Нелли Искандерова - Возвращение Арабеллы (СИ)

В ту же самую ночь, когда Питер, глядя на колеблющийся огонёк свечи, предавался размышлениям на постоялом дворе близ Вестминстера, в другом конце города, в богато обставленной спальне сидела женщина. Весь облик её — и полная рыхлая фигура, и отёчное лицо с явственно наметившимся двойным подбородком, и разлившийся по щекам бордово-синюшный румянец изобличали человека чрезвычайно болезненного. Тёмно-русые волосы, собранные в пучок наподобие причёски «фонтан», мягкими волнами спускались на шею и плечи. Расплывшиеся формы скрывало свободное платье из тёмно-бежевого бархата с широкими, расшитыми жемчугом рукавами, из разрезов которых на стол ниспадало тончайшее кружево. Многие дамы сочли бы за честь появиться в подобном наряде на балу, но для миссис Морли он был слишком прост, чтобы выйти за пределы опочивальни.

Опершись подбородком о сомкнутые кисти рук, женщина смотрела в окно, на мерцавшие в ночной темноте вечные звёзды — те самые, что оказали столь странное действие на капитана Сильвера. В светло-синих глазах её затаилась тоска.

— Что ты сделала со своей жизнью? — пронеслось вдруг в её мозгу. А может быть, это был тихий шёпот вспыхнувшей на чёрном небосклоне звезды?

— Действительно, что я сделала со своей жизнью? Или жизнь такова, что мне суждено страдать до конца дней своих?

Картины прошлого сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Нет, она не могла жаловаться на судьбу. Несмотря на то, что её положение в обществе отнюдь не располагало к простому семейному счастью, но ведь ей удалось пронести через всю жизнь любовь к единственному мужчине — законному супругу. Это чувство стало лучиком света, озарявшим её полную несчастий жизнь. Политические потрясения, жизнь в изгнании, болезни, беспрерывная череда неудачных беременностей и младенцы, которые умирали, едва появившись на свет, сделали её вечной страдалицей. Лишь преданность мужа с лихвой вознаграждала её за испытания судьбы. Но теперь она одна. Возлюбленный супруг покинул этот мир, и никто более не скрашивает её одиночество. Женщина вновь вздохнула, но мерцающие звёзды упрямо напоминали ей, что в этом одиночестве есть и её вина.

— Что ты сделала с Сарой, с твоей любимой миссис Фриман? — казалось, спрашивали они.

Дама задумалась. Действительно, было в её жизни нечто ещё — то, что помогало справляться с бесчисленными испытаниями. Женская дружба непостоянна и обманчива, и лишь немногие находят преданных друзей в лице себе подобных. У Анны, а печальная дама носила именно это имя, была единственная подруга, служившая опорой на всех крутых поворотах судьбы. Они дружили с детства, и твёрдый решительный характер Сары не раз помогал мягкой и слабой Анне преодолевать трудности. Словно плющ, роскошный, но нуждающийся в поддержке, величественная и прекрасная миссис Морли не могла существовать без непреклонной и не по-женски сильной миссис Фриман. Но жизнь переменчива, и на её виражах не последнюю роль играют завидующие чужому успеху интриганы. Поэтому именно в тот момент, когда миссис Фриман занималась строительством своего нового дома в Вудстоке и часто бывала в отъезде, один из них с завидным упорством стал уверять миссис Морли, что Сару значительно более интересуют деньги и политические игры, чем судьба подруги. Почему она поверила ему? Зачем поддалась на его уговоры? Зачем, пользуясь отсутствием Фриман, приблизила к себе другую женщину — Абигайль Хилл? Почему откровенно не поговорила с Сарой? Она изо всех сил старалась найти ответы на эти вопросы, но память её лишь воскрешала те счастливые моменты, когда миссис Фриман была с ней. Конечно, Сара порой была слишком резка, и не раз повышала голос на миссис Морли, когда та, по её мнению, была неправа. Но разве этим она не выручала её, подсказывая единственно правильные решения? Разве слова наперсницы: «Нет, я полагаю, что Вы должны поступить так», не оказывались справедливыми? Разве её супруг Джон не одержал множество блистательных побед? Зачем же она отдалила от себя эту пару, которая служила опорой не только ей самой, но и всей Англии? Анна Стюарт, а это была именно она, так и не могла найти ответа на эти вопросы. Разве не она сама позволила Саре, презрев светские условности, запросто обращаться к ней не как к величественной королеве, а как к простой женщине миссис Морли? И вот теперь Сара в опале и вместе с супругом бежала во Францию, чтобы избежать ареста, а их великолепный дворец на улице Пэлл-Мэлл может пойти с молотка. Ещё раз вздохнув, королева задумалась о завтрашнем судебном заседании. Неужели она позволит свершиться несправедливости? Предаст лучшую подругу, лишит имущества и титулов всех отпрысков злосчастного рода Черчиллей? Но нет. У королевы не может быть ни друзей, ни врагов. Но на чьей же стороне справедливость? Кто её нынешние фавориты, и могут ли они сравниться с Сарой и Джоном? Вот хотя бы Джеймс Саунтон, её юный возлюбленный. Именно ему она, вопреки воле парламента, пожаловала титул герцога Йоркского, который дотоле носили лишь особы королевской крови. Разумеется, был в этом решении и холодный расчёт — ведь при этом титул терял сам Претендент, в твёрдых намерениях которого отвоевать английский престол она убедилась не далее как в прошлом году. Но стоил ли этот юноша её любви? Анна была абсолютно уверена, что он и в подмётки не годился её Георгу. Но он скрашивал её одиночество, и за это она была ему благодарна, как благодарны дамы в летах своим юным любовникам, помогающим им вспомнить те счастливые годы, когда им было всего восемнадцать, и всё самое лучшее было ещё впереди. И не беда, что делают они это не просто так, а в надежде на вполне осязаемое и материальное вознаграждение в виде поместий, титулов, замков и звенящих золотых монет в увесистых атласных кошельках. А Абигайль Хилл, в замужестве баронесса Мэшэм, её новая подруга и наперсница — разве может она сравниться с умной и решительной Сарой? Да и что она может посоветовать самой Анне Стюарт, королеве Англии и Шотландии? Пожалуй, ничего, разве только какое платье надеть на очередной бал. А её бесконечные просьбы и изрядно надоевшая ей ревность к Саре? Постоянные разговоры о том, что она хотела бы, подобно прежней фаворитке, принимать участие во всех заседаниях правительства, королевского суда, да и вообще во всех делах королевства. Но что она может предложить? Какой дельный совет может дать своей царственной подруге? Беспредельная тоска, ощущение душевной пустоты и бесконечного одиночества преследовали Анну Стюарт, заставляя её вновь и вновь переживать мучительные угрызения совести. Но выбор сделан — герцоги Мальборо лишены своих титулов поместий, и завтра всё их имущество будет изъято в королевскую казну. Королева снова вздохнула. Как всё-таки она несчастна и одинока! Окончательно убедившись в том, что, видимо, страдания суждены ей судьбой, Анна подозвала служанку, которая помогла ей переодеться, и улеглась на мягкую широкую кровать, показавшуюся ей прокрустовым ложем. Промучившись до рассвета без сна, королева уснула под утро столь крепко, что никто из придворных или слуг не решился её разбудить.

С утра у ворот замка Мальборо на улице Пэлл-Мэлл царило столпотворение. Казалось, все жители Лондона решили присутствовать на заседании. На площади перед дворцом теснили друг друга кареты с гербами знатных фамилий. Чуть поодаль притулились экипажи мелких дворян и буржуа. Такова была воля самой королевы — предоставить каждому подданному возможность увидеть замок, об убранстве которого ходили легенды. «Чем больше свидетелей, тем лучше», — уверял Анну Роберт Харли, ставший самым влиятельным человеком в государстве. «Народ должен знать, что Вы жестоко расправляетесь с узурпаторами», — вторила своему покровителю Абигайль Мэшэм, ближайшая наперсница Анны.

Присутствующие перешёптывались — история наследства Мальборо давно вышла за пределы Сент-Джеймса и Кенсингтона. Стараниями газетчиков Сент-Джона грохот, произведённый рухнувшим домом Черчиллей, эхом отозвался во всех уголках королевства. Во дворцах и пабах, в светской беседе и за стаканом эля в таверне — всюду обсуждались публичные ссоры между Сарой и Анной, кровавая бойня при Мальплаке и чудовищные растраты герцога Джона. Но никто не задумывался, что падение Черчиллей давно готовилось придворными интриганами. Жертва была назначена самой королевой Анной, и Мальборо-Хаус гудел в предвкушении занимательного зрелища политической казни бывших фаворитов.

Более других в исходе дела были заинтересованы Роберт Харли, Сент-Джон, после отставки Мальборо получивший титул виконта Болингброка, и новые фавориты — баронесса Абигайль Мэшем и Джеймс Саунтон, герцог Йоркский. Последний действительно состоял в кровном родстве со Стюартами, но оно было столь дальним, что смена царствующей династии могла обернуться для юноши потерей не вполне законно присвоенного титула. Изъятие имущества Мальборо давало фавориту надежду на сохранение герцогского достоинства — благосклонная к нему Анна не раз намекала, что владения Черчиллей вскоре перейдут к нему.

Вскоре прибыли и Сильвер с друзьями. Доставив миссис Брэдфорд к воротам замка, Крисперс предоставил её заботам Уоллеса и Вольверстона, сам же, распрощавшись, направился в Дувр.

Дворец Мальборо поражал великолепием. За белоснежными дверями открывалась огромная, в два этажа, парадная зала. Три лестницы соединяли располагавшийся наверху балкон, служивший входом в помещения второго этажа, с нижней частью комнаты, где и расположилась большая часть гостей. Притулившиеся сзади мелкие чиновники и буржуа восхищённо глазели на изысканные наряды высшей знати, занимавшей лестницы и передние ряды. На балконе разместился покрытый алым бархатом стол, за которым должна была восседать судейская коллегия. Идея была подсказана Харли — «парившие» над залом представители Закона всем своим видом утверждали его высшую власть над подданными Её Величества.

Питт тихонько присвистнул. Ему так и не довелось взглянуть ни на дворец панамского президента, ни на резиденцию губернатора Пуэрто-Бельо. Мальборо-Хаус ошеломил его своей роскошью, но лишь на мгновение. Перед ним стоял Сильвер — в дорогом камзоле, с ниспадающими на плечи чёрными локонами. В его манерах не было ни тени той неуверенности и робости, что невольно закрадывается в сердце простолюдина, волею судеб оказавшегося в обиталище высшей аристократии. Он вернулся в свой мир — тот, для которого был рождён. Тот, что для него, несомненно, ближе, чем таверна папаши Жоржа и гостеприимный, но скромный домик губернатора Тортуги. Мерцающие глаза Сильвера вновь всплыли в памяти квартирмейстера. Его слова о лжи и прощении больно резанули сердце. Арабелла… Теперь уже неважно, кто есть кто. Даже если… Он, Питт, уже готов ко всему, готов услышать любую правду. Всё равно всё кончено. Арабелла, Сильвер. Один или двое, но это их мир. Мир роскоши, изысканности, шуршащих дамских туалетов и расфуфыренных снобов вроде Солсбери и Рейдингтона. Там сверкают бриллианты, важно прогуливаются нарядные пары, и нет места ему, рыбацкому сыну Питту Уоллесу. И пусть наряд его сейчас ничуть не хуже, чем у них, но он знает, что он — чужой. Горький осадок разливался в душе.

— Оставайтесь здесь, — шепнул ему Сильвер. — Может, ещё отступить придётся. Что бы не случилось — берегите миссис Брэдфорд.

Питт молча кивнул. Рядом стояла миссис Брэдфорд — усталая, немного растерянная. Взор её блуждал вокруг, будто выискивая то, что когда-то было знакомо и тотчас же возвращался к стоявшему напротив неё капитану. Лишь Вольверстон по-прежнему был невозмутим. Ободряюще взглянув на Сильвера, он сжал его ладонь:

— Семь футов под килем! Держись.

— Вы тоже, — Сильвер развернулся и уверенно направился вперёд. Толпившиеся у дверей буржуа с почтением расступались расступились перед юношей, весь облик которого свидетельствовал о принадлежности к высшей аристократии. С высоты своего роста Питту хорошо видно было, как двигался капитан. Но вот его фигура мелькнула среди представителей знати, затерялась и вновь появилась, уже на ступенях боковой лестницы. Протиснувшись сквозь нарядную толпу, капитан остановился на площадке между первым и вторым этажом, прямо у перил. Вольверстон усмехнулся:

— Смотри-ка, Питт. Неплохо устроился. Молодец, всегда помнит об отступлении.

Действительно, прямо над головой Сильвера спускалась массивная люстра на длинной цепи. Она была так низко, что, забравшись на перила, он без труда мог уцепиться за неё и, пролетев над залой, выскочить в сад через окно.

— Где лошадей привязал?

— Там, где Питер сказал — к дереву, под этим окном.

Бридсжтоун умолк, и Уоллес вновь погрузился в размышления. Странное поведение Сильвера накануне процесса, его мерцающие глаза… Неужели всё это закончится бесславным бегством? Но, может, так будет лучше? Забыть о своих подозрениях и вновь, как прежде, выходить в море?