Тут Люк заметил Дженни, выходящую из дамской комнаты, радостно бросился навстречу дочери и схватил ее в объятия. Джейн втайне признала, что отпустила его руку с неясным сожалением. Люк крепко прижимал дочь к себе. Джейн вспомнила, как ее отец когда-то с такой же любовью обнимал ее. От него пахло твидом и трубочным табаком, шерстяной пиджак царапал нежную кожу щек… Джейн исполнилось четырнадцать лет, они жили в Лондоне. Когда началась война, их с братом отправили в Шотландию, к родственникам, а отец ушел на фронт.

Люк и Дженни повернулись к Джейн.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она у Дженни.

– Неважно, – со вздохом призналась девочка.

– Ну, пойдем, – сказала Джейн. – Поздравляю с вступлением в новую, взрослую жизнь.

Дженни выпила обезболивающую таблетку и улеглась в постель, прижав к животу резиновую грелку с теплой водой.

– Пап, знаешь, Джейн очень хорошая, – прошептала девочка.

– Да, – согласился он.

– И такая элегантная… – вздохнула Дженни. – Давай ты ее пригласишь на ужин, в знак благодарности, – пробормотала, она засыпая.

Люк поцеловал дочь в макушку, заботливо подоткнул ей одеяло и оставил на столе записку, что спускается в вестибюль отеля. Он запер Дженни в номере и направился в фойе, где сразу же заметил Джейн Эплин, грациозно сидящую в кресле: спина прямая, руки изящно покоятся на коленях. Он недоверчиво покачал головой, осознавая, что с этой женщиной его столкнул счастливый случай – без ее помощи он сегодня совсем растерялся бы. Джейн взяла Дженни под свою опеку, объяснила ей женские секреты, приобрела в аптеке все необходимое, а когда он предложил вернуть ей деньги, презрительно фыркнула и наотрез отказалась от компенсации. Втроем они вернулись в «Гранд-отель», где Джейн бесцеремонно выставила Люка из номера и заперлась там с Дженни. Люк с удивлением отметил, что дочь сразу же прониклась доверием к новой знакомой.

Джейн, словно почувствовав появление Люка, повернулась, с улыбкой посмотрела на него и встала. У Люка потеплело на душе.

– Как Дженни? – спросила она.

– Уснула.

– Вот и славно. Первый день всегда самый тяжелый.

– Гм, поверю вам на слово, – смущенно отозвался Люк.

Наступило неловкое молчание.

– Ну что ж, – произнесли они одновременно и рассмеялись.

– Я очень рада, что все образовалось, – сказала Джейн. – А теперь мне пора. – Она протянула руку на прощание, и Люк заметил, что на тонких длинных пальцах нет колец. – Приятно было познакомиться с вами обоими. И не волнуйтесь, Дженни знает, что делать. К пятнице все будет в порядке.

– Вы очень торопитесь?

Джейн замялась, и Люк понял, что ей хочется остаться.

– По-моему, нам с вами не помешает выпить по чашечке кофе.

– Очень разумное предложение, – согласилась она.

– Позвольте угостить вас обедом, вы нам очень помогли.

– Нет, Люк, спасибо. Кофе вполне достаточно.

– Боюсь, что недостаточно.

– Почему? – удивленно спросила Джейн.

– Мне не хватит времени научить вас правильно произносить мое имя, – улыбнулся он.

* * *

Люк ошибался: Джейн очень быстро научилась правильному произношению.

– У вас хороший слух, – похвалил он, когда им принесли кофе.

– Мне всегда легко давались иностранные языки, – кивнула она. – Я просто ленивая. Вдобавок, клерк в «Американ экспресс» оказался таким хамом, что я из принципа отказалась говорить с ним по-французски.

Люк рассмеялся, сообразив, что Джейн провела их обоих.

– Ах, так вы знаете французский?

– Разумеется, – иронически заметила она.

Он шутливо покачал головой и поднял чашку.

– В таком случае, à la votre![22]

– Нет уж, давайте выпьем за Дженни. Это ее день, – возразила Джейн. – А ваши волнения только начинаются.

– За Дженни! – согласился Люк и сделал глоток крепкого кофе.

Официант принес мягкие пышные круассаны. Запах свежей выпечки и кофе напомнил Люку о юности.

– Вы чем-то опечалены? – спросила Джейн.

– Нет, просто задумался.

– Простите. Вам, должно быть, нелегко сейчас.

– Нет, я не об этом. Знаете, вспомнилась молодость, перед самой войной – тогда мы все время пили кофе. После войны я переехал в Англию, где кофе не в моде, а в Австралии вообще пьют только чай… – Он с наслаждением сделал еще глоток. – Мне очень этого не хватало.

– А вы давно в последний раз были в Париже?

– Да. Я уехал отсюда в сорок четвертом.

– Сразу после освобождения города? – изумленно спросила Джейн.

– Видите ли, мы с Лизеттой, матерью Дженни, сражались на стороне бойцов Сопротивления, и… В общем, это долгая история… – Он замялся и смущенно пожал плечами.

– Расскажите, пожалуйста, – с искренним интересом попросила Джейн.

Их взгляды встретились, и между ними словно искра пробежала. Люк неловко откашлялся.

– Знаете, я вас с самого начала хотел спросить… Что у вас за духи? Аромат совершенно упоительный.


– Вы все время говорите о запахах, – улыбнулась она.

Он удивленно посмотрел на нее.

– По дороге в отель вы упомянули запах булочных, запах бензина и выхлопных газов, запахи еды в кафе…

Люк не мог припомнить, когда и как он обо всем этом говорил, но решил, что для продолжения беседы тема опасности не представляла.

– Я выращиваю лаванду, поэтому меня интересуют всевозможные ароматы.

– Вы выращиваете лаванду? – ошеломленно переспросила Джейн. – Не может быть! Никогда бы не сказала. Вы одеты как преуспевающий английский бизнесмен.

– А этим я обязан Дженни. Она отказалась гулять со мной по Лондону в моей обычной одежде, повела меня на Савиль-роу – и вот вам результат. Она обожает моду. Я пообещал сводить ее в бутик Шанель.

– Теперь понятно, зачем вы навестили бюро «Американ экспресс»! – с улыбкой заметила Джейн.

– Вот именно, – хмуро кивнул Люк. – Если бы мы не пришли в «Американ экспресс», то не встретились бы с вами, а значит, Дженни заслужила подарок от Шанель.

– Мои духи называются «Ма гриф», их производит Карвен.

– Очень изысканный аромат… – Люк с наслаждением втянул воздух. – В нем сочетаются теплые оттенки пряностей с прохладным запахом росистой травы. Восхитительно!

– Спасибо за комплимент. У вас удивительная способность различать запахи.

– Единственный мой талант, – признался он, потупившись.

– Не скромничайте, Люк, вы очень непростой человек. – Она слегка замялась и продолжила: – Может быть, после наших сегодняшних приключений вы согласитесь чуть больше рассказать о себе? Я надеюсь, что мы с вами еще встретимся.

– Я был бы счастлив снова с вами увидеться, – сказал Люк и смущенно кашлянул. – Ну, Дженни от вас уже без ума, и женское общество ей не помешает. Вы не обидитесь, если я попрошу вас пойти с ней в бутик Шанель? Понимаете, я к моде равнодушен, а вы, по-моему, в ней прекрасно разбираетесь.

– Конечно, я с удовольствием пойду с Дженни к Шанель.

– Джейн, признайтесь, вы ангел, посланный нам с небес?

– Нет, просто я люблю делать добрые дела, – рассмеялась Джейн. – Когда вы хотели отправить Дженни за покупками?

– В субботу, – ответил Люк, сообразив, что ему представится прекрасная возможность без помех встретиться с Максимилианом. – У меня с утра важная встреча, и было бы замечательно, если бы Дженни провела день с пользой.

Джейн задумалась.

– Суббота мне подходит. Я вечером собиралась в театр, посмотреть балет с участием Рудольфа Нуриева. Он сейчас в Париже, танцует с Марго Фонтейн. Значит, договариваемся на субботу.

– Прекрасно! – кивнул Люк и улыбнулся. – Я расскажу вам о нашей жизни, а вы мне расскажете о своей.

– Что ж, начинайте, – попросила Джейн.

– Только давайте сразу закажем десерт, – предупредил Люк. – Мой рассказ займет много времени.

В темно-зеленых глазах вспыхнули смешливые искорки.

– … так вот, меня и моего младшего брата отправили в Инвернесс, отец ушел на фронт, а мать в бомбежку потеряла рассудок. Отец пропал без вести, скорее всего, погиб, его тела не нашли, – продолжила рассказ Джейн. – После войны мы с Найджелом вернулись в Лондон. Маму словно подменили: она ушла в себя, до нас ей не было никакого дела, мне самой пришлось заботиться о брате.

– Что с вашей мамой сейчас?

– Физически она вполне здорова и крепка, живет дома под присмотром сиделки. Мама по-своему счастлива, хотя ее психика полностью разрушена. Нас с Найджелом она не узнает, иногда заговаривает о Питере – это наш отец, – но не помнит, что вышла за него замуж. Знает все слова церковных псалмов, но не помнит, что ела на завтрак. В общем, душераздирающее зрелище. Впрочем, она прекрасно помнит свое детство и, по-моему, там и обитает, в прошлом веке, восьмилетней девочкой.

– А как поживает Найджел?

– Он банкир, женат, живет в Челси. У него трое детей. Пегги, его жена, очень хорошенькая женщина, заботливая мать и прекрасная невестка. Найджел – любящий муж и отец… – Она вздохнула. – Мы с ним очень близки. В сущности, вся наша семья – это мы втроем и дети.

– Не могу поверить, что вы не замужем!

– Я в разводе, – призналась она, отводя взгляд. – Ну вот, можете меня презирать.

– За что?

– В Англии развод все еще считается постыдным.

– Правда? – Люк осторожно коснулся ее руки. – Я всегда считал, что нельзя огульно осуждать человека.

– К сожалению, далеко не все отличаются такой свободой взглядов. Обычно при знакомстве я говорю, что овдовела, так гораздо проще. Я была замужем почти четыре года. Да-да, не удивляйтесь. Джон… – Она обреченно ссутулилась и с печальной улыбкой продолжила: – У него очень сложный характер. Так уж случилось, что я сменила утратившую рассудок мать на мужа-безумца. Впрочем, его безумие носит несколько иной характер. Джон представлял угрозу для жизни – и моей, и своей.

– Он… занимался рукоприкладством? – неуверенно уточнил Люк.

– Как ни прискорбно, да, – кивнула Джейн. – Он был не в силах себя сдерживать, а я, единственный близкий человек, являла собой прекрасную мишень. Сейчас он в лечебнице. Видите ли, много женщин после войны оказались в моем положении. Трудно винить мужчин, которые вернулись с фронта с расстройствами психики…

– Ах, вот в чем дело…

– Военный невроз или контузия – болезнь коварная. Вы сражались в рядах бойцов Сопротивления, вам должно быть это знакомо.

– Да, когда оказываешься в гуще сражения, рассудок не выдерживает, – кивнул Люк. – Гром битвы, выстрелы, взрывы, неожиданная смерть боевых товарищей… – Он заметил страдальческий взгляд Джейн и осекся. – Простите, я не хотел…

– Нет-нет, не стоит извиняться. Ваш рассказ помог мне лучше понять Джона. Людей с подобными расстройствами принято называть безумцами, но никто, кроме непосредственных участников боев, не способен до конца осознать все ужасы войны. Джон сейчас под наблюдением хороших врачей, он никому больше не причинит зла.

– А сами вы как себя чувствуете?

Джейн негромко всхлипнула и перевела дух.

– Простите мою чрезмерную прямоту, – сказала она. – Вы так откровенно поделились со мной рассказом о вашей жизни, о Лизетте, о погибшей семье, что я не сдержалась и, по-моему, поддалась жалости к себе. Я очень любила Джона и никогда не считала его чудовищем. Его родственники говорят, что до войны он был очень заботливым и щедрым человеком.

– Вы давно расстались?

– Развод я получила в апреле, но разошлись мы годом раньше. Я решила сделать себе подарок и уехала в Европу, чтобы вновь ощутить свою независимость. – Она вздохнула и пожала плечами. – Пожалуй, и для того, чтобы сбежать от прошлого.

– Вы работаете?

– Нет. Джон не хотел, чтобы жена работала. Он происходит из весьма зажиточной семьи. Мои родители были вполне обеспеченными, я получила хорошее образование, несколько лет после войны работала гувернанткой во Франции – кстати, тогда и выучила язык, – а в двадцать два года вернулась домой и устроилась модельером в дом моделей. Семья Джона занимается бакалейной торговлей, они ко мне очень хорошо относятся, в средствах я не стеснена, но, возможно, вернусь на работу – не хочется сидеть без дела. Вообще-то в молодости я была чересчур разборчива, с Джоном мы встретились в пятьдесят восьмом, когда мне было уже за тридцать. Тогда я считала, что мне повезло, – невесело усмехнулась она. – Я очень хотела детей… Не сложилось. Сейчас я – независимая тридцативосьмилетняя женщина, одинокая и печальная. – Джейн выпрямилась и допила кофе. – Так-то, мистер Рэйвенс, вот вам мое краткое жизнеописание. Простите, что обременила вас своими горестями. Похоже, мы оба прожили непростую жизнь. Примите мои искренние соболезнования по случаю гибели жены и сына. Я очень сочувствую и вам, и Дженни. Обещаю, что субботу мы с ней проведем прекрасно.

– Джейн, позвольте пригласить вас на ужин, – внезапно выпалил Люк.

Она пристально посмотрела на него, удивленная не столько приглашением, сколько настойчивостью, прозвучавшей в голосе собеседника. Люк чувствовал, что между ними возникла неясная, но прочная связь, и боялся отпугнуть Джейн своим нетерпением.