Оливия Крэнк - Возвращение

– О, вы преувеличиваете.

– Нет, нет. Так и есть. Она очень, очень вас ценит.

– С чего бы очень? Мы не так давно и дружим с ней. И не слишком близко. Просто приятельствуем, дети учатся вместе. А как, собственно, по-вашему я могу на нее повлиять?

– Понимаете, в свое время я совершил ошибку. Чёрт знает, что нашло на меня. Кризис среднего возраста, или вроде того. Захотелось приключений, вольной жизни, показалось, что поторопился обзавестись семьей. Короче, просто сбежал. Хотел начать заново. А вот теперь наоборот, пытаюсь всё вернуть. Мы ведь даже не разведены с ней официально. И вот мое появление вылилось в повод как следует оформить все бумаги. Она хочет расставить точки над i, узаконить разрыв.

– Ее можно понять.

– Разумеется. Но почему бы не дать мне шанс? Я хочу быть с сыном, вообще, со своей семьей. Теперь я точно знаю, что сделал правильный выбор, женившись на Лорейн. Она моя женщина. Та самая, если вы понимаете, о чём я.

– Я понимаю. У меня тоже был такой человек. Тот самый. Единственный. Только для меня.

– Вот видите! О, господи! У вас и впрямь большое горе. Пожалуйста, простите, я так бесцеремонно вторгся.

– Ничего. – Патрик закрыл лицо ладонями. – Это вы извините меня. Сейчас я успокоюсь.

– В принципе, просьбу свою я уже изложил, так что мне пора. Послушайте, а не хотите поехать куда-нибудь? Выпить, отвлечься.

Патрик шмыгнул носом, улыбнулся.

– А вы не такой гомофоб, как ваш приятель Хэнк?

– У него, всё-таки, есть причина. А у меня – никаких.

– Злые гомосеки вырвали из рук горячо любимое дитя? Это вы называете причиной?

– Вообще-то я имел в виду его отца.

– Клянусь, ни о чём подобном я и не слыхивал.

– Ну, вот и поедемте. Вам не помешает немного развлечься. Заодно перетрем это дело.

– Спасибо, Майк, никак не могу. Дочка одна останется.

– Ясно.

– Отвыкли от отцовских обязанностей?

– Каюсь, каюсь.

– Наверное, я не должен вам этого говорить, дружеская солидарность будет нарушена, ну, да ладно. В общем, знайте, не всё так однозначно, как кажется. Как она пытается вам показать. Она сомневается, Майк. Очень сильно сомневается. Думаю, разговоры об оформлении бумаг, своего рода проверка, я бы даже сказал, истерическая демонстрация. Боюсь ошибиться, но, полагаю, вам следует быть понастойчивей, поуверенней в себе. Возможно, она и сдастся.

– Я, вроде, и так уж напираю слишком сильно. Сегодня она судебным запретом пригрозила.

– В первую очередь она мать. Немного ревнует к вам Саймона. Обидно, она всегда была рядом, а вы явились через столько лет и он уже души в вас не чает. Но, вместе с тем, она прекрасно понимает, нельзя лишить мальчишку отца. Тем более родного. Будьте осторожны, не переусердствуйте, но и не отчаивайтесь, не опускайте рук.

Майк глубоко вздохнул:

– Ох, как это тяжко. Все эти игры «политические». Ну, что же, сам виноват. Оборвать легко, а вот связать обратно…

– Извините, не слишком помог вам. Надавал противоречивых советов: «будь понастойчивей», «не перегибай».

– Нет, нет, я очень тебе благодарен. Хотя бы дал понять, что всё не безнадежно.

– Не безнадежно. Ни в коем случае. И, знаешь, я попробую склонить ее в нужную сторону.

– Правда?! Позволишь обнять тебя?

– С удовольствием, спасибо.

– Тебе спасибо! Дай мне свой номер, может, встретимся на днях? Посудачим о Хэнке.

– О, непременно! Я умираю от любопытства.

«Славный парень. И такой приятный на ощупь. И пахнет хорошо». Патрик давно уже не вдыхал так глубоко настоящего мужского запаха. Следует признать, белье и подушка сохранили немногое. Почти одну иллюзию. «На месте Лорейн я бы не долго кочевряжился. Нужно будет сказать ей об этом. Майк хороший человек. Добрый и совестливый. Кажется, он уже достаточно наказан. Можно допускать к телу». Патрик хотел сейчас же позвонить ей, но раздумал. Появилось ощущение упущения. Будто забыл нечто важное, отвлекся от чего-то не терпящего пренебрежения. Ах, да. Конечно отвлекся. Ведь Дуглас прервал его «сеанс связи» с Роджером.

Катарсис прошел. Наступило опустошение. Он вернулся в свое соломенное кресло, взглянул на звезды, набрал полные легкие прохладной вечерней свежести. Тягучие, навязчиво повторяющиеся мысли сами собой сложились в нехитрые, кое-как рифмованные строчки:

Забери меня к себе.

Сжалься.

Что мне делать без тебя в этом мире жестоком и грубом?

Забери меня к себе.

Ну, пожалуйста!

Что тебе стоит, протяни только руку.

Забери меня к себе.

Я хочу улететь в твою долгую синюю высь.

Забери меня к себе.

Забери!

Ну, а если не можешь – вернись.

Этим финальным «вернись» он как будто резко дернул струну, натянутую где-то глубоко внутри. Но она не оборвалась, а только дребезжание жалобное волной прошло по телу. Как электрический разряд. И звук пронзил тишину. Что это за звук? Опять кто-то в дверь звонит. Снова Майк? Нет. Какая-то женщина. Незнакомая.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Простите, вы меня не знаете, но я… можно войти?

– У вас случилось что-то? – «Голос такой встревоженный, как будто за ней гонятся. Может лучше впустить, а потом разбираться? Жаль, что Майк уехал». – Входите! С вами несчастье? Вызвать полицию?

– Нет, я просто слишком волнуюсь. Лучше было мне прийти днем. Я так и собиралась, но… дело в том, что я… – Вдруг тон ее резко переменился. – Слушай, Патрик, – в голосе зазвучал упрек, если не сказать злоба, – а кто это был у тебя сейчас? Ты что, теперь с ним?

– Э… он мой знакомый. Разве я должен давать вам объяснения? И вообще, если вы имеете какое-то отношение к этому мужчине, то знайте, он очень хочет помириться с женой, вернуться в семью, к своему сыну, так что, советую держаться от него подальше и от меня заодно. Вы так сильно нервничали, я подумал, вам грозит опасность, но если ничего такого нет, и вы просто следили за нами, то прошу на выход.

– Подожди, умоляю. Нам надо объясниться. Я этого мужика не знаю, и знать не хочу. Просто мне показалось… не важно, в общем, я имею, как ты сказал, отношение, только не к нему, а к вам.

– К кому это к нам?

– К тебе, к нашей… то есть к Монике.

– Вы что? Неужели вы ее… – Патрик сел. Ослабели ноги. – Вы ее мать? Так значит, вы живы. А Хэнк об этом знает?

– Прошу тебя, не упоминай этого ублюдка. С ним мы потом разберемся. Ладно, Патрик, играть в кошки-мышки бессмысленно. У меня была заготовлена история. Чтобы всё постепенно, чтобы никого не травмировать. Но рассказывать ее не в такой драматической обстановке нужно было. Этот парень сбил меня с панталыку. В общем, предполагалось сказать, что я родственница Роджера, скажем, племянница, или двоюродная сестра и хочу войти в семью на правах доброй тетушки. Но ты ведь всё равно не поверил бы мне?

– По крайней мере, отнесся бы скептически. Я прекрасно знаю его семью и всех, кто был ему дорог. Вас в этих списках не значится. Но, так как версию с племянницей вы сами сразу же отбросили, то?

– То скажу тебе правду. Хочешь, верь, хочешь нет. Только не жди, предупреждаю сразу, что я легко откажусь от попыток заслужить твое доверие.

– Вы меня пугаете.

– Да, аистёнок. А дальше будет еще страшнее. Наша жизнь теперь чёрт знает во что, превратиться может. Впрочем, будем надеяться на лучшее, раз уж мы снова вместе, потому что я… – Последнего слова можно было не произносить. Достаточно одного аистёнка. Так его называл только... – Роджер.

– Правильно ты говоришь. И всё это я понимаю, но не могу.

– Да что ж такое! Почему? Противен тебе? Немил? Другого нет никого, я же вижу. В чём дело? Пожалуйста, скажи, почему мы не можем быть одной семьей, как прежде?

– Ты прав, лучше честно объясниться. Ведь мы с тобой не чужие люди, правда, Майк?

– О чём ты говоришь, Лорейн, разумеется!

– И я могу доверять тебе?

– Абсолютно.

– И ты поможешь, если я попрошу?

– Что угодно.

– Хорошо. Видишь ли, Майк, я полюбила одного человека. Он моя мечта, мой идеал во плоти. Я не могу обладать им, но я хочу этого безумно. Может так выйти, что я разочаруюсь, пойму, журавлю лучше оставаться в небе. Но сейчас уговаривать бесполезно, и мне себя самой, и кому бы то ни было. Я хочу его любви, его ласки, жажду! Звучит страшновато, как помешательство, как мания, вероятно, так оно и есть.

– Окей. И что я должен делать?

– Ты видел этого человека. Тогда на стадионе, и возле школы, кажется. В любом случае должен помнить его, я много о нём говорю. Что неудивительно. В последнее время только о нём и думаю.

– Салли? Гомосексуалист?

– Именно.

– Да-а. Занятно. И чем я могу тут помочь? Матушку природу не переделаешь. Вряд ли он поддастся на уговоры вроде «полюби́те мою жену!». Глупо даже думать об этом.

– Естественно, я не так глупа. И понимаю твое «что угодно сделаю для Лорейн» вовсе не означает в буквальном смысле «всё, что угодно».

– Ну, не знаю, руки-ноги, что ли, ему держать, пока ты целовать его будешь?

Лорейн засмеялась.

– Милый мой, наивный Майк! Что ж, ты почти угадал. Патрику нужен мужчина. Это факт. Он теперь одинок, рано или поздно кто-то должен занять рядом с ним вакантное место. Я подумала, что если это будешь ты, Майк…

– Ты и впрямь с ума сошла.

– Подожди. Постарайся понять. Тут нужен мужчина, который мог бы стать между нами посредником. Ему необходим пенис – прекрасно, я возьму, скажем, твой. Ты, как никто, идеально подходишь. Нужно лишь только чтобы он захотел тебя. А ты и меня попросишь принять в ваш союз. Ведь я твоя жена, ты без меня не можешь. Подожди, не делай такое лицо, умоляю. Я сейчас доверилась тебе, сокровенной фантазией поделилась. Звучит довольно гадко, понимаю. Но разве у тебя не бывает смелых фантазий, которые тоже будут выглядеть не лучшим образом, вытащи ты их наружу? Конечно есть. Но ты не вытащишь. Не поделишься ни с кем. Люди так не делают. Но ты заверил меня, что мы близки. И я тебе открылась. Ладно, если сделала ошибку, давай, назови меня грязными словами, обдай презрением, развернись и уйди. Что еще ты можешь сделать?

– Во всяком случае, не уйду.

– Пожалуйста, только не думай, что тебе удастся как-то использовать против меня то, что я рассказала. Мои фантазии останутся со мной, глубоко внутри. Ты никогда не сможешь ничего доказать.

– Кому чего доказать?

– Вдруг ты подумал, можно объявить меня развратницей, сумасшедшей, и забрать себе Саймона.

– Перестань, Лорейн. Во-первых, я не Хэнк. А во-вторых, надеюсь, ты не так уж и безумна. Знаешь что? Иди сюда. Давай же, дурочка, ну, что ты трепыхаешься, как рыбка? Расслабься. Отвыкла от меня? Ну, тихо, тихо, закрой глаза. Не бойся.

– Хочешь трахнуть меня и вылечить одним махом?

– Лорейн! Ты что? Это же я, Майк. Я ничего не забыл. А ты со мной как с чужим. Ну, помнишь, как мы с тобой играли?

– Боже мой! Да. Майк! Но, после того, как поженились – ни разу.

– Не знаю, почему. Неужто, церковная церемония так подействовала?

– Может быть, поэтому ты и ушел?

– Вполне возможно. А теперь нам ничто не мешает.

– Стесняюсь. Отвыкла совсем.

– Я тоже. Подзабылось. Как не с нами было.

– Ну, давай же, Майк, скажи первый.

– Не знаю, что.

– Назови меня. Как ты называл?

– Томми, мальчик мой.

– О, да!

– Милый мой Томми. Как я соскучился.

– Да, да, я тоже скучал. Наконец ты нашел меня, Майк!

– Милый мой мальчишечка, я тебя теперь никому не отдам.

– Ты чувствуешь, как у меня стоит? Как я хочу тебя.

– Конечно, мой мальчик. Ты прекрасен.

– О, трахни, трахни меня, Майк! У Томми член взрывается от желания. Давай, давай! Ты всё? Как быстро!

– Как подросток. Ты не успела?

– Нет, я тоже. Томми обкончался по полной программе. О, господи, Майк! Как я могла забыть?

– Да, вроде как, повзрослели, в детские игры неприлично стало играть.

– Я хочу играть только в наши детские игры. И только с тобой. Поцелуй меня. Ладно, чуть-чуть разрядились, давай теперь, как следует. Где они встретились?

– Может, в баре?

– Точно. Томми шестнадцать и очень хочется пива. Эй, парень, не угостишь меня? Я забыл дома свои водительские права.

– В которых написано, что тебе не меньше сорока пяти?

– Мне двадцать один, и я хочу выпить. И вообще, сегодня прекрасный вечерок, не мешало бы развлечься. Как ты на это смотришь?