Мари Клармон - Возрожденная любовь

– Как тебя зовут?

– Бриджет, – бросила она через плечо, с трудом балансируя наполненной до краев миской.

Девочка шла очень осторожно, и Пауэрзу пришлось, соответственно, умерить шаги, наблюдая за множеством людей, среди которых он пытался обнаружить ее возможную мать.

Молодая женщина со светлыми, коротко остриженными до подбородка волосами сидела на скамье. Ее ладони упирались в деревянный стол, словно удерживая ее от падения, но она ясно улыбалась.

Бриджет подошла к ней и опустила миску.

– Этот человек хочет познакомиться с тобой, мамочка.

Мать Бриджет подняла голову. Казалось, ей понадобилось для этого большое усилие. Пауэрз стиснул челюсти. Она выглядела так, словно работа сводила ее в раннюю могилу.

Мама Бриджет смотрела на него настороженно.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Ваша дочь, – начал Стенхоуп, – очаровательна.

Ее лицо напряглось, и она обвила Бриджет рукой.

– Спасибо.

Он замялся. Чего он хотел добиться, последовав за Бриджет? Девочка совершенно им не интересовалась, и виконт почувствовал, что мать усомнилась в его намерениях. Что он может сказать? Правду? Он сглотнул. Да. Правду.

– Я… У меня тоже была дочь.

Мать Бриджет убрала волосы с ее лица.

– Правда?

– Да. – Слова выходили болезненными, хриплыми, придушенными толчками.

Лицо молодой женщины понимающе смягчилось.

– Она умерла, так ведь?

Эта простая фраза уколола его, но, вместо того чтобы ощутить знакомую ярость от собственной беспомощности, он кивнул.

– Этот мир очень жесток. – Женщина покачала головой. – И у вас были деньги на лекарства и все прочее?

Виконт смотрел на мать Бриджет, которая явно видела множество страданий и теперь предлагала ему свое сочувствие. Это было почти слишком. Он понятия не имел почему, но так оно и было.

– С моей дочерью произошел несчастный случай.

Она погладила дочь по спине.

– И моя Бриджет вам ее напомнила.

У Джеймса сжалось горло.

– Да.

Женщина протянула слабую руку.

– Я миссис Лафферти.

Пауэрз осторожно взял протянутую руку.

– Я Джеймс.

Она оглядела его сверху донизу.

– Но это ведь не полное имя, насколько я понимаю.

– Нет. – Он засмеялся, но голос дрожал. – Я лорд Стенхоуп, если хотите.

Миссис Лафферти обняла дочь.

– Нам хотелось бы знать правду. Да, малышка?

Бриджет кивнула, схватила со стола ложку и принялась за похлебку.

– Помедленнее, – мягко предостерегла миссис Лафферти. – Ты не должна забывать о манерах.

Джеймс подмигнул Бриджет.

– Я забываю о своих манерах постоянно.

– Вы надо мной смеетесь. – Бриджет ткнула в него ложкой. – Ведь так?

– И вовсе нет. – Он огляделся и заметил Маргарет, помогавшую старику сесть, на другом конце комнаты. – Видишь ту леди?

– Мисс Маргарет? – Лицо Бриджет засияло от восхищения.

– Да, – мрачно сказал он. – Ей все время приходится напоминать мне о манерах.

Бриджет проглотила большую ложку похлебки и задумалась. Наконец она произнесла:

– В таком случае вам надо пойти исповедаться. Обижать мисс Маргарет грех.

Джеймс вздохнул. Если он отправится на исповедь, то проведет в исповедальне целый год, и он сомневался, что существует достаточно епитимий, чтобы избавить его от мук ада.

– Кто бы спорил.

Бриджет посмотрела на свою похлебку и снова на Джеймса.

– Вы уверены, что не голодны?

– Господи, нет. Я совсем не голоден. – Пауэрз потянулся и похлопал Бриджет по руке, впервые вовсе не возражая против внезапно нахлынувших воспоминаний о том, как чудесно было ощущать пальчики его дочери под своими руками.

Маргарет не могла поверить собственным глазам. Только вчера зрелище играющего ребенка заставило Пауэрза отправиться через половину Лондона, чтобы получить взбучку. Сегодня он сидит и болтает с девочкой и ее матерью.

– Она удивительно похожа на мою внучку.

Маргарет повернулась к отцу Джеймса.

– Правда?

Граф поднял со стола перед собой пустую корзину.

– Ей сейчас было бы столько же.

– Он когда-нибудь говорит о ней?

Лицо графа напряглось.

– Это зависит от того, что вы имеете в виду.

– Да?

Глаза графа потускнели, и он отвернулся.

– Видите ли, он винит меня в ее смерти.

– Конечно же нет, – возразила Маргарет.

– Еще как. И в какой-то мере он прав, хотя я никогда в этом ему не признавался. – Граф поправил корзину, явно чувствуя себя некомфортно. – Есть вещи, которые я бы хотел… хотел бы сделать иначе. И все же я рад, что он здесь.

Маргарет с трудом могла поверить словам лорда Карлайла. Возможно ли, чтобы и отец и сын изменились так скоро? Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

– Спасибо, что пришли.

Он поднял седые брови.

– Я сначала думал, что вы тоже сошли с ума. Я не понимал, чем может помочь поход моего сына в ту часть города, где он совершал свои выходки. Но это помогло.

– Ему нужно было увидеть чужую боль, – мягко сказала она.

Лорд Карлайл потянулся и взял Мэгги за руку.

– Почему дома он не видел, что не только ему плохо? Что я тоже страдаю – с тех пор как Софии и Джейн не стало?

Маргарет осторожно сжала руку свекра, поражаясь, как быстро ей начинает казаться, что этот человек принял ее.

– Это вы должны спросить у него сами.

Глядя на Джеймса в другом конце комнаты, она ощутила внезапный приступ страха. Он делает именно то, чего она хотела, примиряется со своим прошлым. И все же каким бы открытым виконт ни казался, Маргарет была в ужасе от того, что он будет продолжать задавать вопросы о ее прошлом. Как ей удержать его от этого? Потому что, если она ему позволит, он скоро поймет, что у нее нет никаких ответов. Совсем никаких. Что на самом деле она не может справиться с собственными воспоминаниями. Она с трудом справляется и с настоящим положением ее брата.

Чего бы это ни стоило, Мэгги не позволит ему увидеть свою изуродованную душу. От этого зависят его выздоровление и ее будущее.

Прежде чем подумал, что говорит, Джеймс выпалил:

– Я бы хотел вам помочь. Финансово.

Миссис Лафферти напряглась, непринужденная улыбка исчезла.

– Нет, спасибо.

Удивленный ее тоном, Пауэрз заерзал на скамье.

– Но…

– Нет, спасибо, – повторила она, вся доброжелательность полностью испарилась, словно лето от первых заморозков.

– Не говорите глупостей, – возразил он. – Вам нужна помощь.

Девочка повернулась к нему и строго посмотрела.

– Не смейте так разговаривать с моей мамой.

– Думаю, вам лучше уйти, милорд.

Но виконт не ушел.

Он не мог. Он хотел им помочь. Дать им то, в чем они так явно нуждались. Но сделав это таким грубым образом, Джеймс задел гордость молодой женщины.

Гордость он понимал так же хорошо, как любой из людей в этом месте. В конце концов, он отказывался признавать, что нуждается в помощи. Он до сих пор действительно не в состоянии по-настоящему попросить о помощи.

– Простите меня. Это было крайне невежливо, и только человек моего бездумного класса мог так поступить. Это я повел себя глупо.

Мать вертела в руках ложку, поднимала ее к губам, но не ела. Спустя мгновение она подвинула миску дочери.

Пауэрз ухватился за скамью, пальцы вцепились в деревянную поверхность. Он с радостью почувствовал занозу, надеясь, что она поможет ему пережить это. Он молился, чтобы молодая женщина простила его громадную оплошность.

Из-за собственной гордости Стенхоуп совершенно испортил ситуацию. Теперь ему придется принять любое ее решение, даже если он должен будет покинуть это место и никогда не возвращаться. Даже если он хочет узнать их получше.

Пока виконт ждал, комната, казалось, застыла и замолчала. Мать подняла взгляд, глаза были прищурены. Она взяла дочь за руку и, притянув ее к себе, обняла.

Джеймс сглотнул, удивляясь, куда подевалось его красноречие. Он мог болтать часами, и на любой случай у него была заготовлена колкость. А сейчас? Он не мог заставить губы шевелиться. Только чувствовал, как сердце колотится о ребра. Что, если они отвергнут его?

Мать подняла ввалившееся лицо.

– Мы вам сказали. Нам не нужна ваша благотворительность, милорд.

Пауэрз хотел убежать от этой женщины, такой же непреклонной в своей воле, как он сам. Ее отказ был еще одним напоминанием, что он подвел еще одну мать и дочь, которым раньше была нужна его помощь.

И он не мог перестать думать, что, если бы он старался сильнее, сделал бы еще один шаг и не оставлял жену в одиночестве, она и его дочь могли бы быть сейчас живы.

Черт. Он чувствовал, как разрывается его сердце.

Девочка отстранилась от матери и подняла на него взгляд, ее маленькое личико вопросительно скривилось.

– Вам что, плохо? Вы поэтому болтаете вздор? Может, вы съели что-то испорченное? Я однажды съела и была такой же зеленой, как вы. Вы правда выглядите больным.

У Джеймса защипало глаза, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем сказать.

– Мне плохо. Я обидел вас обеих, и мне очень, очень жаль.

Малышка нахмурилась.

– И от этого вы заболели?

Стенхоуп выдавил улыбку.

– Я заболел от воспоминаний, моя дорогая.

Гнев матери, кажется, рассеялся.

– Если вам нехорошо, то лучше оставайтесь сидеть. – Она помедлила, а потом коротко кивнула: – И спасибо за извинения. Это должно быть нелегко для важной особы вроде вас.

– Почему-то мне кажется, что вам досталось так же сильно, если не сильнее, чем мне.

Женщина пожала плечами, худоба ее плеч только подчеркивала движение.

– Конечно, разве всем нам не доводилось глядеть в лицо дьяволу?

– Это точно, – сказал виконт, почувствовав мельчайшую толику надежды на то, что ему удастся исправить положение. – Пожалуйста, примите мои извинения. Я вел себя непозволительно самодовольно.

Из ее горла внезапно вырвался легкий бурлящий смех.

– Это точно, вели, но мы вас прощаем. Начнем сначала?

– Я бы очень этого хотел, – серьезно ответил он.

– Я Элизабет Лафферти, а это моя дочь Бриджет.

Бриджет протянула руку.

– Приятно познакомиться…

Осторожно взяв ее маленькую руку в свою большую, Джеймс улыбнулся.

– Джеймс. И я очень рад познакомиться с тобой, Бриджет.

Элизабет улыбнулась.

– Что ж, с этим мы разобрались. И что такой господин делает здесь? Пришли отвоевать себе место среди ангелов?

Стенхоуп засмеялся и покачал головой.

– Думаю, об этом месте мне стоит забыть навсегда.

– А-а. – Она ухмыльнулась, в глазах промелькнули искры. – Ну, может вам удастся попасть в рай до того, как дьяволу станет известно, что вы умерли. Ничего нельзя знать наверняка.

Он потрясенно уставился на нее и снова рассмеялся. Куда подевалась изможденная женщина с беспокойным взглядом? Ее лицо светилось от веселья.

– Хорошо подмечено.

Бриджет сунула кусок хлеба в рот, быстро прожевала и произнесла:

– Вы не ответили на мамин вопрос.

Джеймс неудобно заерзал.

– Я здесь, чтобы узнать, что я самодовольный, эгоистичный тип.

Бриджет выгнула бровь.

– А раньше вы этого не знали?

– Это крайне бесцеремонное заявление, юная леди, – ответил он, подавив очередной приступ смеха. Было чертовски странно постоянно смеяться.

– Так и есть, – согласилась она. – Правда?

Элизабет Лафферти закатила глаза.

– Прошу прощения. У Бриджет что в голове, то и на языке. В это воскресенье она точно отправится на исповедь.

– Ну и ничего такого, – возразила Бриджет. – Он же ведь улыбается.

И виконт действительно улыбался.

– Послушайте, могу я навестить вас на этой неделе?

Элизабет помедлила, а потом тепло улыбнулась.

– Нам будет очень приятно. Но приводите с собой свою знакомую.

Он посмотрел через плечо.

Маргарет суетилась у практически пустых котлов, складывая приборы, чтобы унести их обратно на кухню. На лицо упало несколько рыжих локонов. Пока она работала, Пауэрз спрашивал себя, известно ли ей, что ее душа гораздо прекраснее ее очаровательного лица. И он не знал, сможет ли когда-нибудь отплатить ей за помощь и предоставленный второй шанс.

– Она мне не знакомая, – твердо сказал Джеймс. – Она – моя жена.

Джеймс отогнул бархатную штору и позволил газовому свету пролиться внутрь. Теплое сияние танцевало на каплях дождя, украшавших траву. В любой другой день за последние годы эти газовые фонари выманили бы его в ночь в поисках прощения.

Но не теперь. Сегодня был хороший день. Странный день, когда Пауэрз чувствовал себя дрейфующим, но свободным. Сосредоточившись на Элизабет и Бриджет, он на несколько часов смог оставить собственную боль позади.

Все не может быть так просто? Или может?