Бобби Хатчинсон - Возрождение любви

Он вздрогнул, и холодный пот заструился по его спине. Дурное предчувствие овладело им, хотя он заставил себя выдавить уверенную улыбку и запечатлеть на потрескавшихся губах своей жены нежный поцелуй.

– У нас еще много времени, чтобы подготовиться. Когда нашему ребенку придет время появиться на свет?

– В конце сентября или начале октября.

Всего пять месяцев. Он повернулся на бок и приспустил фитиль в лампе. Благословенная темнота укрыла их, он откинулся на подушку и устроил голову Пейдж на своем плече.

– Вместе мы справимся с этим, дорогая. – Ему потребовалось неимоверное усилие, чтобы придать уверенность своему голосу. – Все, что ты должна сейчас делать, это отдыхать, есть и набираться сил на благо нашего ребенка. Сейчас имеет значение только одно – то, что ты вернулась ко мне в целости и сохранности. – Он погладил ее по волосам, баюкая своим голосом. – То, что ты здесь, в моих объятиях, значит для меня все. А теперь спи, любовь моя.

Она вздохнула и устроилась поудобнее рядом с ним, ее рука на его груди, и вскоре он почувствовал, как ее тело совершенно расслабилось и она задремала.

А он долгое время лежал без сна, уставившись в потолок, сердце его стучало.

Он перестал верить в Бога, когда умерла Бет, но сейчас он закрыл глаза и старался припомнить, как надлежит молиться.

Майлс испытывал огромное удовлетворение от того, что Пейдж вняла его совету в течение нескольких недель стараться ничего не делать, а только есть и спать.

С наступлением июня лето завладело прерией, и дни стали жаркими.

Пейдж занималась пациентами, которые приходили к ней, но энергия, которая всегда била у нее через край, улетучилась. Ребенок, зревший в ее чреве, делал ее вялой и ленивой.

В первые же дни после своего возвращения Пейдж послала весточку Тананкоа, выражая ей соболезнование по поводу гибели Денниса и спрашивая, когда она могла бы приехать и увидеть Тананкоа и ребенка, но ответа не получила.

На вторую ее записку пришел короткий ответ: «Я вернулась к своему народу», – это был все, что написала Танни.

Как и предупреждал ее Майлс, было очевидно, что Тананкоа не хочет иметь больше ничего общего с кем-либо из белых. Огорченной Пейдж оставалось только принять решение ее подруги.

В начале июля в одну из жарких ночей Абигайл Доналд прислала к ней обезумевшего молодого мужа с просьбой как можно скорее приехать на отдаленную ферму, где жена этого фермера только что родила их первого ребенка.

– Люси просто истекает кровью, – бормотал муж. – Миссис Доналд просила вас поторопиться.

– Я еду с тобой, – заявил Майлс.

Он запряг лошадей в двуколку, которую недавно купили, они отправились в путь по прерии.

Эта дорога напомнила Пейдж ту ночь, когда Клара рожала Элли, и она понадеялась в глубине души, что нынешняя поездка кончится так же счастливо, как и та.

Но когда они с Майлсом вошли в маленькую спальню скромного домика, сердце Пейдж упало.

Новорожденная девочка лежала в колыбельке, не выкупанная, небрежно завернутая в одеяло. Абигайл, обычно хладнокровная и невозмутимая, была явно расстроена.

Молодая мать лежала без сознания, несмотря на все усилия Абигайл остановить этот поток, кровь хлестала из нее мощной струей, заливая постель и матрас, образуя лужицы на грубом деревянном полу.

– Роды прошли нормально, ребенок здоровый, – сообщила Абигайл, пока Пейдж и Майлс размывали руки в тазу, стоявшем в углу. – Послед вышел, но матка не сокращается. Я уж давала спорынью, но она не помогла.

Пейдж осмотрела молодую женщину. Та потеряла очень много крови и находилась в шоке.

– Мы должны срочно удалить матку, – решила Пейдж.

Всю оставшуюся часть ночи Пейдж и Майлс боролись за жизнь молодой женщины. С помощью Майлса Пейдж проделала операцию так быстро и искусно, как только было возможно, кровотечение остановили, но почти с самого начала стало очевидно, что Люси потеряла слишком много крови.

Она умерла вскоре после рассвета.

Пейдж и Майлс, подавленные, помогли Абигайл навести здесь кое-какой порядок. Они выкупали прекрасную девочку и вручили ее всхлипывающему отцу, потом Пейдж помогла обмыть и приготовить тело Люси для погребения.

Абигайл обещала оставаться там, пока овдовевший муж не найдет какую-нибудь женщину, которая поселится здесь и будет помогать с ребенком, и теперь, когда делать уже было нечего, Майлс и Пейдж уехали.

Некоторое время они молча ехали по прерии, потом Майлс спокойно спросил:

– Если бы это случилось в твое время, можно было бы что-то предпринять, чтобы спасти ее?

– Переливание крови, – сердито сказала Пейдж и стукнула кулаком по сиденью двуколки. – Все, что ей было нужно, – это паршивое переливание крови.

Упряжь позвякивала, птицы вокруг пели, суслики пронзительно свистели.

– Тебе потребовалось переливание крови, когда ты рожала?

Он задал этот вопрос как бы случайно, но Пейдж знала, насколько важен будет ее ответ.

– Да. Мне делали переливание крови. – Она оглядела прерию и вытерла пот со лба. – Но это вовсе не означает, что мне оно потребуется и на этот раз. – Голос ее звучал воинственно, маскируя страх. – Ты знаешь так же хорошо, как и я, что одни роды никогда не бывают такими же, как предыдущие.

Майлс остановил лошадей, закрепил поводья и обнял Пейдж.

Наступило напряженное молчание, потом он сказал:

– Я не могу сделать тебе кесарево сечение, Пейдж. Просто не могу. У меня нет никакого опыта, а ты сама знаешь, как рискованно для врача иметь дело с кем-то, кого он любит. Ты согласишься поехать и рожать в больнице в Торонто?

Она вырвалась из его объятий и в ужасе воззрилась на него.

– Ты с ума сошел? Ты знаешь не хуже меня, что я не доверю никому, кроме тебя, делать мне такую операцию. Здешние больницы находятся на самом примитивном уровне, ты сам говорил, что там очень высокий процент заражения и детской смертности. Я ни за что не поеду в больницу, чтобы там рожать.

Ее лицо вдруг сморщилось, и вся ее наигранная храбрость улетучилась.

– Я так боюсь, – застонала она. – Я вспоминаю те мои роды и, видит Бог, я так боюсь! Я хочу этого ребенка так сильно, как ничто другое. О Майлс, я не переживу, если этот ребенок тоже умрет. Я этого не переживу, и я не могу придумать, что предпринять, чтобы предотвратить это.

Ее плач перерос в примитивный вой, она повисла на Майлсе, плача, глотая воздух открытым ртом. Майлс понимал, в каком она ужасе.

Он уже какое-то время назад знал ответ, хотя не позволял себе сформулировать его в словах.

Он достал носовой платок и прижал его к ее лицу.

– Ты должна попробовать вернуться в твое время, дорогая.

Какой-то момент она не могла осознать, что он хочет сказать, и сердито посмотрела на него сквозь слезы.

Его голос был спокоен, до безумия разумен, но она видела, насколько напряжено его лицо.

– Я убежден, что если ты останешься здесь, один из вас или вы оба умрете. – Он провел по ее вспыхнувшей щеке пальцем, смахнув слезу. – Я предпочитаю потерять тебя, если ты вернешься в тот, свой мир, чем видеть тебя умирающей в этом мире, моя дорогая. Я попытаюсь найти путь, как отправить тебя обратно в ту твою, другую жизнь, чтобы у тебя и у ребенка был шанс.

– Но я… я не хочу возвращаться. – Комок ужаса застрял в ее горле. – Я не вернусь туда! Я хочу остаться здесь, с тобой. Вот и все!

Он зарылся лицом в ее волосах, закрыв глаза.

– Моя упрямая, невозможная жена, неужели ты не знаешь, как я хочу, чтобы ты была со мной? Неужели ты не понимаешь, что я готов отдать свою жизнь, чтобы жили ты и наш ребенок? – У него от волнения срывался голос. – Я думал и думал, и, когда эта бедная женщина только что умерла, я принял решение. Это единственная возможность спасти тебя и нашего ребенка.

Этот план, должно быть, давно созревал в его подсознании, потому что он оказался вполне оформившимся.

– Я намерен повидать Хромую Сову. Я буду просить ее отослать тебя в то, твое время. Если она сможет это сделать, то, может быть, есть шанс, что ты и ребенок сможете вернуться ко мне. В конце концов один раз ведь это случилось, не так ли?

Он попробовал улыбнуться, но тщетно.

– Тогда ты должен отправиться со мной, Майлс. – Ее подбородок выдавал ее решимость, в глазах светилось упрямство. – Я соглашусь на это только в том случае, если ты будешь со мной.

Он ненадолго задумался.

– Я попробую. Я поговорю с Хромой Совой и попрошу ее, если это в принципе возможно. Но в любом случае ты, Пейдж, должна отправиться. Со мной или без меня, но ты знаешь, что это единственный наш шанс.

– Если ты не сможешь отправиться вместе со мной, заставь ее пообещать, что она вернет меня сюда.

Она не могла справиться с истерической нотой в голосе.

Теперь он улыбнулся ей грустной улыбкой, ранившей ее сердце.

– Даю тебе слово.

– Мне не казалось, что Хромая Сова сама совершает этот обряд. – Стыдясь своей недавней слабости, Пейдж постаралась улыбнуться, но без особого успеха. – Но вы, доктор, в любом случае должны быть готовы принять вашего ребенка.

Глаза у него стали затравленными.

– Если это случится, мы сделаем все, что в наших силах.

Она тронула пальцем медальон Мадлен, висевший у нее на груди.

– Божья воля, – прошептала она. – Мадлен сказала бы, что на все воля Божья. Ты в это веришь, Майлс?

Хромая Сова смотрела вдаль, ее тусклые глаза прятались в паутине морщинок, руки лежали на коленях.

Майлс сидел рядом с ней на траве, пот струился у него по спине и собирался под мышками, а он пытался побороть ощущение безнадежности, охватывающее его. Он должен найти способ пробиться сквозь стену ее молчания. Они сидели так уже более часа, и до сих пор Хромая Сова не отреагировала ни на одно его слово.

Как это ни было для него трудно, он вывернул всю свою душу перед этой старухой, рассказал ей о войне на Юге, о том, как он вернулся домой и обнаружил, что весь прошлый уклад жизни рухнул навсегда, все, кого он любил, умерли или, подобно его матери, оказались душевно разбитыми. Он поведал ей о Бет и о ребенке, и хотя эти слова больно резали его, описал, как они умерли, несмотря на все его старания спасти их.

Он рассказал ей о любви, которую обрел с Пейдж, о его мечте иметь ребенка, которого зачала Пейдж, о проблемах, связанных с рождением этого ребенка.

С таким же успехом он мог бы исповедоваться скале. Хромая Сова сидела молча, не двигаясь, во все время его монолога.

Даже не моргнув глазом старуха давала понять, что он назойлив, и он знал это – он пришел к ней, хотя она не хотела иметь с ним ничего общего.

Он должен был прийти к ней, имея что-то для торговли, сказал он себе, что-то, что он может предложить Хромой Сове в обмен на ее помощь. Индейцы очень любят торговаться. Надо найти что-то, представляющее для нее ценность, что он может предложить ей на обмен.

Ответ пришел сам собой. Это было опасно, но, похоже, ничто другое не даст результата.

– Хромая Сова, твои внуки сидят в тюрьме в Баттлфорде по обвинению в убийстве.

Наконец-то старуха повернула голову и посмотрела на него. Она долго смотрела на него, прежде чем заговорила, тихо, взвешенно, брызгая слюной из беззубого рта:

– Моих внуков наказывают, а английские солдаты, убившие мужа Тананкоа, на свободе. Душа моей внучки болит, потому что люди одного с ее мужем народа отрицают правду и обвиняют индейцев в том, что сделали белые люди.

Майлс кивнул, признавая, что она говорит правду.

– Наша раса исчезает. Многих племен уже нет. – В голосе старухи было страдание. – Белые люди принесли нам болезни, которых мы раньше не знали, они убили наших бизонов не для еды, а ради потехи, они сделали нас пленниками на нашей собственной земле. Мой народ болеет, голодает, живет в холоде. У нас отняли наши охотничьи места. Никто нас не слушает, когда мы что-то говорим. Твои люди из Конной не стали слушать Тананкоа, так же как никто не выслушал моих внуков, когда они говорили, что они не убийцы, что они защищали свою деревню, когда английский генерал подкрался ночью и начал стрелять из пушки по нашим вигвамам.

– Все, что ты говоришь, это правда, и мне стыдно за мой народ, – признал он. – Что касается Тананкоа, я верю тому, что она говорит. Деннис Куинлан был моим другом, Хромая Сова, и, если бы я мог найти и наказать людей, которые убили его, я бы это сделал. – Голос его звучал сурово. – Но эти трусливые люди теперь далеко, они ушли вместе с армией, которая привела их сюда. – Он помолчал и потом решительно продолжил: – Я не могу отомстить за убийство Денниса, но я могу помочь твоим внукам.

– Их приговорили к виселице.

Майлс очень осторожно выбирал слова:

– Может быть, у них есть шанс спастись, прежде чем это случится.

Она вопросительно глянула на него, и он встретил прямо взгляд старческих глаз.