Сьюзен могла бы добавить, что отъезд тетушки принес ей немалое облегчение, поскольку миссис Норрис встретила племянницу с нескрываемой неприязнью и не упускала случая выказать свое пренебрежение, уколоть каким-нибудь язвительным замечанием или презрительным упоминанием о «назойливых бедных родственниках». Но к чему говорить дурно о покойной? И Сьюзен прибавила:

— Кажется, тетушка Норрис была очень предана моей кузине Марии. Должно быть, на пороге смерти она нашла утешение в том, что умирает на руках у любимой племянницы.

Миссис Осборн нерешительно замялась.

— Ваша кузина Мария… вы знакомы с ней?

— Нет, мы никогда не виделись.

— Натура порывистая, нетерпеливая, она, несомненно, не создана, чтобы заботиться о немощных. В последние дни мисс Бертрам редко бывала с тетушкой, причуды и бессвязная речь миссис Норрис утомляли ее; знаете, для некоторых общество больного человека — чересчур тяжкое испытание. Очевидно, когда ваша тетушка пребывала в добром здравии, она обладала характером твердым и деятельным.

— Думаю, да.

— Быть может, племянница нашла в ней опору, во всем полагаясь на нее и доверяя ей всецело; когда же положение миссис Норрис совершенно переменилось и поддержка понадобилась самой тетушке, мисс Мария не смогла с этим свыкнуться.

Сьюзен невольно вспомнила о Джулии, сестре Марии. Сколь мало пользы принесла бы та, окажись она у постели больной.

— Думаю, тетушке Норрис несказанно повезло, что подле нее в дни болезни оставались вы, сударыня, добрая соседка и сердечный друг.

— О, моя дорогая, мне довелось видеть столько людских страданий! На корабле, знаете ли — а большая часть моей жизни прошла в море, — всегда кто-то нуждается в заботе. В свое время я выходила многих гардемаринов, лейтенантов и даже капитанов; думала, в старости мне приведется ухаживать за моим бедным мужем, прежде чем его не станет, но судьба распорядилась иначе; для меня было жестоким ударом, когда в Северном море его смыло волной за борт. Будьте уверены, ваша тетушка Норрис с радостью возвратилась бы в Мэнсфилд-Парк. Перед смертью она часто принимала меня за свою сестру, леди Бертрам. «Пора устроить для девочек бал в Мэнсфилде, сестрица», — говорила она раз двадцать, не меньше, а я всегда отвечала: «Непременно, миссис Норрис, как только вы поправитесь, а кухарка наготовит достаточно белого супа[1], мы тотчас разошлем приглашения».

— Ах, бедняжка, — вздохнула Сьюзен, глубоко тронутая этой историей. — Миссис Осборн, будьте так добры, окажите любезность, поговорите с тетушкой Бертрам о ее сестре, поделитесь с ней своими воспоминаниями. Однако думаю, пока еще рано: недавние печальные события — смерть мужа и отъезд сына с женой — стали для нее тяжелым испытанием, нервы тетеньки вконец расстроены, а при ее природной хрупкости…

— Я не стала бы тревожить покой вашей тетушки, напоминая ей о понесенной горькой утрате, пока рана еще так свежа, — поспешно проговорила миссис Осборн. — Только дайте мне знать, когда присутствие мое будет желательно, и я с радостью составлю компанию леди Бертрам. О, так это Уайт-Хаус, там впереди? — Она указала на крытые соломой деревенские домики по другую сторону парка, среди которых выделялся один, довольно основательный. — Ах, сколько раз ваша бедная тетушка говорила об Уайт-Хаусе! «Дом невелик, но достаточно вместителен, чтобы не уронить достоинство благородной дамы, в нем есть скромная гостиная и комната для гостей». Миссис Норрис так часто описывала мне домик и сад, что я, верно, могла бы нарисовать это место по памяти. Кто теперь там живет?

— Теперь никто, — отвечала Сьюзен. — Какое-то время там жил старый гувернер сестер Бертрам, но позднее он переехал к брату в Пэдстоу. Кузен Том хочет сдать коттедж, он поручил это своему поверенному, мистеру Клейполу. Боже милостивый, это же моя кузина, миссис Йейтс. Неужели она оставила тетушку одну?

Стоя на подъездной дорожке перед домом, Джулия звала своих деток, забрасывавших камнями лилии в пруду.

— Так вот ты где, Сьюзен! Ну наконец-то! Я дожидалась тебя целую вечность, пока Томми и Джонни окончательно не потеряли терпение (ты ведь знаешь, матушку быстро утомляет их общество, а они, бедные ангелочки, не привыкли сидеть в комнате тихо, как мышки, не смея шелохнуться), и вдруг леди Бертрам почудилось, будто Джонни уколол мопса иголкой, что решительно невозможно, потому как в это время малютка находился в другом конце комнаты, листал альбом с гравюрами — послушный мальчик, золото, а не ребенок. Вслед за тем появился Том, он повел себя просто возмутительно, мне пришлось оставить его с матушкой, а самой наведаться к Уиттемор — надобно было передать ей, что рассказала мне Галлоуэй о постыдном поведении мэнсфилдской прислуги в церкви, это сущий кошмар…

Скользнув небрежным презрительным взглядом по спутнице Сьюзен и не найдя ее достойной внимания, Джулия намеревалась продолжить тираду, словно не замечая присутствия незнакомки. Сьюзен, оскорбленная подобным пренебрежением, попыталась прервать поток красноречия миссис Йейтс:

— Кузина Джулия, позволь представить тебе миссис Осборн, сестру мистера Уодема из пасторского дома.

Это замечание, высказанное без обиняков, заставило Джулию вспомнить о хороших манерах и обронить несколько приличествующих случаю пустых фраз, прозвучавших наигранно и фальшиво. Миссис Осборн отвечала ей с куда большей искренностью и в заключение выразила надежду, что в ближайшие дни будет иметь удовольствие свести знакомство с леди Бертрам. Затем, тепло попрощавшись со Сьюзен, почтенная вдова повернулась и быстрой поступью пошла назад той же дорогой.

— Боже праведный! Что за несуразный вид у этой женщины! — воскликнула Джулия, глядя ей вслед. — По правде сказать, когда ты появилась вместе с ней, я решила, что это, должно быть, какая-то бывшая гувернантка или прачка. О чем она только думает, выставляя себя эдаким образом? Невозможно поверить, что покойный адмирал Осборн оставил ей более восьми тысяч фунтов — однако, насколько я слышала, именно так оно и было. Впрочем, все эти жены флотских офицеров одинаковы — ни воспитания, ни манер, ни утонченности. Надо полагать, теперь она возомнила, что путь в Мэнсфилд-Парк ей открыт. «Свести знакомство с леди Бертрам…» — подумать только! Какая наглость! Что, скажи на милость, может предложить подобная особа моей матушке? Приятную беседу? Занимательное общество? Смешно! Такое знакомство не стоит поощрять. Боюсь, нам придется принять в Мэнсфилде ее брата, поскольку тот станет исполнять обязанности приходского священника, но, признаюсь, я не вижу надобности включать эту женщину в наш тесный круг. Едва ли она придется здесь ко двору.

Рассуждения миссис Йейтс подняли в душе Сьюзен столь сильную бурю негодования и горечи, что она почувствовала изрядное облегчение, когда малютка Джонни, не рассчитав силы, с громким воплем и плеском бултыхнулся в пруд, откуда был незамедлительно вытащен.

Вскоре после этого Джулия с детьми покинула дом, и речь о миссис Осборн в тот день больше не заходила.

ГЛАВА 3

Прошло около недели после описанных событий.

Сьюзен вместе с малышкой Мэри собирала в саду букет гиацинтов для тетушки Бертрам, когда, бросив взгляд поверх изгороди, увидела в глубине парка две приближающиеся фигуры, в которых тотчас узнала мистера Уодема с сестрой. Поскольку леди Бертрам, погруженная в приятную дремоту, едва ли пробудилась бы в ближайший час, Сьюзен не раздумывая направилась по дорожке навстречу соседям.

— Добрый день, мисс Сьюзен! Как поживаете? — приветствовал ее мистер Уодем, когда расстояние между ними сократилось настолько, что возможно стало его услышать. — Погода выдалась чудесная, и сестрица уговорила меня прогуляться по парку. Мы самовольно взяли на себя роль почтальонов — несем вам письмо, предназначенное вашей сестре.

— Моей сестре? Но кому вздумалось писать к ней в пасторат? Все наши родные — моя матушка и остальные в Портсмуте, да и братец Уильям, который служит во флоте, — знают, что Фанни отправилась в Вест-Индию. Любопытно, от кого это послание?

Сьюзен вспомнила о старой гувернантке, мисс Куонтрелл, некогда обучавшей их с сестрой, — письма от нее, адресованные то одной, то другой ее воспитаннице, иногда приходили в Мэнсфилд. Намереваясь изучить письмо позже, Сьюзен положила его в карман. На подобный случай Фанни оставила распоряжение, наказав сестре вскрывать письма и решать самой, отправить их на Антигуа или оставить в Англии дожидаться возвращения путешественников.

— Как вы устроились в пасторате? — спросила Сьюзен. — Довольны ли слугами?

— Ох, душенька, они нас вконец избаловали! — отозвалась миссис Осборн. — Рейчел, горничная вашей сестрицы, настоящее сокровище! И нынче, когда стоят теплые дни, сад выглядит прелестно. Фрэнк обыкновенно сидит в оранжерее, а я — в саду. Однако ж братец мой, как видите, быстро идет на поправку: сегодня впервые он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы пройтись по парку.

— Мистер Уодем, вы и вправду выглядите лучше, — подтвердила Сьюзен. — Ваша бледность проходит. И все же не переусердствуйте, вам не следует утомляться. Не лучше ли будет после столь долгой прогулки войти в дом и немного освежиться? Уверена, мой кузен Эдмунд одобрил бы это.

Мистер Уодем с сестрой нерешительно обменялись взглядами. Было ясно, что неучтивость Джулии Йейтс не осталась незамеченной и соседям не хочется вторгаться в дом, где им вовсе не рады. Однако в эту минуту на подъездной дорожке показался Том Бертрам, объезжавший свои охотничьи угодья; при виде пастора с сестрой он приветствовал их со всем радушием. По натуре живой и общительный, открытого нрава, Том скучал по мужской компании, которой в Лондоне, Бате и Харрогейте ему хватало с избытком; рассудив, что новый пастор человек достойный и держится как истинный джентльмен, сэр Бертрам проникся к нему самым искренним расположением.

— Не желаете ли, сударыня, подняться в гостиную и познакомиться с моей матушкой? — обратился он к миссис Осборн. — Сьюзен проводит вас, не правда ли, кузина? Не сомневаюсь, матушка будет очень рада гостям, она пребывает в унынии со дня отъезда моего брата с женой.

Пока Том, послав за бутылкой мадеры, показывал своему новому знакомому бильярдную, Сьюзен проводила миссис Осборн наверх, в гостиную, где на диване расположилась леди Бертрам.

Почтенная дама как раз только что пробудилась от сладкой дремоты и в первое мгновение немного растерялась.

— Что такое? Что случилось? — пробормотала она хриплым со сна голосом, но миссис Осборн, усевшись подле нее, заговорила с дружеской сердечностью и очаровательной простотой о ее рукоделии, вязаном кошельке, отчего леди Бертрам вскоре оживилась, просветлела лицом и даже заметно повеселела.

Сьюзен, занимавшая малышку Мэри игрой в цветные кубики в дальнем конце комнаты, слушала их беседу с чувством, похожим на благоговение: миссис Осборн завела занимательный разговор с хозяйкой дома о вышивании шерстью и о плетении кружев, о наилучших способах вязания бахромы и о тонкостях отделки готовой бахромой, о весьма существенных различиях между petit point и gros point — большими и малыми гобеленовыми стежками — и о других тому подобных предметах.

— До недавнего времени я редко занималась рукоделием, сударыня, и приохотилась к нему лишь после кончины адмирала, моего бедного супруга, смытого волной за борт во время шторма, но смею вас заверить, матросы на его кораблях находили удовольствие в развлечениях вроде вязания или плетения. Видели бы вы, как ловко и проворно управлялись их черные от смолы пальцы с какой-нибудь бечевкой или пенькой, вас бы это позабавило. Они непрестанно дарили мне спицы и булавки для плетения, голубчики мои милые! От них я научилась многим премудростям и с радостью поделюсь этими маленькими хитростями с вами, сударыня.

От увлекательного описания занятий моряков беседа легко перешла к рассказам о морских приключениях; у миссис Осборн имелся, по-видимому, неиссякаемый запас подобных историй, ибо за восемнадцать лет счастливого замужества она четырежды пересекла Атлантический океан, обошла кругом Средиземное море и, обогнув мыс Доброй Надежды, достигла Ост-Индии. Сьюзен и сама с неподдельным интересом слушала эти воспоминания, рассказанные с изумительной живостью и простотой, а леди Бертрам, совершенно очарованная своей новой знакомой, раскинулась на диване, выронив из рук забытое вязанье; глаза ее, против обыкновения широко раскрытые, неподвижно смотрели вдаль, будто почтенная дама пыталась вызвать в воображении описываемые картины и события. Верно, в жизни не доводилось ей слышать ничего и вполовину столь занимательного.

В скором времени Сьюзен вспомнила о письме, которое ей вручила миссис Осборн. Крошка Мэри, построив замок из кубиков, заползла на диван и, равным образом околдованная чарами чудесной леди, с пальчиком во рту свернулась клубком на юбках своей бабушки.