— Так вот, — продолжал тот, — твоя герцогиня очень похожа на супругу бывшего фалмутского губернатора, лорда Киллигрю. Говорят, когда-то это женщина наводила страх на все испанские корабли, направлявшиеся в Лондон…

— Я слышал эту историю, — Питт недоверчиво посмотрел на собеседника, втайне надеясь, что их разговору скоро придёт конец, — и знаю родословную Черчиллей. Они состоят в родстве с потомками Дрейка, но никак не Киллигрю.

— Можешь быть уверен, я никому не скажу, — вновь прошептал старик прямо на ухо молодому супругу, — после того, как тот испанец опознал женщину, и фалмутского губернатора отправили в отставку, он прибыл в Соммерсетшир. Да, именно сюда, в этот маленький городок, на месте которого тогда было небольшое селение…

— Ну и что? — пытаясь скрыть раздражение, пробурчал Питт, которому изрядно надоела навязчивость старика, — извини, друг, но я очень спешу — я должен быть дома сегодня вечером.

— Подожди, выслушай меня, — Дик являл собой настоящий фонтан красноречия, и заткнуть его было не так-то просто, — тогда ты лучше поймёшь свою герцогиню… Разве ты никогда не замечал, что в её глазах отражается море? Я видел её всего раз, когда художник рисовал портрет на пристани, и всё понял. Здесь был ещё один человек с такими же синими глазами и с таким же взглядом. Он был врачом, и практиковал в Бриджуотере. Однажды спас меня от смерти, но я взглянул в его глаза, и прямо сказал ему, что его судьба — море… Потом, после заварушки, что устроил Монмут, он исчез куда-то, и лишь много лет спустя мне удалось узнать, что же на самом деле с ним произошло.

— Он сейчас губернатор Ямайки, — раздражение Питта постепенно уступало место любопытству. «Странный старик», — подумал он, — «интересно, он сам-то верит в то, что говорит, или это плод его воображения? Но, в общем-то, всё очень даже правдоподобно».

— Знаю, — кивнул ему Дик, прихлёбывая горячий суп, — наслышан об этом от портовых сплетников. Высоко взлетел, да и слава Богу… Заслужил он всё это, заслужил… И супруга твоя дождётся своего счастья…

— Разве она не счастлива? — удивился Питт, — я люблю её, она — меня, у нас двое детей, да и живём мы богато. Дела процветают, вот и сегодня два хороших контракта заключил.

— Человек с таким взглядом не может быть счастлив без моря…, - задумчиво произнёс незнакомец, — оно всегда живёт в его сердце, и зовёт к себе… Разве ты не замечал этого?

Питт вдруг замолчал, устремив взор на белоснежную скатерть.

— Молчишь, — тряхнул головой старик, разделавшись с супом и принявшись за жирную пулярку, — потому что знаешь, что я прав. Во всём прав, дружище… Взгляни на портрет в кофейне, и сразу всё поймёшь. Она любит тебя, я верю, но всё же… У тебя есть только один соперник — море, и тебе никогда его не победить. Ты можешь лишь последовать за ней и стать частью её жизни, но больше всего на свете она любит именно его… Скажешь, глупости болтает старый Дик? Нет, не глупости это, ты сам знаешь…

Питт молчал. Слова чудака оказали на него странное действие. Он уже не раздражался и не злился, а полностью погрузился в воспоминания, забыв о том, что только что спешил домой. Едва отведав поданного ему карпа, он сидел, уставившись на скатерть и подперев руками подбородок. Перед мысленным взором бывшего квартирмейстера вновь и вновь сменяли друг друга образы его возлюбленной, но всё чаще, заслоняя все другие видения, всплывали перед ним странные, мерцающие глаза Сильвера, когда они разговаривали в лондонской таверне, накануне суда. Дик изредка бросал понимающие взгляды на собеседника. Молча обгладывая специально заказанную для него Питтом курицу, он, изредка прихлёбывал красноватое вино из налитого доверху и ещё почти что целого стакана.

— Кстати, я слышал, что мать того доктора была родом из Соммерсетшира, и приходилась роднёй Киллигрю, а та леди была дочерью человека по фамилии Вольверстон. Интересно, не правда ли? — хитро прищурился Дик, сделав очередной глоток малаги, — Ладно, прощай, а то ты и вправду спешишь… Сразу видно — вежливый человек, не можешь нагрубить старику… Думаешь, не знаю, сколько тебе ещё трястись в седле до твоего Вудстока?

— Послушай Дик, — Питт, наконец, вышел из охватившего его странного полузабытья, — возьми немного денег, — и он достал из кармана увесистый мешочек, украшенный гербом Мальборо, — если захочешь, приезжай к нам в Вудсток. Познакомлю тебя с супругой, поговорите о море — она вроде как тоже бывший морской волк.

— Знаю, — кивнул ему старик, пряча за пазуху переданный ему Питтом мешочек, — за деньги спасибо — мне они всегда пригодятся. Но не поеду я никуда. Буду жить здесь, в Бриджуотере… Авось причалит сюда когда-нибудь мой доктор, вот тогда и расскажу ему то, что узнал про его соммерширсетскую родню…

— Нэд Вольверстон живёт в Вудстоке, он женат на матери моей супруги, и он может передать Бладу весточку о тебе с нашей торговой флотилией.

— Как нибудь потом, друг, — тряхнул головой Сильвер, — спеши к своей супруге, а то мало ли что может произойти — помни, у тебя сильный соперник. Даже если бы на её пути встретился другой мужчина, она смогла бы его забыть, но море она не забудет никогда. Оно звучит в её душе, всегда будет с ней, и будет звать её к себе…

— Ну ладно, пока, — Питт ласково тронул Дика за плечо, — может, ещё увидимся, — и, встав со столика, быстро направился к двери. Слова странного старика странным эхом отдавались в его мозгу. Не может быть! Блад, о родстве с которым его собственной супруги ему было уже известно, по матери являлся потомком Киллигрю а, может быть, даже и родственником Нэда Вольверстона! Вот уж, поистине, мир тесен, а пути Господни неисповедимы! Но хуже всего, что этот чудак, кажется, прав и в другом. Питт видел, что последнее время с его женой происходило что-то странное. Он много раз замечал, как она, едва заслышав раскаты грома, она вздрагивала и пристально всматривалась вдаль, и в глазах её был не страх, а тоска… Тоска по чему-то безвозвратно ушедшему из её жизни, вдруг ставшей такой размеренной и неторопливой… В последний год он всё чаще видел этот взгляд, устремлённый в какую-то неведомую ему бесконечность… Конечно, Арабелла тоскует по морю, по той жизни, которая когда-то была ей так близка… Иначе не может быть, ведь горячая кровь морских авантюристов не даёт ей покоя, вновь и вновь призывая её туда, где палят пушки, сверкают абордажные сабли, а человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша… Но возврата в прошлое нет, и она сама это прекрасно понимает… «Надо посоветоваться с Нэдом», — усмехнувшись, подумал Питт, — «Всё же, как-никак, родственники… Неужели этот тип из таверны был прав — Блад и Нэд? Или, может быть, какой-нибудь другой Вольверстон?»

Пытаясь разгадать эту странную головоломку, Питт чисто машинально вскочил в седло. Конь привычным галопом мчался по дороге, и погружённый в свои мысли бывший квартирмейстер даже не заметил, как добрался до ворот Бленхейма. На дворе было уже темно, но в комнатах по-прежнему горел яркий свет. «Значит, никто в доме ещё не ложился спать?», — подумал он, — «но ведь я не в первый раз задержался на переговорах. Неужели в моё отсутствие что-то произошло?» Быстро спешившись, он передал поводья стоящему рядом слуге и быстрым шагом направился к замку. Было темно, но острый взгляд бывалого моряка различил в темноте стоявшую в отдалении карету с гербом Мальборо. Рядом с ней расположилось ещё несколько более скромных экипажей. Питт на мгновение остановился, и вдруг увидел одного из слуг. Он шёл с заднего двора и направлялся к карете, неся в руках какие-то тяжёлые тюки. За ним появился ещё один, и тоже с поклажей. С трудом сдерживая биение своего сердца, Уоллес бросился к каменной лестнице и, оттолкнув опешившего привратника, распахнул дверь и ворвался в залу, едва не столкнувшись с важно шествовавшим к выходу одноглазым гигантом. В руках Нэда были рисовальные принадлежности миссис Брэдфорд — мольберт, кисти и краски. За ним следовали ещё несколько человек из дворцовой прислуги. Вольверстон озабоченно взглянул на старого друга:

— Видишь, что происходит?

— Что случилось? Где Арабелла, дети, миссис Брэдфорд? — удивился тот. Нэд на мгновение остановился и передал мольберт подошедшему слуге.

— Садись, Питт, и выслушай меня внимательно, — старый моряк жестом указал ему на кресло у камина и обнял за плечи.

— Что случилось, Нэд? — Уоллес пытался сопротивляться, но не так-то просто было вырваться из железных объятий гиганта, медленно, но верно увлекавшего его за собой, тем более что несколько минут всё равно ничего не решали. Друзья устроились у огня, а слуги продолжали сновать мимо них туда-сюда, перенося аккуратно завязанные тюки.

— Понимаешь, Питт, здесь без тебя кое-что произошло, — задумчиво произнёс Нэд, не зная, как молодой супруг воспримет внезапный отъезд герцогини.

— Говори, Нэд, что случилось? Где Арабелла, дети?

— Дженнифер с детьми в своих комнатах, они уже легли спать, — Вольверстон ласково взглянул на возбуждённого Питта, — не волнуйся. Ничего страшного, все живы и здоровы.

— А Арабелла? Что с ней, и где она сама? — перед мысленным взором Уоллеса вновь промелькнули загадочно поблёскивавшие глаза старика Дика, будто предупреждавшего его о грядущих переменах.

— С утра к ней прибыл гонец из Кенсингтона, герцог Рейнсборо. Он передал ей приказ королевы Анны о срочном прибытии во дворец капитана Питера Сильвера.

— Что за абсурд? Почему именно Питера? Они что там все, с ума сошли?

— Не знаю, — с сомнением качнул головой Нэд, — Рейнсборо передал Арабелле приказ, а затем дал капитану десять минут на сборы. Лишь после этого они смогли немного поговорить, да и то наедине. Знаю только, что Анна Стюарт приказала доставить её в Кенсингтон, и что она взяла с собой оружие.

— Странно…, - пробормотал Питт, — но ведь Рейнсборо знал, что Сильвер — это то имя, под которым Арабелла сражалась в Новом Свете. Почему же он потребовал его, а не герцогиню?

— Насколько я понял, такова была воля королевы. Она собственноручно написала приказ о том, чтобы Сильвер сегодня же был в Кенсингтоне. Этот странный герцог даже не позволил нам выехать вместе с ней — сказал, что они поедут верхом, и что дело не терпит отлагательств.

— Странно, — пробормотал Питт, — экипажи уже готовы?

— Да, но твоя супруга распорядилась, чтобы мы выехали завтра утром, и я полностью с ней согласен. Она не хочет, чтобы Дженнифер и дети тряслись в повозке всю ночь. Почти всё необходимое уже упаковано и погружено в повозки. Так что будь готов выехать в шесть утра. Мы поедем верхом, а они — в карете.

За всю ночь Питт так и не сомкнул глаз. Странный старик в порту, Рейнсборо, Вольверстон, Блад — всё смешалось в его мозгу, и нескончаемые образы из прошлого сменяли друг друга перед его мысленным взором. Но поверх всех остальных видений то и дело всплывали мерцающие синие глаза Арабеллы и бескрайнее море, то спокойное, искрящееся на солнце, то бурное и коварное, готовое поглотить ничтожные человеческие существа, отважившиеся бросить вызов его могуществу. Но вот, наконец, забрезжил рассвет, и караван тронулся в путь, направляясь в сторону Лондона…

К полудню прибыли в Мальборо-Хаус, и привратник передал Питту записку, написанную торопливым почерком Арабеллы. Лишь три слова — «Дувр. У капитана», и больше ничего… Он сообщил, что ночь герцогиня провела на постоялом дворе у Харвиса и ещё затемно выехала в Дувр. Казалось бы, в этом не было ничего необычного — Питт знал, что Арабелла любила эту гостиницу, ставшую первым пристанищем в когда-то чуждом ей Лондоне. Но память почему-то вновь и вновь возвращала его в тот самый день, когда он пристально всматривался в мерцающие глаза своего друга, в которых так странно отражались отсветы неведомой ему тайны. Попрощавшись с семьёй, Питт вскочил в седло, и снова бешеная скачка на взмыленном коне и бесконечные, как вьющаяся впереди дорога, мысли… Но вот, наконец, позади и леса, и дороги, а впереди уже показались дуврские предместья — вечная суета портового города, рыбацкие хижины, деловито спешащие по делам торговцы… Питт слегка натянул поводья, и усталое животное наконец-то смогло немного отдохнуть, перейдя на более спокойный аллюр. Знакомые узкие улочки и, наконец, тот самый постоялый двор. Уоллес часто бывал в гостинице Майка — дела предприятия требовали его выездов в Дувр, а Питт никогда не упускал возможности повидать старого друга. За последние годы заведение преобразилось — дела Майка процветали, здание было заново отстроено, а обстановка стала ещё более добротной и респектабельной. Вокруг благоухали цветы, а у входа, рядом с вывеской, на которой был изображён всё тот же идущий под всеми парусами фрегат, висел штурвал — удобная новинка, ныне заменившая старый добрый руль. Штурвал изготовили на верфях Крисперса специально для постоялого двора, но посетители почему-то были абсолютно уверены, что именно на него опирался легендарный капитан Майк Стилл, отошедший от дел и ставший хозяином гостеприимного заведения. Майк не спорил с ними, а лишь загадочно улыбался в ответ и отдавал очередное распоряжение портновскому сыну Джеку, неизменно стоящему у входа, словно вахтенный на боевом посту.