Сьюзен Виггз - Возвращение

• 1
• …
• 40
• 41
• 42
• 43
• 44
• …
• 55

— Ной был прав насчет собаки, — сообщила София Чарли.

Строго говоря, сегодня она не должна была присматривать за внуком, но пришла по просьбе Дэзи, которая хотела побыть некоторое время с Сонет, прибывающей в город двухчасовым поездом.

Малыш сидел на расстеленном для него на полу одеяле и играл с шаром, внутри которого находился колокольчик. Чарли отлично умел слушать. София рассказывала ему все о своей жизни, начиная с незначительных событий, таких, например, как следы животных на снегу, которые она увидела недавно, до серьезных вещей, таких как продолжающие мучить ее ночные кошмары — последствия инцидента в Гааге.

Чарли радовал бабушку своим обществом, поощряя говорить все, что она только пожелает. Совсем недавно он научился хлопать в ладоши и частенько проделывал это в подходящие моменты беседы. Психиатры многому могли бы поучиться у маленьких детей. Тому, например, что зачастую хлопки в ладоши и слюнявая улыбка могут оказать более благотворное воздействие на психическое здоровье человека, нежели долгие часы профессиональных тренингов.

В последнее время София много рассказывала внуку о Ное Шепарде.

— Видишь ли, он подарил мне щенка, потому что считает, что тот станет для Макса хорошим стимулом, поощряющим проводить со мной больше времени. Поначалу меня это очень оскорбляло. Я имею в виду, мать ведь не должна подкупать собственного сына щенком, так?

Мяч откатился на край одеяла, и женщина подтолкнула его назад к малышу.

— Но как оказалось, Ной был прав, — снова повторила она. — Он прекрасно понимает образ мыслей двенадцатилетнего мальчика. Для мальчика не существует более привлекательного существа, чем собака. Перед Опал Макс не может устоять, она притягивает его как магнит.

Чарли весело рассмеялся.

— Знаю. Если как следует подумать, решение кажется очевидным. Домашний питомец — самый преданный друг ребенка.

В настоящее время София приучала Опал не мочиться в доме. Каждый час она выводила песика на улицу, что было полезно и для нее самой, как разминка, возможность подышать свежим морозным воздухом и почувствовать на лице снежинки.

Сейчас, пока София сидела с Чарли, Макс выгуливал Опал. Возможно, он отвел ее на склон в Авалон-Мидоуз, чтобы посмотреть тренировку санных команд.

Чарли уже потерял интерес к мячу и теперь взял в ручки мягкое зубное кольцо, которое тут же принялся пробовать на вкус. Кольцо сменилось уродливым клоуном-неваляшкой с механизмом внутри, позволяющим ему всегда держаться прямо. Чарли отталкивал клоуна, завороженно наблюдая за тем, как он всякий раз возвращается в вертикальное положение.

— Нельзя снова и снова делать одно и то же, получая при этом разные результаты, — сообщила ему София.

— Ба, — ответил внук.

Склонившись над ним, она вытерла ему подбородок салфеткой.

— То, что происходит между мной и Ноем, стало для меня полной неожиданностью, — призналась София, чьи мысли вновь пустились в плавание по волнам воспоминаний. — Иногда мне даже кажется, что я влюбляюсь в него. — Она тут же зажала себе рот рукой и пробормотала: — Поверить не могу, что я это сказала.

Чарли тут же повторил ее жест и засмеялся. Женщина схватила его в охапку и легла на одеяло, поднимая малыша над головой. Она была очень довольна. Нет, испытываемое ею чувство было гораздо сильнее. Счастье. И радость. Да, именно радость. Она уже успела позабыть, что это означает.

Не то чтобы прежде она вела жалкий образ жизни. И на ее долю выпадали мгновения радости, но это было совсем иное, не идущее ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас.

Поймав ретрорадиостанцию, София принялась, напевая, подогревать молоко для Чарли. Она исполнила «Ночи в белом атласе» группы «Муди Блюз» и «Миссис Робинсон» Саймона и Гарфанкеля, удивляясь тому, что знает слова, ведь она никогда не заучивала их специально. Некоторые вещи просто откладываются в памяти, забиваясь в укромные уголки.

София кормила внука, держа его у себя на коленях, между делом она убавила звук телевизора и принялась переключать каналы, чтобы посмотреть международные новости. Как оказалось, гораздо проще найти интервью с покрытым татуировками байкером, претендующим на отцовство новорожденного ребенка богатой наследницы, чем сообщение о ходе выборов в Умойе. Впервые за несколько десятилетий народ этой страны отправлялся на избирательные участки, но мировой общественности не было до этого никакого дела.

София переключилась на передачу по дизайну, в которой давали совет, как устроить в гараже студию с учетом фэн-шуй. По другому каналу ведущий рекламировал устройство, предназначенное для взбалтывания яйца прямо в скорлупе. София почувствовала досаду. В любое время дня и ночи по телевизору передавали сотни историй из жизни знаменитостей. На одном канале ведущий ток-шоу в сотый раз извинялся за что-то, сказанное им прежде. Еще показывали какую-то юную старлетку, с гордостью демонстрировавшую своего новорожденного малыша, и Эштона Катчера, опровергающего мнение о том, что он слишком молод, чтобы встречаться с Дэми Мур.

Помимо воли София подумала о том, что Эштон Катчер великолепен. Отогнав игривые мысли, женщина снова переключила канал и попала наконец на тридцатисекундную ленту международных новостей, в которой сообщалось о новом обитателе одного из немецких зоопарков — полярном медведе. Все еще держа Чарли на руках, София отправилась в кабинет, чтобы поискать в Интернете видеоролик о ходе выборов в Умойе. Диктор произнес: «На первых за более чем два десятилетия свободных выборах…»

— Это все благодаря мне, — прошептала женщина, обращаясь к Чарли. — Я была в судебной команде, ведущей тот процесс.

Она ожидала ощутить прилив эмоций, но почувствовала лишь раздражение. Веб-сайт пестрел рекламными объявлениями, призывающими всех покупать чудодейственные капли для носа, и посещать сайты знакомств. У Софии от всей этой информации разболелась голова. Выключив компьютер, женщина снова вернулась к радио, передававшему песню, которую она отказывалась считать старой, — «Прыгай!» группы «Ван Хален», — именно потому, что таковой она и была.

— Да, вот и я уже бабушка, — сказала она Чарли. — Наверное, старею.

Малыш допил молоко, не проявляя никаких признаков сонливости, затем срыгнул, извергая целый фонтан молочных пузырей.

— Да у тебя талант, — восхитилась она. — И как это у меня появился такой талантливый внук?

Тут раздался звонок в дверь, и София заволновалась. Усадив ребенка на одеяло, она отправилась посмотреть, кто пришел.

Когда она открыла дверь, первой промелькнувшей в голове мыслью была «Ох, боже мой!», а второй «О, черт!».

— Логан! — воскликнула женщина, отходя в сторону, чтобы пропустить молодого человека, и тут же захлопывая дверь, чтобы сквозняк не навредил Чарли.

— Миссис Беллами, — произнес Логан.

Повисло неловкое молчание, которое нарушил радостно заверещавший Чарли.

— Здравствуй, приятель! — произнес Логан сладким, как зефир, голосом, приветствуя сына. Малыш отчаянно тянулся к нему, как мучимый жаждой человек стремится к живительной влаге. Чарли отлично понимал, что перед ним родной человек, его крошечное личико светилось узнаванием.

Наблюдая за ними, София тут же вспомнила, почему именно Грег женился на ней много лет назад.

Ей тут же пришлось напомнить себе, что перед ней не Грег, а Логан О'Доннел — парень с сомнительным прошлым. Он был удивительно красив и столь же удивительно привязан к ребенку.

Логан прошел на кухню и быстро вымыл руки. София подумала, что это хороший жест. И надеялась, что он поступает так всякий раз, приходя к сыну, а не только сегодня, надеясь произвести на нее впечатление. Чарли пронзительно заверещал, глядя в сторону кухни.

— Иду, — тут же отозвался Логан. — Попридержи лошадей. — Он поспешил к малышу с завернутыми по локоть рукавами и, подхватив его на руки, подбросил высоко в воздух. — Дэзи предупреждала, что я могу заглянуть?

— Нет, но это не имеет значения. — Что еще она могла ответить? — Я собираюсь выпить чашечку чаю, — добавила женщина, чтобы казаться более гостеприимной. — А ты ничего не хочешь?

— Нет, спасибо. — Логан не отводил взгляда от Чарли.

София не спеша выпила чаю. Вернувшись в комнату, она обнаружила Логана сидящим в кресле-качалке. Он раскачивался, держа смеющегося сына на коленях.

— Дэзи говорила, что ты теперь учишься в колледже, — произнесла София, садясь напротив молодого человека.

— Да, мадам, я на экономическом факультете.

— Хорошо. — Она понятия не имела, что еще сказать этому красавчику, столь круто изменившему жизнь ее дочери.

— Все в порядке, — сказал Логан, — вам вовсе не нужно развлекать меня беседой. При всем моем уважении давайте сразу перейдем к делу. Я отлично понимаю, какого вы обо мне мнения.

— Неужели?

— Вы считаете, что в школе я был всего лишь тупым спортсменом, к тому же безответственно поступившим с вашей дочерью. Не говоря уже о том, что я имел наркотическую зависимость и был вынужден пройти курс лечения в клинике. Поэтому я вовсе не виню ни вас, ни кого бы то ни было еще за скептическое отношение ко мне.

София не собиралась отрицать очевидного.

— А теперь ты намерен исправить ошибки прошлого? — предположила она.

— Не уверен, что понимаю значение этой фразы, — ответил молодой человек и ухмыльнулся. — Должно быть, это во мне говорит тупой спортсмен.

София несколько смягчилась:

— В любом случае это невозможно. Поверь мне, я пыталась.

— Одно я знаю наверняка — сейчас я готовлюсь к будущему, — произнес Логан, — и Чарли определенно составляет его часть.

— Сказано честно. Могу я задать тебе один личный вопрос?

— Конечно.

— Твоя семья одобряет твои действия?

— Нет, — прямо ответил парень. — Родители не видели внука. Ни разу.

София не ожидала, что Логан ей понравится или что она с пониманием отнесется к ситуации. Не ожидала женщина и того, что станет воспринимать его как-то иначе, чем ошибку собственной дочери или человека, от которого Чарли унаследовал рыжие волосы. Тем не менее теперь, услышав его болезненное признание, она стала воспринимать Логана О'Доннела как личность, человека, чьи родители не одобрили принятого им решения. Также София поняла, почему Дэзи нравится этот парень и почему она позволяет ему так часто видеться с сыном.

— Мне очень жаль слышать это, — сказала она. — Возможно, через какое-то время они все же навестят внука. Одно могу сказать наверняка: ты никогда не будешь сожалеть о времени, проведенном с Чарли. — Она резко поднялась. — Почему бы тебе не присмотреть за ним, пока я проверю электронную почту? — Женщина жестом указала на крошечный закуток, который дочь гордо именовала своим кабинетом.

— Спасибо, миссис Беллами. — Его улыбка удивительно напоминала улыбку Чарли. — Я очень это ценю.

— Можешь называть меня София, — ответила она. — И на ты. Тогда я не буду чувствовать себя старушкой.

— Вовсе вы не старушка, — запротестовал Логан. — Я позабочусь о сыне.

Пока почта загружалась, София проверила список дел и предстоящих встреч в своей электронной записной книжке. В прошлом список этот казался бесконечным, и, даже имея нескольких личных секретарей, она была не в состоянии со всем справиться, хотя никогда не оставляла попыток, пребывая в состоянии вечного стресса.

В настоящее время список содержал пункты, касающиеся ее детей и внука. София вызвалась раздавать обеды в школе Макса один раз в неделю. Часы, проведенные женщиной в душном, пахнущем луком школьном кафетерии, слушая обрывки сальных шуток мальчиков и банальностей девочек, давали представление о реальной жизни школьников. София как завороженная наблюдала за проявлениями как хладнокровной жестокости, так и сердечности и доброты. На ее глазах одних детей с хирургической точностью отсекали от общества, а эмоциональные травмы других решались с недетской внимательностью. София стала гораздо лучше понимать собственного сына. Она осознала, почему он так нуждается в любви, восхищении и одобрении сверстников — потому что в противном случае с ним будут обращаться как с отверженным.

А еще были хоккейные тренировки и матчи. Софии нравилось наблюдать за тем, как играет Макс, а вот с другими матерями она предпочитала не общаться. Она называла их про себя «командой мамаш» под предводительством старшей сестры Нины Марии. Ее они не жаловали, но София не позволяла себе придавать этому значение. Работая в кафетерии, она не раз становилась свидетелем того, что детей, реагирующих на приставания ровесников с холодным презрением и чувством собственного достоинства, чаще, чем прочих, оставляли в покое.