиллеспи, будет, вероятно, советоваться с Вами по поводу женских болезней. Думаю, что Вам это подойдет. Имею честь, уважающий Вас Майлс Болдуин, главный врач».

Она перечитала скупые формальные слова, и лицо ее расплылось в улыбке.

Он, конечно, самый чопорный мужчина, какого она когда-либо встречала, несмотря на его поразительное умение целоваться, и из этой карикатуры на дружеское письмо очевидно, что он заботится о ее благополучии. Он пытается найти ей жилье и подсовывает пациентку.

Сердце ее потеплело, она испытывала благодарность, и облегчение, и нежность к этому сложному мужчине, написавшему эту записку… и отчаянное желание видеть того страстного мужчину, который целовал ее.

О Майлс, спасибо тебе!

– Ответа не будет, – сказала она мальчику, и он побежал восвояси.

Пейдж взлетела по лестнице, завязала волосы и схватила свою сумочку. Через минуту она уже торопливо шла по улице, направляясь к магазину Компании Гудзонова залива.

ГЛАВА 9

Днем Чарли Уокер, управляющий магазином, повел Пейдж смотреть дом его матери. Дом стоял на высоком плато между двумя реками, которые сливались в Баттлфорде. Он располагался за городом, но достаточно близко, так что у Пейдж не будет проблем с хождением в город за покупками.

Дом был одноэтажный и длинный. Перед домом был портик, дальше холл, по одну сторону которого была маленькая гостиная, по другую – большая гостиная. В глубине находились кухня и две небольшие спальни.

Пейдж оглядела портик и большую гостиную с точки зрения, можно ли здесь устроить приемную и кабинет для осмотра больных. Больше трех человек здесь не поместятся, но какого черта! Будет большим везением, если к ней придут одновременно три пациентки, подумала она с горьким юмором.

– Во всех окнах вставлены стекла, как видите, это хороший дом, я сам его строил, – с гордостью заявил мистер Уокер.

Пейдж уже знала, что стекло в Баттлфорд привозить сложно, и поэтому в большинстве домов в оконных проемах висит материя, которая пропускает немного света, но не уберегает от холода. Окна, которыми так гордился Уокер, были не больше квадратного фута. Пейдж подумала о своей квартире, где вся стена представляет собой одно гигантское окно, и чуть не заплакала.

– Вам ничего не надо привозить, вся мебель имеется, – похвастался Уокер.

В доме было безумно тесно, он был так забит всевозможными безделушками, мебелью и просто всяким хламом, что трудно было перебираться из комнаты в комнату. Все доступные плоскости были покрыты вышивками или вязанием, на спинках всех диванов и стульев висели шерстяные пледы, выдержанные в синих, серых и коричневых тонах.

– Мама всегда была чем-то занята, – объяснил Уокер. – Каким-нибудь рукоделием.

Пейдж кивнула. Отсюда придется вынести горы барахла. Ей придется также научиться зажигать масляные лампы и следить за ними.

О Боже, как тут не вспомнить электрический выключатель! Почему она никогда не задумывалась над тайной электричества, когда оно было так доступно? И туалет – отхожее место, как пробормотал Уокер, – находился позади дома.

Однако были и положительные стороны: дом был чистенький, если не считать слоя пыли, стены внутри выкрашены белой краской, а на всех окнах висели тюлевые занавески.

– У вас не будет проблем с отоплением в эту зиму, – похвастался хозяин дома. – В сарае за домом запасены дрова, и кроме того, вы можете вызвать из города мальчиков Маккинзи, чтобы они привезли еще дров, если вам понадобится, по вполне разумной цене.

Пейдж с тревогой посмотрела на печи. Ей понадобится много дров, она уже слышала, как холодно бывает здесь зимой. Уже теперь по ночам случались заморозки.

Конечно, здесь понятия не имеют о центральном отоплении. В комнате, которую Уокер назвал малой гостиной, был камин и на кухне большая плита. В одной из спален имелся даже обогреватель, работающий на дровах, – для тех случаев, когда термометр падает ниже 40 градусов по Фаренгейту, объяснил Уокер, не моргнув глазом.

Пейдж поежилась при одной мысли о такой возможности.

Дом был хорошо обеспечен всем необходимым. В нем имелись лоскутные одеяла, подушки, простыни, полотенца, столовые приборы, тарелки, кастрюли, чайники. У задней двери стояла бочка для дождевой воды, было там и хитрое приспособление в стене кухни, именуемое холодильником, – ящик, открытый для доступа воздуха, в котором, как убеждал Уокер, можно хранить скоропортящиеся продукты – пока они не начнут замерзать, захохотал он.

Позади дома имелся запущенный садик, где, по словам Уокера, растут картошка и репа, если она потрудится выкапывать их. Был там и сарайчик, где старая леди держала козу, и сарай побольше, где раньше обитали куры и поросенок.

Она не собиралась заводить здесь живность, объяснила Пейдж Уокеру, когда тот предложил добыть ей цыплят.

– Цыплята – это хорошее вложение денег. Не так давно яйца продавались по двадцать центов штука, а ухода цыплята никакого не требуют.

Пейдж взвесила возможность заняться разведением домашней птицы. До сих пор ее знакомство с цыплятами ограничивалось маленькими ломтиками в пластиковых пакетах в супермаркете, а яйца она различала только как крупные и средние.

– Я сниму ваш дом, мистер Уокер, если вы будете настолько добры и покажете мне, как обращаться со всеми этими лампами и печами.

Пейдж отогнала ностальгические воспоминания об автоматических термостатах и заплатила своему новому домохозяину арендную плату за месяц вперед: спасибо Флетчерам, у нее осталось еще немного денег на приобретение продуктов. Она уже привыкла к тому, как растягивается доллар в эти времена, так же, как начала понимать, насколько трудно зарабатывать эти доллары.

Возбужденная, она вернулась в город в двуколке Уокера, закупила в магазине кое-что необходимое и попрощалась с Уильямом Суини, единственным настоящим другом, которого она приобрела в этих меблированных комнатах. Лулу где-то отсутствовала, и Пейдж написала ей записку, в которой благодарила за доброту и гостеприимство, в полной уверенности, что хозяйка меблирашек не поймет сарказма.

– Уильям, навещайте меня иногда. – Пейдж улыбнулась тучному мужчине, прежде чем краска залила его лицо и лысину.

– Обязательно, мисс Пейдж! И желаю вам удачи. Если я могу быть чем-то вам полезен, дайте мне знать.

Пейдж будет не хватать его. Единственный раз, когда он заметил на Пейдж что-то из одежды его жены, он выразился весьма вежливо:

– Вы прекрасно сегодня выглядите, мисс Пейдж.

Но, если не брать в расчет Уильяма, расставание с меблированными комнатами Лулу представлялось благословенным подарком.

Она наняла в платной конюшне двуколку, чтобы перевезти свои вещи, и это не заняло много времени.

Наконец она осталась одна в этом маленьком домике. Пейдж зажгла одну из керосиновых ламп, как научил ее Уокер, и повесила ее на крюк над кухонным столом. Она хотела затопить кухонную плиту, но не сумела разжечь достаточно жаркий огонь даже для того, чтобы вскипятить чайник. Там была хитрая штука, именуемая дымовой заслонкой, а Пейдж не могла припомнить, что следует делать с этой глупой штукой.