Элли лежала совершенно спокойно. Глаза ее казались отсутствующими, как накануне, после судорог. Внезапно ее тело начало корчиться в спазмах, руки и ноги задергались.

– У нее судороги!

Встревоженная Пейдж хотела вскочить на ноги, но Клара дотянулась до нее и тронула за руку, покачала головой и приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Вскоре Пейдж поняла, видимо, как и Клара, что на этот раз у Элли не судороги, а нечто совсем иное. Хрупкое тельце девочки двигалось гораздо более неистово, потом она успокоилась, ее большие ясные глаза были устремлены на Тананкоа.

В тот момент, когда девочка затихла, Тананкоа резко оборвала свое пение. Элли начала тужиться.

Тананкоа подняла ее на руки и поднесла к маленькому тазу, и Элли вырвало странной темной массой.

Клара, перепуганная, дрожала.

– Ей плохо, почему ей так плохо?

Но Тананкоа подбадривающе улыбнулась Кларе.

– Ее будет рвать еще несколько раз, и ее внутренности очистятся. Она освобождается от злых духов, от которых она больна. С сегодняшнего дня она будет выздоравливать.

Последующие два часа у Элли сильный понос чередовался с жестокой рвотой. Пейдж начала волноваться насчет обезвоживания организма, но Тананкоа, похоже, видела в очищении кишечника положительный момент и настояла на том, чтобы не давать Элли пить.

Клара занималась тем, что меняла пеленки, стирала их и развешивала для просушки.

Тананкоа, похоже, точно знала, когда кончится понос. Когда прошло два часа и Элли лежала совершенно измученная на руках у Пейдж, Тананкоа бросила маленькую горсточку каких-то трав в чашку тепловатой воды и напоила ею с ложки девочку.

– Худшее позади, – объявила Тананкоа после того, как Элли проглотила несколько ложек. – Теперь она будет спать. А нам нужно приготовить ланч, мужчины скоро вернутся. – Тананкоа уложила девочку на тюфячок из меха и тепло закутала ее. – В течение следующих двух дней она должна быть в покое и не получать ничего, кроме вашего молока, Клара, – проинструктировала она.

Потом, словно вся утренняя процедура была таким же обычным делом, как компания дам, занимающихся шитьем, Тананкоа смахнула со стола свой кожаный мешок, вымыла руки в тазике, стоявшем в углу, и занялась приготовлением лепешек и помешиванием тушеного мяса, булькающего в кастрюле.


Флетчеры, торопившиеся поскорее оказаться у себя дома, подвезли в конце дня Пейдж к ее дому и поспешили к себе. Большую часть дня Элли спала, просыпаясь только для того, чтобы несколько раз пососать грудь матери. Молоко стекало, а девочка выглядела не хуже, чем до утреннего обряда.

– Но главный вопрос в том, будет ли ей лучше?

Пейдж и Майлс, которым не хотелось в такую теплую летнюю ночь оставаться в доме, прогуливались по берегу реки. Пейдж рассказала Майлсу во всех подробностях, что происходило с Элли.

Он молча слушал ее.

– Видит Бог, Майлс, я была в таком замешательстве от всех этих мумбо-юмбо, которые устраивала Тананкоа, – призналась Пейдж, крепко сжимая его руку.

Майлс улыбнулся ей.

– Когда ты в первый раз видишь такой обряд, он кажется ужасно странным. Но он срабатывает, не всегда, но достаточно часто. Индейцы верят в то, что болезни появляются от присутствия злых духов. Я наблюдал многих шаманов, когда они за работой, и мне кажется, что духовное влияние обряда на пациента так же важно, как травяной настой, который они употребляют.

– Психология и безвредные лекарства, употребляемые для успокоения больного, – согласилась Пейдж и объяснила, что она имеет в виду. – Но самое таинственное началось, когда Тананкоа как будто на самом деле вытаскивала что-то из головы Элли, – добавила она. – Я могла понять, когда она использовала обряд, чтобы произвести на Клару впечатление, что она лечит девочку, но почему мне это показалось таким реальным, когда она вытягивала… или что это могло быть?

– Может быть, она действительно вытягивала что-то из головы Элли, кто знает? Есть множество вещей, которые существуют, хотя мы и не можем их увидеть, – сказал Майлс рассудительным тоном, а когда Пейдж начала хохотать, посмотрел на нее и нахмурился. – Что тут смешного?

– Ничего. Все смешно. Понимаешь, это я должна рассказывать тебе о вещах, которые мы не можем увидеть, ты, сумасшедший, поразительный мужчина! Это я знаю про атомы, про электронные микроскопы, про вирусы, а оказывается, нужно, чтобы ты напоминал мне, чтобы я не была такой ограниченной. О Майлс, ты понимаешь, что ты далеко опередил свое время?

Он обнял ее.

– Я не хочу опережать свое время, – заявил он, подчеркивая медленным выговором значение своих слов. – Все, что я хочу, – это тебя, здесь, в моих объятиях, дорогая моя Пейдж.

– Я тоже.

Она приподняла голову для поцелуя, пораженная тем, что это правда. То, другое время, будущая эпоха, из которой она пришла, начинала казаться туманной и такой отдаленной.

В какой момент она перестала мечтать о том, чтобы найти способ вернуться туда?

ГЛАВА 15

– Могу ли я поговорить с вами, сэр, по личному вопросу?

Роб Камерон стоял по стойке «смирно», Майлс вопросительно посмотрел на него. Камерон не встретил его взгляда.

– Ладно, сержант. – Майлс глянул на других мужчин, ожидающих его в очереди заболевших, и жестом показал ему на дверь своего кабинета.

– Прошу сюда. – Он пропустил Роба вперед и прикрыл за собой дверь, надеясь, что этот разговор не займет много времени. – В чем проблемы, Роб?

Лицо молодого констебля стало красным, как его мундир, и Майлс вздохнул, будучи уверенным, что Роб собирается сказать ему.

За последнюю неделю Майлсу пришлось лечить четырех мужиков, подхвативших венерические болезни от одной из местных проституток, и он был уверен, что перед ним пятая жертва.

Он уже нанес визит Дженни, мадам, хозяйке здешнего борделя, и настаивал на том, чтобы ее девушки пришли на обследование, пока еще не все мужчины в форте подхватили сифилис. А Дженни настаивала на том, что ее девушки чистые, и когда Майлс осматривал их, то вынужден был признать ее правоту. Где же тогда эти молодые парни подхватили заразу? Он расспрашивал каждого из них, но ни один не признался, с кем он путался.

– Ну, Роб?

Этим молодым констеблям очень трудно рассказывать о симптомах их болезни. Майлс держался доброжелательно, но он должен был думать о всех тех мужчинах, которые за стенами его кабинета ждали у него приема. Он уже готов был приказать Робу спускать штаны, когда сержант с трудом сглотнул и выпалил:

– Это насчет мисс Рандольф, сэр.

Пейдж? Майлс нахмурился. Что может иметь общего Пейдж с проблемами Роба?

– Идут разговоры. Говорят, что она ваша любовница.

Роб словно выплевывал слова, а Майлс был ошарашен.

Он понимал, что обязательно пойдут сплетни, когда станет известно, что он многие ночи проводит не в своей комнате, но тут он ничего поделать не мог, кроме как игнорировать эти слухи.

– Я ждал, что услышу о вашей помолвке, но совершенно очевидно, что ваши намерения неблагородны, – продолжал Роб злобным голосом. – У этой девушки нет ни отца, ни брата, которые защитили бы ее честь, поэтому я вызываю вас, главный врач Болдуин.

Майлс лишился дара речи и остолбенел. Потом он наконец пришел в себя настолько, чтобы вымолвить:

– Я правильно тебя понял? Ты вызываешь меня на дуэль?

– Да, сэр, вызываю.

Роб стоял навытяжку, глядя на Майлса с болью и решимостью в глазах.

Майлс оперся на стол для осмотра и показал жестом на единственный деревянный стул.

– Садись, Роб. Мы должны поговорить.

Роб отказался, мотнув головой.

– Я сказал все, что хотел.

Его усы ощетинились, а подбородок вздернулся в твердой решимости.

– Ты влюблен в нее, сержант?

Этот вопрос был излишним – ответ был очевиден по лицу Роба.

Плечи Роба опустились, и смотрел он в сторону от Майлса. Потом он кивнул одним резким движением головы.

– Да, я люблю ее. Но я никогда не пытался воспользоваться ею так, как делаете вы, – с горячностью обвинил он. – Я уже просил ее выйти за меня замуж.

Осознав, что он сказал, Роб запнулся и замолк.

Майлс почувствовал острый укол ревности, но потом подумал о своем собеседнике.

– Я так понимаю, что она отвергла твое предложение? – спросил он так мягко, как мог.

Роб с нечастным видом опустил голову.

– Да. Она сказала, что… что любит вас. Это было в ноябре, и казалось, что она ожидает… что она думает… я все ждал, что будет объявлено о предстоящей свадьбе, но ничего не произошло, так ведь? А я видел, как вы ездите к ее дому и возвращаетесь ночью.

– Это правда, что о нас идут толки?

Роб поколебался, потом отрицательно мотнул головой.

– Я размозжу голову любому, кто скажет о ней худое слово! Разговоры идут о вас, вот и все. – Он постучал пальцем в свою грудь. – Это о ней я беспокоюсь. Я не хотел говорить, что это Пейдж сказала мне о вас обоих.

Майлс облегченно вздохнул, услышав, что ее имя не перемалывают втихую в форте. Но как ему вести себя в этой ситуации с Робом? Потом он решил, что поможет ему только правда.

– Я влюблен в нее, Роб. Влюблен по уши, – признался он, чувствуя, как заливается краской его лицо. Майлс не привык обсуждать свои чувства с другими людьми. – Я могу сказать тебе только одно: я никогда не причиню ей вреда. И не позволю никому другому. – Голос его стал жестким. – Но соглашение между нами двумя дело абсолютно личное и никого больше не касается. Ты должен это понять.

– Но вы намерены жениться на ней, доктор Болдуин? Я имею ваше слово на этот счет?

Дьявол его побери, неужели этот упрямый молодой шотландец никогда от него не отстанет?

– Да, будь я проклят, я собираюсь жениться на ней!

Майлс метнул в сторону Камерона уничтожающий взгляд, который заставил бы другого ретироваться, но шотландец твердо стоял на своем, и Майлс почувствовал невольное к нему уважение.

– Ты имеешь мое слово, сержант. И я не собираюсь драться с тобой на дуэли по этому поводу. А сейчас убирайся отсюда! У меня больные, которых я должен осматривать.

– Сэр. – Роб отдал ему честь и захлопнул за собой дверь.

Майлс вытер холодный пот со лба, сознавая, что за этим его возбуждением кроется мучительное понимание того, что Камерон прав: он должен жениться на Пейдж, будет непростительно ставить таким образом под удар ее репутацию.

Если говорить правду, то он за последнее время все чаще думал о том, чтобы жениться на ней, но каждый раз, когда он взвешивал такую возможность, он испытывал страх, страх по многим причинам, страх потерять ее, страх перед тем, чтобы вновь испытывать судьбу и потерять себя, когда все будет кончено.

Он почти убедил себя, что, когда придет время, им будет легче расставаться, если они не будут женаты, если их не будут связывать законные узы.

Потому что он не сомневался, что рано или поздно он ее потеряет. Хотя последнее время она не заговаривала об этом, вопрос о ее возвращении туда, откуда она появилась, всегда оставался па повестке дня, если к тому окажется возможность. А если она появится, Майлс был уверен, что Пейдж ею воспользуется.

Если это случится, он вновь окажется одинок, так одинок, как никогда раньше. То, что происходит между ним и Пейдж, не похоже ни на что, испытанное им в его жизни, даже с Бет. Это было физическое, эмоциональное и духовное единение с Пейдж, поработившее его. Даже то, что он запросто называл любовью, оказалось совсем иным.

Потерять ее, понимал он, будет мучительно, станет ли она его женой или останется любовницей.

Ладно, подвел он итог, пригладив свои волосы и одернув мундир перед тем, как вызвать очередного больного. Теперь от него ничего не зависело.

Он дал Камерону слово, а это обязывало. При первой же возможности он сделает Пейдж предложение.


В среду утром первой пациенткой Пейдж оказалась Элен Джиллеспи. Ее здоровье после процедуры, проведенной Пейдж, стало прекрасным. К радости Элен, ее кровотечения полностью прекратились, а в результате прошла и ее анемия. Сегодня она выглядела просто хорошенькой. Она пришла за новой порцией трав, которые Пейдж прописала ей против повышения температуры в климактерический период. Когда она вышла, Пейдж открыла дверь в комнату ожидания, чтобы пригласить очередную пациентку.

– Заходите… Лулу?

Пейдж не поверила собственным глазам – Лулу Либерман ожидает у нее приема?!

Пейдж понимала, что в ее голосе зазвучало удивление, когда она обнаружила свою бывшую квартирную хозяйку сидящей у нее в приемной.

– Заходите, Лулу. – Пейдж показала ей вход в кабинет и закрыла за ней дверь, гадая, что могло привести к ней Лулу.

Ей было нелегко скрыть свои чувства, когда она увидела эту женщину, все те чувства, которые та вызывала у нее, неприятные воспоминания о ее первых трудных неделях в Баттлфорде всколыхнулись в ней, вызвав желание выгнать эту опасную женщину, способную на любую ложь.