— Ты видишь в Ное героя, потому что хотела, чтобы тебя спасли, позаботились о тебе, присмотрели за тобой.

Ей говорили, что она все еще рискует заработать стокгольмский синдром — состояние необъяснимой симпатии, которую заложники начинают испытывать к захватившим их преступникам. Возможно, Ной Шепард взял ее в заложницы, а она об этом даже не подозревает?

Продолжая обдумывать странную идею о том, что она — заложница Ноя Шепарда, София вытерлась, обмотала голову полотенцем и оделась, мысленно обещая себе, что первое, что она сделает, как только выберется отсюда, — это купит одежду по погоде. Брюки ее были безнадежно испорчены вчера. Но она привезла еще пару слаксов из верблюжьей шерсти с атласной отделкой, которые непременно снискали бы похвалу ее безупречному вкусу на встрече с политиком или монархом. Или на завтраке с местным ветеринаром, мысленно добавила она.

София осторожно надела слаксы и тот же черный свитер, в котором была накануне. Затем она обулась, предчувствуя молчаливое неодобрение Ноя Шепарда. Сапоги ее были недостаточно теплые, а высокие каблуки делали их просто опасными. «Очень плохо», — подумала женщина. Направляясь в Авалон, она не ожидала, что ее занесет снегом. Причесав волосы и подкрасив губы, она наконец почувствовала себя человеком. Снова попыталась дозвониться до детей и снова не получила ответа. Возможно, они решили воспользоваться ситуацией и поспать подольше.

София вышла на открытую площадку на втором этаже и с любопытством осмотрелась вокруг. Ей явно хотелось разузнать как можно больше. Дом был построен в классическом фермерском стиле, с большими квадратными комнатами и деревянной отделкой. Несколько помещений выглядели так, будто никто не жил в них долгое время. В одной из комнат на стене висел календарь, открытый на странице «Апрель 2005 года», что лишь подтверждало догадку Софии. Дом был явно слишком велик для одного человека.

София стала медленно спускаться по лестнице, рассматривая висящие вдоль стены фотографии в рамках. Здесь были снимки 1920-х годов в коричневых тонах, с нечетким фокусом и современные, собранные из многих снимков коллажи с множеством незнакомых лиц, разных поколений, в которых женщина улавливала семейные черты и не могла понять, в кого Ной уродился таким огромным.

У подножия лестницы она замерла, чтобы незаметно заглянуть в гостиную. Судя по обстановке, Ной был из тех людей, кто привык держать на видном месте важные для него вещи — диван огромных размеров, большую стереоустановку, широкоэкранный телевизор и стопку видеоигр. Такая комната больше подошла бы подростку лет четырнадцати. В углу стояли барабанная установка, синтезатор, два микрофона и целый ряд рупоров. Обстановка напоминала одновременно и фермерский дом, и студенческое общежитие.

В противоположном конце вестибюля София увидела двери, ведущие на застекленную веранду, которой, судя по всему, пользовались нечасто. За высокими окнами расстилался великолепный пейзаж: широкий покатый газон и подъездная аллея, обрамленная деревьями. По крайней мере, женщине показалось, что это подъездная аллея, но наверняка сказать она не могла, так как все вокруг было укутано толстым снежным покрывалом.

За примыкающим к дому двором расстилалось шоссе, которое сейчас напрочь лишилось привычных очертаний. Где-то в снегу покоилась в кювете ее машина.

Со своего наблюдательного пункта София различила два коттеджа в отдалении, также занесенные снегом. Одним из них был летний домик Уилсонов со сложенными из речного камня стенами и остроконечной крышей. Прямо за ним раскинулось озеро Уиллоу, сейчас скованное льдом. Тем не менее зимой оно выглядело не менее внушительно, чем летом.

Через вентиляционное отверстие в полу в комнату поступал теплый воздух от печи. София подумала, что могла бы простоять вот так целый день, просто глядя на снег и представляя ожидающее ее здесь будущее. Тут внимание ее привлекло какое-то движение — это во дворе показалась группа людей. «Семья», — подумала она и узнала в мужчине Ноя Шепарда. Ее как будто с силой встряхнули. Он шагал рядом с одетой в синий лыжный костюм женщиной, и они вместе тянули санки с тремя малышами.

«Ах! — мысленно воскликнула София, а потом добавила: — Ну конечно!» Конечно же он женат и имеет детей. Этот мужчина слишком привлекателен, и наверняка немало нашлось желающих связать его узами брака. Если бы не события прошлого вечера, она сразу бы об этом догадалась.

София продолжала наблюдать. Ной сгреб в охапку старшего ребенка, мальчика лет шести, и подбросил его в воздух, отчего малыш радостно засмеялся. Двое других детей тоже засмеялись и захлопали в укутанные варежками ладоши. Идиллическую сценку дополняли две прыгающие по снегу собаки — взрослая и уже знакомый Софии щенок. Такие картинки со счастливым семейством обычно изображали на сентиментальных рождественских открытках. Играя с детьми, Ной чувствовал себя в своей стихии, словно самой судьбой ему предназначалась роль отца. У него было для этого достаточно энергии.

Что-то здесь не сходится, размышляла София, снимая с вешалки в прихожей пальто и надевая его. Ее смущал взгляд, которым Ной одарил ее, когда она спустилась в кухню в ночной сорочке. Это да еще то, что ни одна женщина не потерпела бы подобной обстановки в гостиной: музыкальная система, неоновые часы в виде пивной банки на стене и выставленная на всеобщее обозрение коллекция старых номерных знаков и колпаков ступицы колеса.

Она вышла на крыльцо и на мгновение замерла, полной грудью глотнув морозного воздуха. Затем помахала рукой, чтобы привлечь к себе внимание.

Ной тут же ее заметил и замахал в ответ.

— София, это Гейл, — представил он женщину, — а это Генри, Мэнди и малыш Джордж, которого все зовут Медвежонок.

София поприветствовала семью, призвав на помощь все свои дипломатические навыки.

— Рада познакомиться. Со стороны Ноя было очень мило помочь мне вчера ночью.

— Ной внимателен ко всем, — отозвалась Гейл.

«Это означает: смотри, не возомни себя особенной», — подумала София.

— Что ж, нам пора возвращаться домой, — продолжала Гейл, — у меня пирог в духовке. Увидимся, Ной. Рада была познакомиться, София.

Каждый ребенок непременно захотел обняться на прощание с Ноем. Затем Гейл зашагала прочь, везя за собой санки. Ной отряхнул снег с ботинок и распахнул перед Софией дверь. Женщина вошла внутрь, и щенок посеменил за ней, а взрослая собака побежала по направлению к лесу.

София почувствовала… она и сама не сумела бы объяснить, что именно. В основном облегчение оттого, что эти люди — не семья Ноя.

— Гейл живет по соседству, — пояснил Ной, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Она и дети устали сидеть взаперти, вот и вышли на прогулку.

Соседка, значит, подумала София. Не жена. Не следовало бы испытывать такое чувство облегчения, но она ничего не могла с собой поделать. Ей очень хотелось, чтобы Ной оказался хорошим парнем. Пока он оправдывал ее ожидания.

Она последовала за ним в светлую просторную кухню.

— Кофе будете? — предложил Ной.

— Да, с удовольствием. Я сама себе налью.

Женщине не хотелось чувствовать себя гостьей в его доме, но Ноя ситуация, похоже, ничуть не смущала.

Осмотревшись вокруг, она сказала:

— У вас слишком большой дом для одного человека. — София тут же осознала, что сказала глупость. — Я имею в виду, если вы живете один.

— Так и есть. Это семейный дом, — пояснил он. — Раньше здесь была молочная ферма, но потом мои родители прикрыли ее и перебрались во Флориду, чтобы насладиться законным отдыхом. Окончив ветеринарную школу, я решил открыть практику прямо здесь.

Женщина снова обвела взглядом старомодную кухню: выскобленный сосновый стол, буфет, раковина и современный магнитофон, из динамиков которого лилась незнакомая Софии музыка в стиле ска или хип-хоп. Дэзи наверняка бы это понравилось.

— Как это мило — жить в доме, в котором вырос, — заметила женщина.

— Полагаю, да. А вы откуда родом? — поинтересовался он.

— Из Сиэтла, но мы много раз переезжали.

Каждые несколько лет ее родители вдруг решали, что пришло время сменить обстановку. Дома, в которых они жили, становились все более роскошными, так как практика родителей приносила все больший доход. Внешнее выражение успешности и благосостояния было очень важно для семьи Линдстром, гораздо более важно, нежели то, что дочери постоянно приходилось привыкать к новой школе и пытаться завести новых друзей.

— Я, бывало, завидовала детям, которые жили как вы, — призналась София. — Тем, кто мог назвать домом какое-то одно место.

— Хорошо, что мне здесь нравилось, иначе я бы возненавидел все на свете, — ответил Ной, печально улыбаясь.

София зажала между ладонями кофейную чашку из толстого фарфора. На ней была изображена корова под аркой радуги и подпись: «Молочная ферма Шепардов, Авалон, штат Нью-Йорк».

— Это настоящая старинная чашка, — заметила София, — а не одна из псевдовинтажных вещиц, которыми изобилую сувенирные магазины.

— Да, она подлинная. — Ной долил ей кофе. — Так вы жили за границей?

Конечно же ему интересно. София не могла его в этом винить. Вопрос заключался в том, как много ему можно рассказать?

— Я жила в Гааге, — сказала она и, мгновение помедлив, добавила: — В Голландии. — Она не была уверена, знает ли он, где это. — Я служила помощником заместителя адвоката в Международном суде. Последнее дело, над которым я работала, заключалось в привлечении к ответственности военного диктатора, связанного с синдикатом, незаконно сбывающим алмазы.

— Я и не знал, что американским гражданам позволено работать в Международном суде, ведь наша страна не входит в эту организацию.

София удивленно заморгала:

— Откуда вы знаете такие подробности?

— Ну, это же было в газетах. А я читаю не только журналы по ветеринарии.

— Простите. Да, вы правы, США не являются членом этой организации, как и Китай, Ирак или Северная Корея, но мы надеемся… — Женщина не договорила, сочтя излишним углубляться в политику при сложившихся обстоятельствах. — Но в Международном суде работают американцы. К тому же моя мама канадка, и у меня двойное гражданство.

Ной поставил на стол кувшин молока и большую картонную коробку.

— Я заехал вчера в булочную, еще до снегопада, — сказал он. — Угощайтесь.

Открыв коробку, София обнаружила внутри четыре булочки с корицей в блестящей глазури. Ной купил их в пекарне «Скай-Ривер» в Авалоне.

— Я попробую, но только половинку, — ответила женщина.

— Да ладно, рискните, съешьте целую.

— Придерживаясь своей диеты, призванной помочь мне преодолеть смену часовых поясов, я должна сейчас налегать на белки — например, ветчину и яйца или что-то в этом духе.

— Яйца я могу вам достать, но никакой ветчины, — произнес Ной. — Мяса я не ем. Четыре года я потратил на то, чтобы научиться лечить животных, а не готовить и есть их. Мясо не выглядит привлекательным для человека, который зарабатывает на жизнь тем, что поддерживает животных живыми и здоровыми. Кое-что я все же себе позволяю, — добавил он. — Например, морепродукты. Это потому, что среди моих пациентов никогда не числились креветки или форель.

— Понимаю, — отозвалась София. — Это… похвально.

— Но странно. Не бойтесь, скажите это, если действительно так считаете.

— Нет, не считаю. — Софии доводилось есть самые разные мясные блюда: от стейка под соусом тартар до жареной козлятины. В Азии она пробовала глаза овцы, а в Кении — варево из коровьей крови, смешанной с молоком, — традиционное кушанье народа масаи. — Временами я ела очень странные блюда, — добавила она.

— Вы приехали сюда в отпуск или…

Женщина почувствовала настоятельную потребность рассказать ему об инциденте, о той ночи, когда ее личность была сломлена и она стала совершенно иным человеком. Но конечно же она не стала изливать душу перед этим незнакомым мужчиной, каким бы привлекательным он ни был.

— Я просто решила сменить обстановку. Мне нравилась моя работа, но…

— Но теперь вы здесь.

— Работа в Гааге вынудила меня отказаться от самых важных в мире ценностей, — сказала София, думая о том, как просто ей разговаривать с Ноем. — А именно от моей семьи. Я осознала, что не могу одновременно иметь и семью, и работу, поэтому от чего-то пришлось отказаться. Работа в Международном суде очень важна, но любой адвокат, обладающий соответствующей подготовкой и практикой, может это делать.

Коллеги не раз говорили ей, что она сошла с ума, что ее работа стоит любых жертв, но София в это больше не верила. Она не сумела бы ответить почему, но у нее возникло ощущение, что Ной Шепард ее поймет.