Елена Езерская - Возвращение

— А чего тогда перед барином похвалялась? Дразнила, что ли?

— Ой, Варя! Я и сама не знаю, что я делаю. Запутал он меня — земля под ногами уже кругом идет!

— Не нравится мне все это, девонька, — покачала головой Варвара. — Давно ведь вам уже пора договориться, а вы все ссоритесь. Не дело это! Ох, не дело…

* * *

Из кухни Корф тотчас же прошел в комнату для гостей и, открывая дверь, столкнулся на пороге с Репниным.

— Ты все еще здесь? Разве я не велел тебе убираться отсюда и поживее?

— Я уже ухожу, вот только решил проверить, не оставил ли чего.

— Это важно — проверяй лучше. Чтобы потом не придумывал повода вернуться — мол, забыл у тебя в доме то, другое.

— Ты несправедлив. Я же стараюсь делать, как лучше.

— Лучше было бы, если бы ты, уезжая, не оставлял после себя мусора в доме.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о розах в комнате Анны.

— О розах? Это от чистого сердца. Я не пытаюсь быть оригинальным в своих чувствах.

— А я не требую ничего взамен.

— С чего ты взял, что я корыстен? По-моему, это ты все время думаешь, как загладить свою вину перед Анной.

— Сначала тебя раздражало мое равнодушие к ее судьбе, потом пришлась не по душе моя жестокость. Теперь тебя злит, что я готов заботиться о ней.

— И ты называешь ее рабство заботой? Представляю, сколько зла ты ей еще причинишь, думая, что совершаешь благо. Ты на что-то надеешься? Полагаешь, если сам не помнишь, то и она забыла все твои издевательства?

— Я помню все, — мрачно сказал Корф. — И знаю, что мне нечем гордиться. Но я никогда не отказался бы от Анны из-за того, что она крепостная.

— А кто же отказывается? — улыбнулся Репнин. — Это тебя все время волновало ее происхождение. А я был обижен на Анну только за то, что она сразу же не сказала мне правду.

— Не лги хотя бы мне, — скривился Корф. — Ты никогда не забудешь о ее происхождении. Даже если она будет свободна. Ты испортишь ей жизнь.

— И это говоришь мне ты? Ты, кто с такой легкостью то тянет ее за собой, то отталкивает от себя?

— Запомни, Анна останется со мной! — вскричал Корф.

— Ты же ее хозяин — можешь приказывать, — пожал плечами Репнин.

— Я сделаю ее счастливой. Она станет моей женой.

— Только через мой труп!

— Как вам будет угодно, сударь, — кивнул Корф.

— Это вызов?

— А что, князь Репнин считает ниже своего достоинства драться из-за крепостной?

— Ты сам знаешь, что дело не в этом.

— Ты прав, у нас просто нет выбора. Ты же не оставишь Анну в покое.

— А ты, я смотрю, не прочь по-быстрому избавиться от соперника.

— Не скажу, что мне по душе такой поворот событий…

— Но делать нечего? — с иронией в голосе заметил Репнин. — Хотя мне тоже жаль. Завтра у тебя будет мой секундант.

— Отлично! С нетерпением жду!

— Значит, дуэль?

— Дуэль, — повторил Корф и вдруг попросил. — Репнин, Анна не должна знать об этом.

— Пожалуй, в этом я с тобой соглашусь. И позволь пройти — мне пора.

Корф отступил в коридор и дал Репнину возможность выйти из комнаты. Потом он незаметно направился следом за ним, проверяя, действительно ли тот сейчас же и уедет. Но Михаил и не думал путать следы, он вышел во двор, оседлал Париса, которого держал за поводья полусонный Григорий. Потом Репнин пришпорил коня и умчался по дороге — прочь от имения.

А Корф вернулся в кабинет, но, проходя через библиотеку, он увидел у книжных шкафов Анну.

— Что вы здесь делаете?! — с раздражением воскликнул он.

— Хотела выбрать книгу…

— Разве вас не учили спрашивать разрешения у владельца, прежде чем что-либо взять в этом доме?

— Но.., это же библиотека!.. — растерялась Анна. — Хорошо, если отныне для входа сюда требуется специальное разрешение, я обращусь к вам и зайду в другой раз!

— Анна! — Корф заслонил собой дверь, мешая ей выйти. — Я прошу вас, останьтесь! Я должен сообщить вам очень… Очень важную вещь!

— Что-то еще непредвиденное случилось?! — холодно спросила она.

— Скажите, вы любите Репнина?!

— Мне кажется, что это касается только нас двоих — меня и князя! — гневно ответила Анна.

— Действительно! — с ненавистью воскликнул Корф. — И как это я не подумал — вас двоих! И все-таки ответьте мне — вы любите его?

— Мое положение не позволяет мне любить князя!

— Так скажите же ему об этом! Ах, да, я разрешаю вам — напишите ему, я распоряжусь, чтобы письмо ваше тотчас же передали князю.

— Но я никогда не смогу сказать Мише, что больше не люблю его! Я не понимаю, почему вы просите меня об этом? Вы вынуждаете меня отказаться от Репнина только для того, чтобы расчистить дорогу себе?

— Поверьте — это не так. Мне не нужно счастье, добытое подобным способом! Скажите, вы верите, хотя бы в глубине своего сердца, верите, что действительно сможете когда-нибудь быть вместе с ним?

— Что вы все время пытаетесь мне сказать?

— Согласны ли вы оставаться с ним теперь — теперь, когда князь знает, что вы крепостная! По душе ли вам быть возлюбленной, которую скрывают от высшего света, от близких? Быть любовью, которая вместо счастья приносит только горе и страдания?!

— Хорошо, — прошептала Анна. — Я напишу князю. Вы правы, я крепостная, а его ждет блестящее будущее. Он достоин самых красивых и родовитых девушек Петербурга. Я напишу ему, что между нами все кончено.

Анна поклонилась Корфу, невольно под ее взглядом отступившему к двери, и ушла.

«Какой я болван», — подумал Корф. Ему стало стыдно. Он снова командовал Анной, он лишал ее возможности выбора, не оставляя ей времени самой определиться в ее чувствах к Михаилу.

"Я не просто болван, я негодяй, как сказал Миша, — негодяй и трус. У меня не хватило благородства отказаться от дуэли, и вот теперь я заставляю Анну написать письмо, чтобы убедить Репнина отменить дуэль. Я такой подлец! — сам все рассчитал: если Анна даст ему отставку, исчезнет самый важный повод для дуэли. Не я отбил ее у Михаила, я всего лишь «подбил» ее написать ему.

Должно быть, он сразу же и не поверит, примчится тайно и станет ее убеждать. Но Анна — она наивная и добрая! — она откажет ему, и Репнин вынужден будет просить мировую. Уж конечно, он с уважением отнесется к выбору Анны. И не все ли будет равно, как она сделала свой выбор, по собственному разумению или по моему принуждению? Все будет кончено — все останутся живы. Не так уж важно, какой ценой достанется победа, ведь так?" — рассуждал Корф.

Он прошел в кабинет и достал из сейфа ящичек с пистолетами, открыл его и принялся рассматривать оружие, медленно водя пальцами по холодному металлу.

— Опять готовишься к дуэли? — раздался из глубины комнаты голос отца. — Ты неисправим, Владимир!

— Не вижу иного способа разрешить это соперничество с Репниным. Наши отношения зашли в тупик.

— И не было возможности остановиться раньше? Сколько еще людей должны пострадать из-за твоего несносного характера?

— Вы опять защищаете кого-то другого, но не меня!

— Если ты о Репнине, то могу тебя уверить — Миша сильный человек. Он не нуждается в моей защите. Но Анна… Сколько еще будут продолжаться ее мучения!

— Ждать осталось недолго! Скоро все решится!

— Опять ведешь себя, как мальчишка-задира! Видно, прошлая дуэль тебя ничему не научила!

— Вы же сами говорили, что за любовь стоит бороться!

— Убийство друга — не та цена, которую позволено заплатить за любовь женщины!

— Почему же сразу убийство? Это будет честный поединок!

— Но ты убежден, что погибнет Михаил! Не так ли?

— По крайней мере, я не собираюсь умирать. Но я и не хочу Мишиной смерти. Надеюсь, мне все же не придется стрелять. Если Анна убедит Репнина в том, что она его не любит, дуэль потеряет для него всякий смысл.

— Поверит ли он ей? Если она неравнодушна к Михаилу, то не сможет быть искренней.

— Сможет. Она прекрасная актриса, вы же знаете.

— О!.. Анну трудно заставить делать то, что ей не по душе. И помни — она никогда не полюбит убийцу и скорее возненавидит того, кто отнял у нее надежду на счастье.

— То есть шансов, по-вашему, у меня в любом случае нет? Репнин — живой или мертвый — все равно будет мне помехой?!

— У тебя есть только один шанс — отмени дуэль и предоставь Анне право выбора. Ибо истинная любовь не терпит насилия.

— Basta! Хватит! — разозлился Владимир. — Каждый раз, когда вы даете мне советы, мое положение лишь ухудшается. И не говорите мне, что вы имели в виду совсем не то, что я сделал. Я поступлю так, как считаю нужным! Я буду драться — и пусть произойдет то, что должно произойти!

Владимир встал и крикнул слугу, чтобы принесли огня. В свете свечей видение исчезло, и Корф почувствовал себя намного уверенней.

— Позови ко мне Григория, немедленно, — велел он собравшемуся уходить слуге. Тот с готовностью кивнул и заспешил исполнять приказание — молодой барин сегодня был нервный.

Корф подошел к портрету, повернул к себе и сказал: «Мы и прежде не могли часто найти общий язык. Почему вы никогда не принимали мою сторону, отец? Почему не слушали моих доводов? Я любил вас, всегда любил и люблю до сих пор. Но это вы, именно вы приучили меня свое мнение ставить превыше других, потому что всегда ставили его после собственного мнения — праведника! Как бы я хотел, чтобы хоть иногда вы позволяли бы себе оступаться и заблуждаться. Вы всегда знали, что хорошо, что плохо, знали меру всех вещей и поступков. Вы руководили мной и навязывали свои правила. Больше этому не бывать! Я взрослый! Я сам могу постоять за себя — разобраться с другом, завоевать женщину. И уж поверьте, сам знаю, когда и как мне лучше умереть…»

В дверь постучали.

— Входи! — крикнул Корф, отходя от портрета.

Григорий со всей силой, на которую только был способен, рванул ручку двери и ввалился в кабинет. В тот же момент распахнулось окно, створка опасно стукнула по каменной кладке стены. Владимир вздрогнул — в комнату ворвался холодный ветер. И как будто потянуло дымом…

— Звали, барин? Ах ты, господи, окно-то распахнулось! — Григорий бросился закрывать окно, принюхался. — Со двора гарью натянуло. От конюшни, поди, еще не развеялось. Чего надобно-то, барин?

— Вот возьми, — Корф протянул Григорию ящичек с пистолетами. — Подготовь — почисть и проверь.

— А давненько же вы, барин, не стреляли! — кивнул Григорий. — Решили поупражняться? Прикажете подготовить мишени?

— О мишенях я позабочусь сам. А поупражняться придется. Ступай.

Григорий взял под мышку ящичек и, пятясь, выбрался из кабинета — он казался огромным, как слон в посудной лавке.

«Вот и все, — подумал Корф, — вот и все!»

— Как там маменька? — с волнением в голосе спросила Соня, когда Андрей и доктор Штерн вышли из комнаты Долгорукой.

— Я сделал Марии Алексеевне еще один укол, — сказал доктор, с благодарностью кивая слуге, помогавшему надеть шубу. — Думаю, что на сегодня этой дозы достаточно. А далее вам, Андрей Петрович, следует отвезти княгиню в Петербург и показать двум-трем светилам в этой области. Я, как вы знаете, в вопросах душевных болезней не силен.

— Позвольте, Илья Петрович, — вмешался в разговор исправник, — но я должен препроводить подозреваемую в тюрьму!

— Боюсь, что сейчас это невозможно, — покачал головой доктор, — и сомневаюсь, что в этом есть особая необходимость. Вряд ли княгиня в настоящий момент может убежать — она находится под действием весьма сильного лекарства.

— Кроме того, — поддержал его Андрей, — я только что имел разговор с Владимиром Корфом, он обещал мне не подавать иск против матушки и завтра же составит все необходимые для этого документы.

— И все же я хотел бы снять с княгини допрос. Меня обязывают к этому следственные правила, — развел руками исправник.

Андрей посмотрел на доктора, тот подумал и кивнул: «Утром вы сможете допросить княгиню».

— Хорошо, я вернусь завтра. Надеюсь, вы не станете чинить мне каких бы то ни было препятствий для совершения законных действий, — исправник откозырял и хотел было уйти, но доктор остановил его.

— Не подвезете меня до города?

— Разумеется, прошу вас.

Исправник и доктор откланялись, оставив Андрея и Соню в гостиной — растерянных и подавленных всем произошедшим.

— Не может быть! — первой нарушила молчание Соня. — Какой позор! Как они смеют обвинять маменьку? Я никогда не поверю в то, что она убийца!

— Я потрясен не менее тебя, но, однако, не могу столь категорично говорить о ее невиновности.

— Андрей! — возмущенно воскликнула Соня.

— К сожалению, дорогая сестричка. К сожалению, есть ряд обстоятельств, которые побуждают меня сомневаться в ее непричастности к смерти Ивана Ивановича.

— А я в этом даже и не сомневаюсь! — резко сказала Лиза, входя в гостиную. Она на ходу сбросила шубу, и Татьяна, всплакивавшая время от времени в своем углу, едва успела ее подхватить.