Даниэла Стил - Возвращение

— Хочу сделать несколько снимков. Как ты на это смотришь? Если не хочешь, не буду.

— Что ж, о'кей. Я бы тоже взяла себе пару-тройку фотографий. И обязательно щелкни машину, — улыбаясь, ответила я и огляделась по сторонам, разыскивая взглядом Сэм.

— Джиллиан, у меня нет ни одной твоей фотографии. Надо исправить это упущение. Кто знает, может, мы больше не встретимся…

— Ох, Гордон, без глупостей. Конечно, встретимся, — запротестовала я, но внутри у меня что-то дрогнуло.

— Эзе и Сан-Франциско слишком далеко друг от друга, дорогая. Мало ли что может случиться. Когда я с кем-то прощаюсь, то верю, что это навек.

— Забавно. А когда прощаюсь я, то всегда говорю себе, что ненадолго.

— Ты веришь в это?

— Пожалуй, не очень, — призналась я, и вдруг мне стало грустно. Гордон посмотрел на меня и отвел глаза.

Примерно час Гордон фотографировал меня и Саманту с воздушными шариками, с печеньем, верхом на пони, у клетки с тюленями… Фотографии были моментальными. Он ловил мгновения, когда мы набивали рот печеньем, закрывали глаза, задирали руки и смеялись. Он щелкал, забегал с разных сторон и снова щелкал… Крак, крак, крак, крак, крак, крак… Последний день в жизни Гордона и Джиллиан… «Не пой мне песен, не рассказывай сказок и не лей слез», но поминай меня добром…

Последний кадр сделал шофер. Он сфотографировал нас троих у открытой двери красного «Роллса». Саманта держала в руках красный шар. Когда мы сели в машину, я поняла, что это единственная фотография, на которой запечатлен Гордон.

Остаток дня прошел согласно плану «гида». В полночь мы ушли из «Рэффла» и отправились знакомиться с «маленьким сюрпризом». Верный «Ролле» повез нас в район Восточных улиц. Я догадалась, что мы едем домой к Гордону.

Мы вышли и поднялись по лестнице. Он открыл дверь, вошел в квартиру, зажег свечи и вернулся, чтобы помочь мне снять пальто. Комната утопала в цветах, перед тахтой стоял кофейный столик, на котором красовалось шампанское в ведре со льдом. Он развел огонь в камине и включил негромкую музыку. Само совершенство. Конечно, смешно, что все это было устроено для дамы, беременной от другого, выходящей за этого другого замуж и уезжающей отсюда за тридевять земель. Но все равно у меня было радостно на душе. Конечно, я знала, что с Крисом нас ждет не только большое счастье, но и множество проблем. Однако Крис был сделан из другого теста; от него свеч и шампанского ждать не приходилось. Как ни жаль, на всех невест свеч и шампанского не напасешься. Один женится в джинсах и мятой рубашке апаш, поит кока-колой и кормит горелыми гренками, а другой достает из волшебного ларца свечи и шампанское… Нет уж, предпочитаю кока-колу и гренки. Так легче.

Словно прочитав мои мысли, Гордон протянул мне пробку от шампанского и сказал:

— Это для твоего волшебного ларца…

Я с улыбкой подставила ладонь, но он тут же отдернул руку, что-то написал на пробке и тогда уже вручил ее мне. Там стояла дата. Только дата, больше ничего.

— Не будем заставлять твоих взрослых детей ломать голову над кучей незнакомых инициалов, — грустно сказал Гордон, и я знала, что он имеет в виду.

— Когда ты уезжаешь в Европу?

— Примерно через месяц.

— Что об этом думает Грег? Ты говорил с ним?

— Да, вчера я звонил ему. Знаешь что, Джиллиан, это произвело на него впечатление. Похоже, сын впервые в жизни одобрил мой поступок. Я «отрекся» от материализма, за который он презирал меня, и сделал то, что ему близко и понятно. Грег обещал приехать летом в гости. Думаю, он сдержит слово.

— Конечно, сдержит. Я его понимаю. Я бы и сама не отказалась провести лето на юге Франции.

— Покинув ради этого солнечную Калифорнию? Я попыталась улыбнуться и долго-долго смотрела на него.

— Гордон, ты напишешь мне?

— Может быть. Хотя я не мастер писать письма. Да и Крису это едва ли понравится. Но я сообщу тебе, где нахожусь. — Он пытался принять новые правила игры.

— Крису наплевать. Пришли мне весточку… Пожалуйста…

Сомневаюсь. Он не дурак и не испытывает ко мне нежных чувств. Уж это-то я знаю. И не осуждаю его. На его месте я бы тоже их не испытывал. Джиллиан, не стоит давать ему повода причинить тебе боль. — Я безмолвно кивнула, и он второй раз наполнил бокалы, опорожнив бутылку «Луи Редерер» 1956 года, шампанское Шарля де Голля. И Гордона Харта.

Мы выпили вино и молча смотрели в огонь, думая каждый о своем. Мы были такими воспитанными, так умели держать себя в руках и о столь многом переговорили раньше, что теперь слов не требовалось. Достаточно было взглядов. И я знала, что расставание с Гордоном будет одной из самых горестных страниц в моей жизни. Последнее мгновение… Самый последний взгляд… Однажды я уже прошла через это. С Крисом. Нынешнее расставание ничуть не легче.

Я повернулась к сидевшему рядом Гордону. Его точеное лицо было повернуто в профиль, борода выдавалась вперед, глаза были закрыты… Вдруг его рука дернулась, и бокал полетел в огонь. Раздался звон бьющегося стекла. Я знала, что означал этот жест. Разбитый бокал. Разбитая жизнь. Все кончено.

Гордон безмолвно встал, подал мне пальто, и мы медленно пошли к дверям.

По пути в отель мы сидели молча, держались за руки и смотрели на пролетающий мимо город. Вдоль тротуаров еще лежали остатки начинавшего темнеть снега.

Машина остановилась у отеля, и Гордон хотел было встать, но шофер уже открыл мне дверь.

— Нет, не выходи. Пожалуйста, — хрипло попросила я. Гордон обнял меня и поцеловал в макушку. Я запрокинула голову, и мы поцеловались. Из-под плотно сжатых век сочились слезы и скатывались от уголков к вискам. Потом я открыла глаза и увидела, что Гордон тоже плачет…

— Я люблю тебя, Гордон…

— До свидания, родная. Я буду думать о тебе.

Я выскользнула из машины и не оглядываясь побежала к вращающейся двери. До свидания… до свидания… аи revoir[17], не adieu[18]…

Какой смысл мечтать о том, что могло бы быть у нас с Гордоном? Я выбрала Криса. Лифт вез меня наверх, а я крепко закрыла глаза и неслышно шептала:

— Я люблю Криса… Я люблю Криса… Я люблю…

Полет в Калифорнию прошел спокойно, но немного странно. Я чувствовала себя заключенной в кокон — место, где можно укрыться от всех и подумать. Мне предоставили пять часов, чтобы полностью отрешиться от мира Гордона и вновь вступить в мир Криса, и я была благодарна провидению, подарившему мне немного времени, чтобы побыть наедине с собой. Страшновато, если такая метаморфоза происходит на глазах у людей…

Сердце болезненно сжалось, когда самолет взмыл над нью-йоркскими небоскребами и места, которые так много значили для меня в последние месяцы, начали стремительно уменьшаться. Но стоило нам соскользнуть по противоположному концу радуги и закружиться над полуостровом, приближаясь к Сан-Франциско, как во мне стало расти возбуждение. Я возвращалась к Крису… к Крису… к Крису!

Я посмотрела на Сэм и сжала ее руку. Наконец-то мы дома. Аллилуйя, малышка!

Самолет прибыл вовремя. В аэропорту нас встречал Крис, и при виде его что-то вспыхнуло у меня внутри. Эта мальчишеская улыбка предназначалась только мне. Мы поглядели друг другу в глаза и поняли, что правы. Нью-Йорк, Гордон, Джулия Вейнтрауб остались за миллион миль отсюда, на другой планете.

— У тебя усталый вид. Трудный был полет?

— Наоборот, легкий. Трудной была предыдущая неделя. Пришлось провернуть уйму дел. — Если бы во всем была виновата только работа…

Мы взяли чемоданы и расположились в автобусе «Фольксваген», который Крис одолжил у приятеля. Я ожидала, что Саманта вот-вот начнет рассказывать о «Роллс-Ройсе», и затаила дыхание. Но она не произнесла ни слова. В один прекрасный день — скажем, месяца через два — все это так или иначе выплывет наружу, и случится это в самый неожиданный момент. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения.

Мы въехали в город, и я осмотрелась по сторонам, испытывая невероятное чувство облегчения. Боже, я здесь… Наконец-то! Сан-Франциско всегда заставлял меня затаить дыхание и пережить ощущение птицы, готовой устремиться в полет. Мне хотелось объехать весь город и увидеть любимые места, но разве от Криса такого дождешься? Его никогда не интересовали мои желания. Поэтому мы поехали прямо домой, бросили чемоданы посреди гостиной, и я прямиком устремилась к холодильнику. Там было пусто… Добро пожаловать домой! Две початые бутылки газированной воды, три кокоса, заплесневелый лимон и горшочек с арахисовым маслом, к которому скорее всего не прикасались с самого июля.

— Крис, а есть нечего…

— Знаю. Еще рано, успеем заехать в магазин. Ты поведешь машину, а я — автобус. Надо вернуть его владельцу.

— А как быть с Сэм?

— Возьмем ее с собой.

— О'кей, но я хочу уложить ее пораньше. Во-первых, девочка привыкла к нью-йоркскому времени, а во-вторых, устала от полета.

— Что-то не похоже… — Сэм стрелой промчалась мимо и кинулась в «ее собственную» комнату.

Ну что ж, я знала, на что шла… Холодильник пуст, надо ехать в магазин, никаких роз, не говоря уже о шампанском. Хорошего понемногу. Ничего другого ждать не приходилось. Я сама предпочла заплесневелые лимоны и бутылки с содовой водой розам и шампанскому. Впрочем, я не слишком из-за этого переживала. Сейчас мне хотелось ехать с Крисом в магазин и отгонять хозяину взятый взаймы «Фольксваген».

— О чем задумалась, Джилл?

О том, что я люблю тебя. — Все верно. Вот он, мой дом, и это здорово. Я влезла в свои старые джинсы с испорченной «молнией», которую заменяла английская булавка, надела свитер Криса, накинула дождевик, и мы все вместе отправились возвращать автобус и покупать продукты. Крис в роли отца семейства. Неподражаемо. Я готова была лопнуть от счастья.

Когда мы вышли из дома, я кое о чем вспомнила.

— Крис… А как нам быть с малышом?

— Успокойся, пожалуйста. Ты здесь всего час, а уже ноешь. Найдем ему место. Ради бога, не беспокойся об этом.

— Я не беспокоюсь, а просто думаю.

— Значит, перестань думать. Я буду ждать тебя на Сейфвэй через десять минут. — Он потрепал меня по щеке, помахал рукой и тронулся с места, но вдруг, включив заднюю передачу, чуть не врезался в передок моей машины. Слава богу, что я не успела нажать на газ.

— Соблюдай дистанцию!

— О'кей… Эй!.. Перестань хулиганить! — Я сдала немного назад.

— Пошла к черту. — Он улыбнулся, и «Фольксваген» тронулся.

— Сам пошел к черту, балбес… — О господи, как все-таки хорошо дома. Конечно, тут не так элегантно, и ничто не напоминает волшебную сказку, но это моя сказка и в то же время быль. Обыденная и прекрасная одновременно. Как Крис.

Крис обитал в обветшавшем доме викторианской постройки, стоявшем на Сакраменто-стрит. Отсюда было рукой подать до фешенебельного района Тихоокеанских высоток. Соседство было приятное, но все же не слишком тесное. Мы жили на западной окраине города, где утренний туман порой застаивался почти до полудня, когда центр уже вовсю заливало солнце. А в пять часов туман ложился снова, и по ночам издалека чуть слышно доносились звуки ревуна.

Сан-Франциско всегда казался мне очаровательным, чуть ли не городом моей мечты. И дело было вовсе не во множестве олеографических красот. Здесь было легко. Местный стиль жизни напоминал европейский. Люди тут были дружелюбны, но не напоказ, как в Лос-Анджелесе, а по-настоящему, в стиле небольших городков Запада. Это был гигант, который не казался гигантом. Здесь в любую минуту можно было очутиться в деревне на пляже, а в двух часах езды возвышались огромные горные пики. Воздух всегда оставался свежим; кроме того, у нас был крошечный сад, где Саманта копала червей или рассматривала улиток. Сам по себе дом чем-то напоминал бомбоубежище. Из него можно было бы сделать конфетку, если бы Крис не ленился. Но у него вечно не доходили до этого руки, и в результате дом ветшал с каждым годом. Викторианские особняки очень распространены в Сан-Франциско. Фасады у них очаровательны, но внутри творится бог знает что: паркет вздут, потолки перекошены, а окна сплошь и рядом выбиты…

На следующее утро после приезда я повернулась на спину, посмотрела в потолок, а потом выглянула в окно, любуясь деревьями в саду. Стояла такая тишина, что я почувствовала себя словно в деревне. Вид спящего Криса заставил меня улыбнуться. Не будь его, я все равно любила бы Сан-Франциско. Ведь я привязалась к нему всей душой раньше, чем к этому мужчине. За дверью послышались шаги Саманты, и я встала, чтобы приготовить ей завтрак. Никаких уговоров скушать что-нибудь «за папу, за маму» ей больше не требовалось. И во многом благодаря Крису. Отныне мы с Сэм не были одиноки.

Когда я вылезла из кровати, Крис перекатился на бок и приоткрыл один глаз.

— Который час? Ложись обратно…

— Пора кормить Сэм, — ответила я и поцеловала его. — Доброе утро! Я так рада, что вернулась домой, Крис…