Кристиан поймал ее руку, поцеловал и заставил себя улыбнуться.

– Нет, миледи, нашу первую ночь мы проведем в высокой, мягкой постели, на душистых простынях, одни на всем белом свете. На тебе будет надето только мое кольцо, и больше ничего. И тебе нечего будет стыдиться, потому что ты будешь носить мое имя, что засвидетельствуют все суды на этой земле. Я давно хотел тебя, но уж если смог устоять раньше, теперь это стало настоятельной необходимостью. Никакой колючей живой изгороди, – сказал он и отодвинулся еще дальше. – Никакого соединения в вонючей камере. Как бы я ни желал тебя, я этого не сделаю. Именно поэтому я и пытался тебя отвергнуть, как ты говоришь. Другой женщины у меня нет, – сказал он. – Но была. И не одна, – добавил он с кривой улыбой. – Когда ты была маленькая, я тебя обожал, – продолжал он, – но никогда не думал о любви, ты была нежным бутончиком, моя дорогая. Но теперь... – Он коснулся ее щеки. – Теперь ты моя жизнь. Что бы ни случилось, обещаю, что всегда будет так... Но вот в чем дело, – сказал он с металлом в голосе. – Я не знаю, что ждет меня в будущем. И пока не могу тебя взять, не зная, смогу ли о тебе заботиться. Уверен, что скоро выйду на свободу, но судьба всегда была ко мне несправедлива. Вполне возможно, что надежды мои не сбудутся, и когда-нибудь тебе придется выйти замуж за другого.

Джулиана открыла рот, чтобы возразить, но он накрыл его длинными пальцами.

– Если я еще раз до тебя дотронусь, могу потерять над собой контроль. И тогда случится непоправимое. Неизвестно, каковы будут последствия. Так что расслабься и спи. Больше я к тебе не притронусь. Не потому, что люблю другую, а потому, что слишком люблю тебя.

Она улыбнулась. Положила пальцы на его губы, погладила их строгую, классическую линию.

– Что за чушь!

– Чушь?

– Конечно, чушь. Я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Сначала я думала, что прихожу в восторг оттого, что ты возвращаешь мне память о брате и счастливом детстве, теперь знаю, что ты возвращал мне память о тебе самом. Ты был идеалом, который я с тех пор искала и не находила. Зачем тревожиться о завтрашнем дне? Я слишком долго жила прошлым и никогда не верила в будущее. Теперь верю, и оно наше.

Она не сказала, что боится никогда его больше не увидеть. И что не посмела бы предложить ему себя, находись они в другом месте. Чувство жалости к нему обернулось желанием, неукротимым и стремительным. В его объятиях она забыла, где они находятся. Но вот она снова осталась одна, и это было невыносимо.

Джулиана придвинулась к нему и потерлась губами о его губы. Он сидел неподвижно. Она осмелела, коснулась губ кончиком языка, губы стали раскрываться, но он их тут же сжал. Она села на место и улыбнулась.

– А теперь, мой дорогой, благородный и праведный, – она замолчала и посмотрела вниз, на его колени, и он с удивлением услышал, как она хохотнула. – Мой дорогой и праведный возлюбленный, я хочу тебя так же, как ты меня. И не хочу страдать и ждать, когда появится высокая мягкая кровать. Ты говорил, что не можешь здесь спать из-за ночных кошмаров. Так пусть лучше у тебя останутся воспоминания о том, как мы любили друг друга а этой кровати.

Кристиан не отвечал.

– Нельзя думать только о себе, я нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты во мне. Если твоим планам на будущее не суждено сбыться, то что мне останется, кроме воспоминаний о поцелуях на заре? Мне нужно больше. Я уверена, тебе тоже. Или я ошибаюсь?

Он продолжал молчать.

– Ну и ладно! Умолять не буду.

Она посмотрела на свое платье и покраснела. Подтянула его верх, поправила, тихонько вздохнула. Посмотрела на кровать, потом на него. В слабом свете лампы он видел, как в глазах ее блестят слезы.

– Ночь будет дли иная, – пробормотала она. – У тебя есть карты?

Кристиан засмеялся и привлек ее к себе.

– Ну как я могу устоять? – сказал он, покачивая ее из стороны в сторону. – Чертенок, невинный изверг, Джулиана, ты моя единственная любовь! И если снизойдешь до любви со мной, буду счастлив.

– Вот и хорошо, – сказала она и умолкла, не уверенная, что поступает правильно.

Он это понимал, но желал ее с такой силой, что устоять не мог.

– Прежде всего избавимся от всех этих одежек, – прошептал он ей на ухо.

Он снял рубашку, но вдруг огляделся, подошел к столу и задул лампу.

– Я думала, ты хотел, чтобы был свет, – произнесла она, затаив дыхание.

– Свет – да, но не от здешней лампы. – В его голосе звучала тревога. – На всякий случай, если кто-то... заглянет в глазок. Итак, – он нежно погладил ее тело, – свет нам будут давать наши руки и губы.

Она с его помощью сняла платье и отложила его в сторону. По тусклому угасающему свету, проникавшему из крохотного окошка под потолком, она поняла, что день на исходе. Он снял бриджи и чулки. У него были широкие плечи и мускулистая грудь, это она уже знала. Грудь переходила в плоский живот, бедра были подтянутые. Он повернулся к ней, наклонился, и теперь она видела только лицо, глаза, в которых отражались последние лучи холодного света, и четкий улыбающийся рот. Он заключил ее в объятия, и она закрыла глаза.

– Ах, Джулиана, – вздохнул он, и этого было достаточно, чтобы она расслабилась и легла.

Они лежали рядом. Как она и говорила, он заставил ее забыть об окружающем. Все же в какой-то момент она обрадовалась, что под ними ее шелковое платье, но потом ее полностью захватило ощущение гладкой кожи, скользящей по ее телу.

– Кристиан, – сказала она. Он выжидательно замер.

– Что?

– Ничего. Просто Кристиан. Мне нравится произносить твое имя.

Она щекой почувствовала, что он улыбнулся, потом го руки, лаская, повернули ее, и она оказалась на кровати, а он – над ней.

Она пришла в восторг от того, что он делает, и от радости, что он такой – она любила его длинные руки, гибкое мускулистое тело. Она осторожно потрогала его, потом осмелела. Он позволил ей исследовать себя. А когда приподнялся и повернулся, чтобы поцеловать ее грудь, и навис над ней, ее руки нашли его член, и она тихо вскрикнула.

– Я не хотел тебя пугать, – проворчал он.

– Я деревенская девушка и все про это знаю. Хотя и не видела такого, как у тебя, и не увижу при таком свете, – сердито добавила она.

Даже охваченный желанием, сражаясь с потребностью быстро закончить начатое, он не мог удержаться от смеха.

– О Боже, Джули, ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?

– Надеюсь, что нет, я не хочу тебе надоесть.

Она говорила еле слышно, сердце бешено колотилось. Он был такой большой, в полной боевой готовности. Она чувствовала возбуждение и радость от его близости, оттого, что она так действует на него, и подумала, что лучше было бы разговаривать, чем действовать.

Он словно прочитал ее мысли. Упершись в койку локтями, он наклонился, подразнил ее губами и тихо произнес:

– Вернемся к тому, с чего начали. И не двинемся дальше, пока ты не будешь вполне уверена. Ладно?

Она кивнула.

Кристиан запечатлел на ее губах страстный поцелуй, потом стал ласкать ее тело, останавливаясь на самых чувствительных местах.

– Если ты мне сейчас же не покажешь, я умру, – сказала она.

– О, я могу тебе много чего показать, – сказал он, надавил пальцами, отпустил, снова надавил и, когда она подалась ему навстречу, прошептал: – Да, так, так, любимая, еще, еще.

Наслаждение заставило ее забыть обо всем на свете. Она словно взлетела на качелях. Тело еще извивалось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее.

– Прости, дорогая, боль скоро пройдет, – прошептал он. – О, Джулиана!

Теперь он двигался в ней. Она не шевелилась, вцепившись в него, и не отступила, даже когда он со стоном упал на нее.

Когда он затих, она уткнулась ему в мокрое плечо и сказала:

– Спасибо.

Он учащенно дышал, потом немного отодвинулся и с беспокойством спросил:

– С тобой все в порядке?

– О да. Не так уж и больно.

Он хохотнул:

– Боже, как легко доставить тебе удовольствие. Надеюсь, у нас будет время и место, чтобы я тебя научил. Но я не жалею. Спасибо, и прости меня.

Она ничего не сказала, обняла его, но отвернулась, чтобы он не почувствовал ее слез.

Поэтому его слез она тоже не почувствовала.

Они умылись из небольшого ведра, и, поскольку полотенце намокло, он настоял на том, чтобы она вытерлась его рубашкой. Потом они лежали и разговаривали.

– У тебя шрам, – сказала она. Она отдалась ему душой и телом вопреки всему, чему ее учили, но все еще осторожничала, потому что многого о нем не знала.

– Да, на спине, ты не могла не почувствовать. Узловатый шрам от плеча до пояса. Тебе неприятно?

– Нет, конечно. – Она готова была убить того, кто посмел нарушить совершенство этого тела. – Но он наверняка беспокоил тебя.

Кристиан пожал плечами и поудобнее устроил ее голову у себя на груди.

– Тогда – да. Это след кнута. Его оставил сверх-ревностный стражник на «Орионе», в Халксе. Больше это не повторялось. Его проучили. Об этом позаботились отец, братья и друзья. – Он понимал ее замешательство. – Если стражники хотят выжить, они должны научиться различать, когда можно, а когда нельзя злоупотреблять властью. Власть есть власть, даже в цепях. По закону они могут убить заключенного, но не осмелятся, если у того есть друзья.

Она лежала очень тихо. Когда он говорил о своих демонах, у нее ныло сердце. Он, кажется, этого не понимал, говорил так, будто все еще был арестантом. Она похолодела при мысли о том, что это так и есть, и накрыла руками его бьющееся сердце, словно хотела защитить.

– У Эймиаса шрамов больше, и они глубже. Но знаешь, – с удивлением сказал он, – я даже стал счастливее сейчас, здесь, потому что могу оглянуться назад и убедиться, что все это в прошлом. Ты изгнала Ньюгейт из памяти. Мистика. – Он поднял голову и попытался разглядеть ее лицо. – Что ж, посмотрим, сможешь ли ты заставить меня забыть остальное?

Она улыбнулась и потянулась к нему.

– Ты уверена, что боль прошла? – спросил он. Джулиана поднялась, наклонилась над ним так, что укрыла копной своих волос, и поцеловала.

– Чтобы забыть все остальное, понадобится много времени, – сказал он и погладил ее по волосам.

И это действительно заняло много времени. Он долго ее ласкал, прежде чем снова овладеть ею.

– Какое же это наслаждение, – сказала она позже, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Я рад, – сказал он, – потому что сегодня уже не смогу дать тебе ничего, кроме понимания.

Они засмеялись и стали бормотать нежности и всякую любовную чепуху. О сне никто из них и не думал. Ведь неизвестно, когда еще они увидятся и увидятся ли вообще. Они болтали, как старые друзья, а целовались, как любовники. О наступлении утра не обмолвились ни словом.

Глава 22

Они лежали измученные, но счастливые. – Извини, мне жаль, – нежно произнес Кристиан.

– Мне нет, – сказала она.

– Я старался тебя поберечь, хотел отойти, пока не скомпрометировал тебя полностью. Когда понял, что не смогу это сделать, хотел отодвинуться. Но я не устоял, здесь у меня протухли мозги, а ты меня окончательно сокрушила. Но прелестный цветок не виноват в том, что его хочется сорвать. Это полностью моя вина, извини.

– Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Только о том, что ты здесь.

Он подсунул руку ей под спину, закрыл глаза и не заметил, как уснул.

Она слышала его ровное дыхание и, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на него спящего. Она подавила желание притронуться к нему, не двигалась, даже не вытащила затекшую ногу из-под его ноги, чтобы не нарушить его сон.

Она тихо лежала, очарованная тем, что они вместе, пока не стало прорисовываться узкое окошко под потолком. Тогда она высвободилась из его объятий и спустила ноги. Подобрала с пола платье, встряхнула и надела.

Когда она нашла туфли и села на кровать, чтобы их надеть, он проснулся и рывком поднялся.

– Джулиана? – Он увидел серый свет и повалился назад, прикрыв глаза рукой. – Уже пора? Так скоро? А я проспал.

– Вот и хорошо. Тебе это было необходимо. – Она подошла к двери. – Надеюсь, Эймиас придет до того, как станет слишком светло.

– Уже устала от меня? – спросил он из-за спины и обнял ее.

– Никогда, – просто ответила она.

Он повернул ее к себе и поцеловал. Она прильнула к нему, чувствуя знакомую дрожь и нарастающую силу его поцелуя. Но он остановился и быстро отступил.

– Хватит! – сказал он, подошел к кровати и сгреб свою одежду. – Эймиас – человек слова, он будет здесь с минуты на минуту, а я должен заботиться о твоей репутации.

Джулиана хихикнула:

– Интересно, если он не придет, я останусь твоим сокамерником?

– Даже в шутку так не говори, – резко сказал он, натягивая через голову рубашку. Потом сел на кровать и стал надевать чулки. – Послушай, ты слишком беспечна. Ты такая спокойная, довольная собой и жизнью. Я в восторге, но это меня пугает. Не забывай, пожалуйста, ты сказала семье, что больна. Следи за своим поведением, пока я не приду за тобой. Пострадай немного, пожалуйста.