— Что означает эта большая стрелка?

— Она показывает, как Италия оккупировала ее.

— Италия? Не Германия?

— Они стоят одна другой, и сейчас они пытаются поделить между собой Европу и захватывают себе все, что только можно.

— И когда-нибудь мы тоже можем оказаться на их разделочной доске, — заметил Роберт.

Линн перевела взгляд от маленькой карты в газете к большой карте в атласе, которую Чарли открыл на столе для нее. Она увидела, какая крохотная Албания и насколько далеко она расположена от Великобритании. Она закрыла атлас, отложила его в сторону и потянулась к своей корзинке со швейными принадлежностями. Для этого дня ей было достаточно географии.

Позже Роберт и Чарли продолжили разговор во дворе.

— Мать думает, что войны не будет. Она не ощущает реальности.

— Я и сам не могу в это поверить. Я думал, что мы уже с этим покончили, но, кажется, нам придется столкнуться с войной еще раз.

— И теперь будет моя очередь.

И Чарли с грустью посмотрел на него. Роберту было девятнадцать лет.

Именно в этом возрасте Чарли пришлось сражаться на Галлипольском перешейке и увидеть так много погибших друзей. Неужели еще одно поколение молодых ребят сгорит в топке войны как осенние листья? Неужели опять взорвется весь мир?

— Я сегодня ездил в город и записался в армейский резерв.

— Ты не хочешь сказать об этом своей матери?

— Нет, пока нет, — ответил Роберт.


Каждый вечер в «Хит энд Мисс» было много разговоров о войне, и главным проповедником был майор Шоу.

— Гитлера следует остановить прежде, чем он двинется дальше, — говорил он. — Не стоит большой собаке бросать в качестве откупного косточку, когда она нацелилась на вашу ценную дичь!

— Майор, вы с ним сами расправитесь? — спросил его Билли Грейвс, подморгнув своим клиентам.

— Я надеюсь, что с честью смогу выполнить свой долг, — любезно ответил Шоу.

— Легко рассуждать, что нужно остановить Гитлера, — заметил работник с фермы Флег Марш, — но как это сделать?

— Ему нужно запустить турнепсом по морде, — посоветовал кто-то.

— Привязать его к быку Беренджера.

— Напустить на него мою женушку!

По мере того, как проходило лето, и заголовки в газетах становились все тревожнее, и все чаще появлялись в них маленькие карты со зловещими стрелками захвата все новых земель, рассуждения в пивной потекли по иному руслу. Хотя люди еще шутили, но шутки уже не были такими беззаботными, как будто тяготы войны уже нависли над людьми и им открылась страшная правда.

В воскресенье третьего сентября все шутки, слухи, идеи и страсти, теории и предсказания потускнели перед реальностью. Англия и Германия вступили в войну.


Роберта призвали сразу же. Ему следовало прийти в призывной пункт в Бакстри, и оттуда он отправлялся на учебу в военный лагерь на севере Англии.

— Но ты не должен идти! — сказала Линн — Мистер Медж может освободить тебя от армии. Я в этом уверена!

— Там есть много работников постарше меня, и они станут выполнять мою работу до моего возвращения.

— Почему ты не хочешь попросить мистера Меджа? Хотя бы ради меня?

— Мама, ты что, ничего не понимаешь?

— Это ты ничего не понимаешь! Я была медсестрой на последней войне, во Франции, в самой гуще событий! Я лучше тебя знаю, что такое война!

— Почему ты пошла на войну медсестрой? — спросил он. — Ты считала, что тебе нужно это сделать, правда? Я тоже чувствую свой долг, и, что бы ты ни сказала, я не изменю своих намерений!

Он уехал почти сразу. Линн и Чарли остались одни, и она начала вымещать злобу на нем.

— Если бы ты работал где-то в другом месте, Роберт не пошел бы на войну, — сказала она. — Он бы остался здесь, чтобы работать на ферме.

— Я так и думал, что ты станешь упрекать меня, — ответил Чарли.

— Еще бы ты так не думал! Это же чистая правда!

— Роб ушел бы в любом случае, был бы я здесь или нет!

— Почему ты так в этом уверен?

— Я знаю Роба!

— А я его не знаю?! Своего собственного сына?!

— Судя по тому, что ты говоришь, ты его не знаешь.

Линн опустила глаза под его взглядом. Она знала, что Чарли говорит правду. Ни за что на свете Роберт не остался бы дома.

— Прости меня за то, что я тебе наговорила.

— Все нормально. Я знаю, что ты так не думаешь.


Со временем Линн примирилась с отъездом Роберта, и когда он приехал в отпуск, она встретила его с улыбкой на лице, выдавшей материнскую гордость при виде его в военной форме.

— Какой же ты красивый! И как тебе идет форма!

— Как чудесно, что твой отпуск пришелся на день твоего рождения!

В октябре Роберту исполнилось двадцать лет, но он выглядел старше своих лет. Она сначала чувствовала себя с ним неловко, но потом, когда Роберт переоделся в свои старые брюки и начал помогать ей по хозяйству, Линн увидела, что этот взрослый юноша остается ее сыном. Он спокойно подшучивал над ней и ласково смотрел на нее с высоты своего роста.

Он все еще разыгрывал мать, как делал это в детстве: прятал ее дуршлаг и клал картофель в ее сапоги, но она понимала, что ее маленького мальчика уже нет, и это навсегда.

Ее сын стал солдатом, и она по-новому воспринимала его. В его руках и в руках таких же, как он, ребят находилась безопасность Англии. Бог им поможет, и они защитят от врага Англию.

— Что ты делаешь в войсках связи?

— Я учусь работать с радиопередатчиком. Я буду устанавливать полевую связь и тому подобные вещи.

— Там, за морем? — спросила она его. — Во Франции, в окопах?

Роберт и Чарли обменялись улыбками.

— Мама, на этот раз война не будет идти в окопах. Теперь все механизировано. Танки, самолеты, дальнобойные орудия. На этот раз будет идти друга и война.

— Но опасность все равно остается!

— Только не в войсках связи, — заметил Роберт — Как все говорят, мне крупно повезло.

Линн ему, конечно, не поверила, но не стала больше задавать вопросов.

Вместо этого она начала разговор о ферме, и когда сорок восемь часов его отпуска кончились, она дала ему с собой яйца, масло и банки с домашним джемом из терновника.


В первые месяцы войны Скемптон и его окрестности полнились слухами, но это были всего лишь слухи. Пока еще стаи аэропланов врага не бомбили города и деревни. С неба не спускались вражеские парашютисты, и не был пойман ни один шпион, который бы пытался взорвать электростанцию в Минглетоне. В первые дни война шла далеко отсюда, и в спокойных английских домах пока слышалось лишь ее отдаленное страшное эхо, когда люди слушали радио или читали газеты.

Однако война внесла изменения в их жизнь, и это было заметно повсюду. Были сняты названия станций на железнодорожных станциях и платформах и вырыты столбы у ворот с указанием названий деревень и местечек. Непонятные грузы, тщательно укрытые камуфляжными материалами, перевозились товарными составами. По реке следовало больше барж. Больше молодых женщин и девушек стало работать на фермах. Недалеко от Шантерсфилда начали сооружать аэродром. На окраинах появились везде светомаскировочные бумажные щиты, и ночи освещались только луной и звездами.

В том году была суровая зима. Сначала выпало много снега, а затем последовали длительные морозы, и Чарли пришлось прервать работу, чтобы защитить птиц от холода и набегов лис.

Комбикорм было достать весьма сложно, и когда закончились запасы кормовой капусты, им стало нечем кормить свиней. Ему было больно смотреть на животных, с шумом пытавшихся сосать камешки и потом с негодованием выплевывавших их, или старательно вынюхивавших пустые корыта. Когда немного потеплело, Чарли не оставалось ничего другого, как только пригласить к себе забойщика скота.

— Правительство постоянно призывает нас увеличивать производство сельскохозяйственной продукции, но как мы можем делать это, если нам нечем кормить наших свиней?

— Не спрашивайте меня об этом, — ответил забойщик скота.


Весной, когда ягнились овцы, Чарли почти не бывал дома, проводя почти все время в овчарне. Иногда он совсем не спал ночами, потому что как член отряда гражданской обороны дважды в неделю патрулировал пустошь Флонтон.

Днем по субботам он занимался строевой подготовкой с остальными добровольцами в Скемптон Грине. На них были стальные каски и нарукавные повязки вместо формы, и упражнялись они с метлой вместо ружья, так как оружия, как и обмундирования, не хватало.

— Снова строевая подготовка, — сказал он Линн. — Как много лет назад! Я почти ощущаю запах старых бараков и плаца.

Среди добровольцев он заметил знакомое лицо в шрамах. Джордж Кресси возвратился из своих странствий. Он приветствовал Чарли как старого друга и, казалось, немного успокоился.

— Я теперь не ввязываюсь в драки, я коплю силы до того времени, когда здесь появятся фрицы. Вот тогда я им покажу!

Чарли рассказал о Джордже Линн.

— Кажется, ему пошли на пользу странствия по миру. Он немного пообтесался.

— Не говори при мне об этом человеке!

Линн была в плохом настроении, и Чарли знал почему Роберт должен был приехать в отпуск, но в последний момент сообщил, что проведет его с приятелем, карабкаясь по холмам Камберленда.

— Конечно, это нам обидно, — сказал Чарли. — Но я рад, что Роберт сможет развлечься со своими друзьями, пока у него есть такая возможность.

— Ты хочешь сказать, пока его не отошлют на фронт?

— Нет, я не это имел в виду. Просто пусть он поездит и посмотрит новые места.

— Но его все равно отправят за границу?

— Попытайся постоянно не думать об этом Ты только расстраиваешь себя.

— Как я могу не волноваться? Тебе легко так говорить. Ты настолько поглощен работой на ферме, что не можешь думать больше ни о чем.

Чарли вздохнул и отвернулся. Он никак не мог достучаться до нее. Она становилась все более нервной и раздражительной.

— Кстати о ферме, — сказал он. — Сегодня придет чиновник из Военного сельскохозяйственного отдела, поэтому мне лучше закончить работу до его прихода.


Многие фермеры в районе неприязненно встречали чиновника из Военного сельскохозяйственного отдела, который сообщал им о том, какое количество скота они имеют право держать на ферме и какие злаки и культуры и в каких количествах они должны выращивать на своих полях. Фермеры называли этот отдел отделом военной напасти, и один фермер из Аппер Ройна выгнал чиновника со своей земли, угрожая заряженным ружьем.

Но Чарли, когда чиновник пожаловал на ферму Стент, очень доброжелательно встретил его. Он сопровождал его, пока тот ходил по ферме, наблюдал, как тот брал образцы почвы и помогал ему всем, чем мог. Когда, наконец, визит закончился и чиновник написал все необходимые рекомендации, Чарли пожал ему руку, проводил его и вернулся в дом, чтобы поговорить с Линн.

— Нам нужно распахать сорок акров, — сказал он. — Ты только представь себе это! Восемьдесят процентов нашей земли! И сажать там картофель, зерновые, свеклу! Нам там столько придется выращивать, что я даже не представляю, как смогу со всем управиться этой весной.

Чарли был очень возбужден. Он начал перелистывать официальные бумаги, оставленные ему чиновником. Он разложил их на кухонном столе, водя пальцем от пункта к пункту и показывая Линн разрешение на приобретение удобрений и семян, а также на аренду трактора и плуга.

— Мне он кажется нормальным и разумным человеком, и он хорошо разбирается в своей работе. Я могу сказать, что он совсем не такой, как чиновник, присланный ими на ферму Конец Света.

Линн надела очки и склонилась над бумагами.

— Интересно, почему он не стал разговаривать со мной. Это же моя ферма!

— Почему ты сама не вышла? Ты же знала, что он пожалует в два часа.

— Тебе следовало привести его домой, — сказала Линн.

— Наверно, мне было нужно это сделать, но мне показалось, что тебе это неинтересно.

— Неинтересно? — воскликнула Линн. — Когда вся ферма должна изменить направление хозяйствования, и все без моего согласия?

— Ну, не так уж все изменится! Конечно, нам придется расстаться с овцами, но останутся куры, и мы даже сможем выращивать немного свиней. Просто нам теперь придется культивировать каждый сантиметр земли. Мне всегда хотелось привести всю землю в порядок…

— И вот теперь ты счастлив! Все опять вышло по-твоему!

— Послушай, — тихо сказал Чарли. — Все решает Военный сельскохозяйственный отдел, а наше дело — только выполнять их указания. Я не буду отрицать, что мне приятно видеть, что мои желания совпадают с их указаниями. Я был доволен, по крайней мере до того, как ты начала отчитывать меня, но дело не в этом. Сейчас идет война, и мы обязаны делать то, что нам предписывается! Черт бы все побрал!