Джо Беверли - Возвращение повесы

– Нет, не устал. Просто никак не могу сосредоточиться.

– А может, я не даю тебе как следует играть? – Она жалобно улыбнулась. Когда она улыбалась, ее полные розовые губки восхитительным образом создавали ямочки в уголках рта. – Исайя играл со мной только тогда, когда не находил никого лучше.

– В тебе нет духа соперничества.

– Не знаю. – Она собрала со стола карты и вдруг пристально взглянула на него: – Хочешь, я тебе погадаю?

– А ты умеешь?

Щеки Джейн покраснели – как будто ее уличили в каком-то грехе. Что ж, ничего удивительного: ему трудно было представить, что Марта одобряла предсказание судьбы.

– Меня научила одна цыганка, – сказала Джейн, потупившись.

Цыганка? Вот еще одна из тайн его прелестной жены. Он был бы очень не прочь воспользоваться шансом и разгадать их все – в том числе и тайны ее прекрасного тела.

– Ты что, напился? – Она впилась в него взглядом. – Хочешь, чтобы я ушла?

– Нет-нет. – Этого он хотел меньше всего. – Что ж, сообщи, что ждет меня в будущем, хотя я и не слишком этому верю.

Она снова потупилась:

– Не знаю, есть ли у меня этот дар, но иногда я… кое-что угадывала.

Он потянулся к своему бокалу и сделал очередной глоток.

– Только имей в виду: если карты предскажут мне неминуемую смерть, не говори.

Она кивнула:

– Хорошо.

– Нет, черт побери! В любом случае скажи правду.

Заглянув в глаза жены, Саймон невольно поежился; ему вдруг почудилось, что он видит в ее глазах какое-то тайное знание, нечто такое, чему он не мог найти объяснение. Возможно, это знание каким-то чудесным образом пришло к ней из прошлых веков – подобно тому, как некоторые качества Черного Адемара, годами таившиеся в засаде, внезапно обнаруживались у какого-нибудь представителя рода Сент-Брайдов.

– Ты будешь король треф, – сказала Дженси. – Короли треф дружелюбны, решительны и целеустремленны. Им нужны действия и результаты.

– А ты тогда кто?

– Моя масть – бубны. Их еще называют бриллиантами. Красивые по виду, но гадкие по сути.

– Я осыплю тебя бриллиантами.

– Не глупи. Я – творение земли и воздуха, а ты – огня и воды.

– Значит, я сам себя гублю?

– Или превращаешься в пар. Все дело в соотношении воды и огня. У тебя, я думаю, огонь правит, а вода усмиряет.

– А у тебя?

Она опустила глаза.

– Не знаю.

– Похоже, твои стихии воюют между собой. Ты полна противоречий, милая женушка.

Но он не собирался сейчас выяснять, что это за противоречия. Ему было довольно и того, что любимая жена находилась с ним рядом.

Дженси смотрела в карты, пытаясь унять сердцебиение. Она пришла сюда вопреки благим намерениям, пришла, не в силах вытерпеть, что рассталась с мужем в раздражении и что теперь теряет драгоценное время, хотя, возможно, никогда уже не увидит Саймона. Она знала, что идет на риск, и приветствовала этот риск. Ей нестерпимо было думать, что Саймон может завтра умереть, – а они даже не поцеловались.

По-настоящему.

Как любовники.

И в то же время Дженси пыталась убедить себя, что пришла только для того, чтобы не оставлять мужа одного в трудную минуту. Однако ей, как она ни старалась, не удавалось себя обмануть – Дженси чувствовала, что ее влечет к Саймону так же, как и его к ней.

Он никогда ее не принуждал, но она знала: достаточно подать ему знак взглядом или жестом – и на них обрушится такая страсть, которую они уже не смогут подавить.

Более того, ее все сильнее влекло к Саймону, и она ничего не могла с этим поделать. Но если она уступит своему влечению… Ах, тогда все еще больше запутается.

«Что же делать, что делать? – спрашивала себя Дженси. – А может быть, карты подскажут?»

Она протянула ему колоду:

– Перетасуй, пожалуйста.

Из руки соприкоснулись, и Дженси тотчас же ощутила жар во всем теле. Она поспешно отдернула руку и отвела глаза.

Молча перетасовав карты, Саймон положил колоду на стол. Дженси раскинула карты веером и сказала:

– Возьми восемь штук.

Выбранные им карты она разложила полукругом, на них положила другие восемь карт, а потом – еще и еще, пока не образовалось восемь кучек. Затем перевернула первый слой, глядя отрешенно, как научилась еще девочкой.

«Не думай ни о чем, дорогая, – говорила ей Сейди Хаскетт. – Карты не для того, чтобы думать. Пусть они сами говорят».

– Туз пик приносит проблемы в делах, король бубен говорит, что мужчина со светлыми волосами станет твоим другом. Семерка червей говорит о том, что ты не уверен в своем пути.

Дженси подняла на мужа глаза. Ей трудно было представить, что Саймон может быть не уверен в себе.

Он молча потягивал бренди, и Дженси опять обратилась к картам, напомнив себе, что надо не думать, а смотреть, что они говорят.

– Трефовая десятка предвещает путешествие. Бубновый валет предупреждает, что молодой блондин может тебя предать, а бубновая королева – легкомысленная женщина, не умеющая хранить секреты.

– Тогда это не ты, – сказал он. Она стрельнула в него глазами.

– Почему ты так думаешь?

– Хочешь сказать, у тебя нет секретов?

– У всех есть секреты.

– Да, верно. Храни свои, если можешь. Но предупреждаю: я намерен со временем их раскрыть.

Дженси в испуге уткнулась в карты.

– Восьмерка треф – хорошие друзья. – Перевернув следующую карту, она вздрогнула. Немного подумав, поняла: даже если она солжет, это ничего не изменит. – Девятка бубен. Будь осторожен с острыми предметами и огнестрельным оружием.

Он пожал плечами и спросил:

– Это означает смертельную рану?

– Нет, не обязательно. И все же лучше бы эта карта была не в первом ряду.

– Какая-нибудь карта предвещает смерть?

– Они никогда не говорят так… откровенно. Девятка пик – карта болезни, а восьмерка и десятка означают плохие новости.

– Но ничего этого не было. Следовательно – все в порядке!

«И правда – хороший расклад», – подумала Дженси, немного успокоившись. Скорее всего Саймон завтра не умрет. Но все-таки ей не нравилась девятка бубен.

Многие люди считают, что предсказание судьбы – это глупые суеверия и даже дьявольские козни, но в детстве Дженси часто видела, как такие предсказания сбывались, и не могла им не верить. Много лет она втайне советовалась с картами, и они почти всегда оказывались правы.

– Хочешь узнать дальнейшие предсказания? – спросила она, понимая, что сама этого хочет.

– Почему бы и нет? Следующий слой?

– Нет, нижний, – Одну за другой она скинула карты. Когда же в нижнем слое не оказалось девятки пик, с облегчением вздохнула. В конце концов все умирают, но преждевременная смерть значится в нижнем слое.

– Королева червей, Очаровательная блондинка. – Не удержавшись, Дженси подняла на мужа глаза и улыбнулась ему. Он улыбнулся ей в ответ и сказал:

– Я начинаю верить картам. Продолжай.

– Восьмерка пик. Ты всегда был и будешь богат. И у тебя много хороших друзей.

– Опять в точку.

– Туз бубен предсказывает в будущем много денег. Это хорошая новость для меня. Трефовая десятка говорит о приятном путешествии, трефовая семерка – это успех и слава. И червонная девятка… – Она на мгновение замялась. – По-моему, это сокровище, которого ты не хочешь. Червонный король опять говорит о светловолосом мужчине, который будет истинным другом, а в конце у нас король бубен, то есть ты, И ты укрепишься в своих многочисленных добродетелях. – Дженси собрала карты и снова улыбнулась: – Прекрасный расклад, Саймон, все будет хорошо.

– Я рад, дорогая. – Он поднялся. – И раз уж мне суждено жить…

Она подумала, что муж хочет отправить ее спать, но он вдруг поднял ее на ноги и начал расстегивать на ней халат.

Дженси посмотрела ему в глаза и поняла: если она сейчас проявит страх, Саймон от нее откажется. Но она нисколько не боялась – желание разгоралось все сильнее, и в конце концов она сама скинула халат. Он тут же стал расстегивать пуговицы на ее ночной рубашке, но Дженси и на сей раз проявила инициативу – отступив на шаг, стащила рубашку через голову, а затем решительно вскинула подбородок, так что волосы разметались по плечам.

Саймон в изумлении смотрел на жену. Неужели это его Джейн?..

В следующее мгновение он привлек ее к себе и впился в губы поцелуем. Дженси тотчас же прижалась к нему покрепче; именно о таком поцелуе она и мечтала уже долгие месяцы. Прошло еще несколько секунд – вот она уже на его кровати; Саймон же теперь целовал ее груди, плечи и шею.

Ласки и поцелуи Саймона обжигали огнем, и Дженси, не выдержав, громко выкрикнула его имя и, высвободившись из объятий мужа, стала распускать его ремень.

Несколько секунд спустя Саймон стащил бриджи и, отбросив их в сторону, склонился над женой. На миг их взгляды встретились, и Дженси поняла: сейчас произойдет то, о чем она уже давно мечтала. «Ах, быстрее же, быстрее», – подумала она, почувствовав, как желание, нарастающее с каждым мгновением, становится нестерпимым, почти болезненным.

Он вдруг лизнул ее сосок, и она едва не задохнулась от ощущения, которое и вообразить себе не могла. Он засмеялся – наконец-то вошел в нее. Дженси тоже засмеялась и подалась ему навстречу.

А потом ей стало больно, и она тихонько вскрикнула. Саймон тотчас же замер, но она прошептала:

– Продолжай же, продолжай… Я чувствую, что боль сейчас пройдет.

Он снова начал двигаться, и она со вздохом пробормотала:

– Ах, как замечательно… О, Саймон…

Он тоже что-то пробормотал, но Дженси не расслышала, что именно. Впрочем, это было и не важно, главное – что она наконец-то была с тем, кого так давно желала.

Внезапно он улыбнулся ей и прошептал:

– О, Джейн, милая моя женушка, кельтское мое солнышко, любовь моя…

Его любовь? Неужели она не ослышалась? Нет-нет, конечно же, не ослышалась!

Ей хотелось сказать ему о своей любви, но она будто лишилась дара речи; из горла ее то и дело вырывались стоны, но она не могла вымолвить ни слова.

А затем словно последовал взрыв, прокатившийся по всему ее телу. Содрогнувшись несколько раз, Дженси громко вскрикнула и замерла в полном изнеможении. «Ах, Тилли, неудивительно, что ты так любила мужчин», – промелькнуло у нее в голове.

– Моя милая жена, – пробормотал Саймон ей в ухо. – Моя любовь.

Дженси поглаживала его по плечам и по спине и думала о том, что поступила правильно, решив уступить своему влечению. Да, она обещала себе этого не делать, но, к счастью, не сдержала обещание, и то, что произошло сейчас между ними… О, это было прекрасно!

И он ее любит.

Как она может порвать с ним, если он ее любит?

Он откинул с ее лица волосы.

– Было очень больно?

– Нет, немножко, но я не против. К тому же все уже прошло. – Она улыбнулась и добавила: – Как будто зуб вырвали.

– Ужасная женщина! – В его глазах плескался восторг. – Ужасная – и очаровательная!

Она заглянула ему в глаза и, немного помедлив, спросила:

– А можно, мы… сделаем это еще раз?

– Несомненно. Но не позволяй мне быть жестоким.

– Ты настолько жесток, что откажешь даме в удовольствии?

Он засмеялся:

– Джейн Сент-Брайд, ты великолепна!

Он поднялся с постели и во всем великолепии своей наготы подошел к столу, где стоял графин с бренди. Она повернулась на бок, наблюдая за ним.

– Как получилось, что на вас нет ни единого светлого пятнышка, сэр?

– Купался голышом, как и большинство здешних мужчин. А летнее солнце тут жаркое. Жаль, что у меня нет ничего, кроме бренди.

Он подошел к кровати, поставил графин и бокал на пол, затем улегся и подал жене другой бокал.

– Капни на меня и лизни. Может, так бренди понравится тебе больше.

Она прикусила губу, но сделала, как он сказал.

– М-м-м… Действительно, так вкуснее. – Она провела кончиком языка по его плечу, затем по животу.

Саймон снова рассмеялся и спросил:

– Может, капнешь пониже?

Она посмотрела на его торчащий «петушок» (у Хаскеттов это называлось именно так), затем окунула палец в бокал и выполнила его просьбу. Немного помедлив, слизнула бренди и тотчас же услышала тихий стон мужа и почувствовала, как он напрягся. Негромко рассмеявшись, Дженси снова лизнула возбужденную мужскую плоть и вновь услышана стон. Потом он вдруг усмехнулся и пробормотал:

– Откуда тут появилась эта жуткая распутница?

– Откуда появилась?.. – Дженси в страхе смотрела на мужа. Неужели он что-то заподозрил?

Но прежде чем она нашлась с ответом, он опрокинул ее на спину и вошел в нее.

И на этот раз Саймон уже не мог сдерживаться, он набросился на Дженси с таким неистовством, что у нее даже голова закружилась – сейчас она чувствовала себя почти так же, как на море во время качки. Но ей было довольно и того, что муж наконец-то получил желаемое, поэтому она не возражала.