Через двадцать минут я вышла, облаченная в красный свитер и благоухающая новыми духами. Надо же было поднять себе настроение. Врачи никогда не говорят ничего хорошего.

Посмотрев на табло, я быстро нашла того, кто был мне нужен. Говард Хаас, доктор медицины, кабинет 312. Все здание занимали врачи, и казалось, что можно войти в любую дверь — ошибки не будет. Но у меня было направление к доктору Хаасу. Когда мы уезжали из Нью-Йорка, мой доктор рекомендовал обратиться именно к нему.

Я назвала сестре свое имя и села на скамью, рядом с шестью-семью другими посетителями. Журналы казались скучными, воздух — спертым, запах новых духов — тошнотворным. Я начинала нервничать.

— Прошу вас, миссис Форрестер… — Ожидание оказалось недолгим.

Вслед за сестрой я вошла в тяжелую дубовую дверь. Интерьер кабинета был ужасно старомодным. И я ожидала увидеть лысого старикашку в пенсне. Но все оказалось не так. Этот голубоглазый седоватый мужчина выглядел лет на сорок пять и, судя по всему, неплохо играл в теннис. Он с улыбкой пожал мне руку.

— Не присядете ли, миссис Форрестер? Очень хотелось отказаться, но выбора не было.

— Спасибо, — ответила я, словно школьница, которую вызвали к директору.

Для начала расскажите немного о себе, а потом изложите, в чем проблема. Если это действительно проблема. — Он снова улыбнулся, и я принялась выкладывать ему мельчайшие житейские подробности. Что в семь лет мне удалили миндалины, что в детстве у меня часто болели уши, что у меня есть дочка и тому подобное. — Что ж, все нормально. А почему вы решили обратиться к врачу?

Я рассказала ему про головокружения, тошноту, приступы рвоты. Он лишь безмолвно кивал в ответ. Казалось, эти симптомы не произвели на доктора никакого впечатления.

— Когда у вас были последние месячные?

— Месячные? — удивилась я. — Несколько недель назад… кажется… — У меня похолодело в животе.

— Кажется? Значит, вы не уверены? — Он посмотрел на меня как на набитую дуру.

— Нет, уверена, но они продолжались всего несколько часов.

— Такого раньше не случалось?

— Нет.

Его тон рассмешил бы меня, если бы я могла заставить себя улыбнуться. Доктор Хаас говорил со мной, как с умственно отсталой, выговаривая слова нарочито медленно и неторопливо.

— А как было в предыдущий раз?

— Точно так же. Но я думала, что это от переезда на новое место, от нервов или чего-нибудь еще в том же роде… — Детский лепет.

— Вы ничего не напутали?

— Нет… — Я едва не добавил а «сэр», но вовремя спохватилась. Он заставил меня испытать чувство покорности судьбе. И страх.

— А грудь не пополнела?

Ничего подобного я не заметила и не преминула об этом сообщить.

— Ну что ж, давайте посмотрим. — Он снова ослепительно улыбнулся, и я начала молиться, хотя было уже поздновато. Словно студентка, пришедшая на экзамен, не зная ни одного билета, но надеясь проскочить «на авось».

Доктор Хаас посмотрел и, конечно, увидел. Два месяца беременности. Может, два с половиной.

— Поздравляю, миссис Форрестер. — Поздравляю?.. — В марте у вас будет ребенок. Мы, конечно, проделаем тест, но сомнений никаких. Вы беременны.

Поздравляю? Господи, хоть бы он не улыбался!

— Но я не… Это… Ох… Спасибо, доктор.

Я рассказала ему про удаление миндалин, но забыла сообщить, что больше не замужем. Поздравляю. Идиотка.

Он велел мне прийти через месяц. Я двинулась к лифту и рухнула вниз, как камень. Ощущение было именно такое. Что я скажу Крису? Он обещал встретить меня у входа. Наверное, уже ждет… Если не задержался. От этой мысли слегка полегчало. Может, он забыл… Может быть… Ладно, я все расскажу ему, когда мы вернемся в Болинас и сядем под деревом. В спокойной, непринужденной обстановке…

Конечно, он ждал у подъезда. У меня упало сердце. Я юркнула в машину и попыталась улыбнуться.

— Привет…

— Что сказал доктор?

— Я беременна.

Да ты что? — Он переменился в лице, и мы чудом не врезались во встречную машину. Я прикусила язык. — Минутку, Джилл. Как это? Ведь ты же предохранялась!

— Да, предохранялась. И тем не менее это случилось. Поздравляю!

— Ты сошла с ума?

— Нет. Просто повторяю слова доктора.

— Ты сказала ему, что не замужем?

— Нет. Забыла.

— О боже!

Я истерически хихикнула и тут же пожалела об этом. Крис готов был лопнуть от злости.

— И какой срок?

— Месяца два — два с половиной. Слушай, Крис… Прости меня. Я не нарочно… Я ведь предохранялась.

— О'кей, я знаю. Но все это так неожиданно… Ты что, не следишь за месячными? Тогда какого черта молчала?

— Но у меня были месячные… или… что-то вроде этого.

— Вроде этого? Не верю!

— Слушай, куда ты меня везешь? — Мы уже четверть часа ехали по Маркет-стрит.

— Понятия не имею. — Крис растерянно поглядел в зеркало, а потом перевел взгляд на меня. И тут его лицо просветлело: — Сообразил! Мы едем в Сан-Хосе.

— В Сан-Хосе? Зачем? — Он что, решил убить меня и закопать тело?

— Затем, что в Сан-Хосе есть служба планирования семьи, где делают аборты. Там работает мой приятель.

Затем поездка проходила в полной тишине.

Мы иногда посматривали друг на друга, но не произнесли ни слова. Он не хотел разговаривать, а я боялась, ощущая себя величайшей преступницей всех времен и народов.

Приятель Криса был очень любезен. Он выслушал меня и пообещал позвонить. Когда я возвращалась в машину, меня вырвало.

Обратная дорога заняла полтора часа. Мы попали в час пик, и я вздрагивала при одной мысли, что надо еще добраться до Болинас. Об аборте не могло быть и речи. Что угодно, только не это!

По дороге в Сан-Франциско Крис пытался затеять разговор, но я его не поддержала. Казалось, у него гора с плеч свалилась. И навалилась на меня.

— Крис, останови машину.

Мы подъезжали к Сан-Франциско, но мне было все равно. Ждать я не собиралась.

— Здесь? Тебя тошнит?

— Да, но не поэтому. Пожалуйста, остановись. Он бросил на меня тревожный взгляд, но послушался. Я посмотрела ему в глаза.

— Крис, я буду рожать.

— Прямо сейчас? — хрипло спросил он. Похоже, нервы у него совсем сдали.

— Нет, не сейчас. В марте. Я не хочу делать аборт.

— Ты что?

— Что слышал. У меня будет ребенок. Я не прошу тебя жениться на мне, но и ты не проси меня избавиться от беременности. Я этого не сделаю.

— Почему? Ради Христа, Джилл, почему? Это доконает нас обоих, не говоря уже о том, что испортит тебе жизнь. У тебя уже есть девочка, зачем тебе еще один малыш?

— Затем, что я люблю тебя и хочу от тебя ребенка. И в глубине души верю, что и ты хочешь того же. Когда двое людей любят друг друга так, как мы с тобой, избавиться от плода этой любви было бы преступлением. Я ничего не могу поделать с этим, Крис… — Мои глаза были полны слез.

— Ты серьезно?

— Да.

— О господи! Что ж, раз ты считаешь, что так лучше… Мы еще поговорим об этом. Но ты взваливаешь на себя большую обузу, Джилл.

— Я знаю. Но это лучше, чем брать грех на душу. Что бы ты ни говорил, а от ребенка я не избавлюсь. — Я бросила вызов, но Крис на него не ответил.

— О'кей, юная леди. Решать вам. — Он включил зажигание и молча погнал машину в город.

Глава 10

Мы вернулись в Болинас вечером, так и не заехав на Сакраменто-стрит, не пообедав и не проронив ни слова. Я чересчур устала, чтобы обращать на это внимание. День был слишком тяжелый. Я рухнула в постель и заснула как убитая.

Проснувшись на следующее утро, я увидела, что Крис лежит и смотрит в потолок. Выражение его лица полностью соответствовало моему самочувствию.

— Крис… Прости меня. — Вины за собой я не ощущала, но боялась в этом признаться.

— Не за что. Может быть, ты по-своему права. Я имею в виду ребенка.

— А по-твоему? — Я должна была это знать. Он повернулся, оперся на локоть и посмотрел мне в глаза.

— Нет, Джилл. Это не для меня. Но вчера ты сказала, что тебе все равно. Это верно?

— Да, — одними губами прошептала я. Все кончено. — Мы расстаемся?

— Нет. Ты возвращаешься в Нью-Йорк. — Никакой разницы. У меня упало сердце. Хотелось завыть, заплакать, умереть. Я не хотела в Нью-Йорк.

— Я не уеду, Крис. Ты можешь бросить меня, но я никуда не уеду.

— Придется, Джилл. Если ты хоть немного любишь меня. Ты делаешь то, что хочешь. Значит, и я имею на это право. — Логично. Но все внутри восставало против такой логики.

— Что изменится от моего возвращения? Кто меня там ждет? И я никогда тебя не увижу? — О боже…

— Нет. Я буду приезжать. Я все еще люблю тебя, Джилл. Но мне не выдержать, если ты будешь рядом. Ты беременна. Скоро об этом узнает весь город. Черт побери, Джилл, мы работаем вместе. Неужели ты думаешь, что можно утаить шило в мешке? Джо Трамино догадается первым. А за ним и все остальные, — горько и печально сказал он.

— Ну и что? Кого это касается? Ну да, у нас будет ребенок. Эка невидаль! Мы любим друг друга. Неужели ты так дорожишь общественным мнением, что для тебя имеет значение штамп в паспорте? Чушь собачья! И тебе это хорошо известно.

Нет. Я буду чувствовать себя виноватым. Ты же знаешь, я привык приходить, уходить, исчезать на время. Так бывало редко, но иногда у меня возникало такое желание. Я привык чувствовать себя свободным. А если ты будешь сидеть рядом с вытянутым лицом и вздувшимся животом, я просто сойду с ума.

— Значит, я не буду сидеть с вытянутым лицом…

— Будешь… Но я не виню тебя. Наверно, ты просто сошла с ума. На твоем месте я бы согласился избавиться от ребенка. Сегодня же.

— Тогда мы с тобой разные люди, вот и все.

— Ты сама это сказала. Что ж… Я с самого начала говорил тебе, что не выношу ответственности. А что ты устроила? Для меня это хуже тюрьмы.

— Что ты хочешь этим сказать, Крис?

— Только одно. Уезжай домой. И ты сделаешь это. Не захочешь — отправлю силой. Ты уже отказалась от своей квартиры, так что тебя здесь ничто не держит. Все, что от тебя требуется, это позвонить в трансагентство, собрать барахло и сесть в самолет. Я не остановлюсь ни перед чем, даже если придется тебя связать и заткнуть рот. И не пытайся спорить, это бесполезно. У тебя есть две недели. Еще пару дней ты сможешь пожить у меня в городе, но не больше. Возвращайся в Нью-Йорк, и тогда у нас будет шанс увидеться. Но если ты останешься в Сан-Франциско, между нами все будет кончено. Никогда не прощу тебе этого. Я буду думать, что ты осталась мне назло. Поэтому сделай милость, уезжай.

Он вышел из комнаты. Я уткнулась головой в подушку и заревела. Через минуту Крис уехал.

Вечером он вернулся, но решение его осталось неизменным. Меня бросили. Через какое-то время это стало ясно как божий день. Выхода не было. В конце концов я смирилась. И его наигранная жизнерадостность в дни перед отъездом ранила меня более жестоко, чем все остальное. Он был нежным и заботливым, как никогда прежде. А я любила его, как никогда прежде. За эти недели он разбил мне сердце, но я все равно любила его. Он был Крисом. Такой уж он уродился, его нельзя было осуждать. Честно говоря, я ведь первая начала, не согласившись избавиться от ребенка. Но у меня не было выбора. Я обязана была родить.

Когда Сэм вернулась, Крис сам объяснил ей, что мы решили расстаться, и он же собрал мои вещи. Он не оставлял мне никаких шансов. Крис Мэтьюз сумел полюбить меня, сумел и разлюбить. Он хотел, чтобы я уехала. Вот я и уезжала.

Прошло несколько дней, показавшихся мне годами, и наконец настал последний. Самый страшный. Теперь все было последним. Я не могла этого вынести. Но хуже всего была последняя ночь.

— Спокойной ночи, Крис.

— …ночи. — А потом: — Джилл, ты все поняла? Я… я ненавижу себя, но не могу… Не могу иначе. Я надеялся, что тоже захочу этого ребенка. Не получилось. Может быть, со временем… Я чувствую себя последней скотиной.

— Не переживай. Все как-нибудь образуется.

— Ага. Как-нибудь. Мне жаль, что ты забеременела. О боже, я хотел…

— Не надо, Крис. Я ни о чем не жалею. Я все равно буду счастлива, даже если…

— Зачем он тебе понадобился, Джилл?

— Я же говорила. Хочу, чтобы ты всегда был со мной. Об этом больно говорить, но я… Я хочу его, вот и все. Я должна.

Мы лежали в темноте обнявшись, и я думала:

«Последний раз. Последняя ночь. В последний раз я лежу с ним в постели. Все. Конец». Я знала, он никогда не приедет в Нью-Йорк. Он сам говорил, что ненавидит этот город. И на собственного ребенка ему наплевать…

— Джилл… Ты плачешь?

— Н-нет. — Меня трясло от рыданий.

— Не плачь, пожалуйста, не плачь. Джилл, я люблю тебя. Пожалуйста. — Мы обнимали друг друга и плакали. Последний раз. Последний. — Джилл, я так виноват перед тобой…

— Все в порядке, Крис. Все будет хорошо… — Вскоре он заснул в моих объятиях. Мальчик, которого я любила, мужчина, который любил меня и пожалел об этом, который причинил мне боль, изменил и заставил испытать неведомую доселе радость. Кристофер. Большой ребенок. Прекрасный мужчина с душой мальчика. Мужчина, который в день нашей встречи скакал со мной на неоседланной лошади. Неужели я смогла бы стать для него обузой? Да, смогла бы. Нечего и думать…