Фиона Макинтош - Возвращение в Прованс

Лизетта отшатнулась, будто ее хлестнули по щеке.

– Не смей… – начала она, но слова не шли с языка.

Люк стремительно вышел из кухни. Входная дверь захлопнулась. Шум разбудил Гарри. Лизетта оперлась рукой о стол и разрыдалась. Как глупо! Несколько опрометчивых фраз разрушили мимолетное ощущение счастья… Она сама виновата: не надо было напоминать Люку о прошлом.

Маркус Килиан… Его тень незримо присутствовала в жизни Люка и Лизетты, хотя они все эти годы не упоминали о немецком полковнике. Лизетта старалась забыть о задании, полученном от Отдела специальных операций в 1942 году. От нее требовалось соблазнить и завербовать Килиана, но она не ожидала, что проникнется к нему глубоким чувством. Объяснить это было трудно, однако же Лизетта любила двоих мужчин одновременно: немцев Маркуса Килиана и Люка Равенсбурга. Впрочем, Люк считал себя французом, а еврейскую семью Боне – родными; о своем подлинном происхождении он узнал, когда ему исполнилось двадцать пять, за несколько месяцев до того, как Лизетту забросили во Францию. Он спас Лизетте жизнь. Лизетта спасла его. Посреди ужасов оккупации они полюбили друг друга.

Никто не мог предугадать, что Маркус Килиан, надменный немецкий полковник, откажется сотрудничать с британской разведкой. Никто не предполагал, что за холодным, презрительным фасадом скрывается нежная, ранимая душа истинного патриота. Он полюбил Лизетту, но не мог предать свою родину. В разведшколе Лизетту готовили к агентурной деятельности, ее чувства в расчет не принимались. Полковник вермахта покорил ее своим умом и очарованием… Лизетта всхлипнула. Она выбрала Люка, и теперь ему надо справиться со своей ревностью.

Гарри проковылял на кухню и обнял мать за ногу, не выпуская из рук любимой игрушки, плюшевого барашка. Гарри и барашек были неразлучны. Ах, если бы Люк никогда не разлучался с Лизеттой!

Она смахнула слезу и взъерошила золотистую шевелюру мальчика.

– Ты мой сладкий! – вздохнула она, взяла его на руки и уткнулась в теплую шейку.

– А папа дома? – спросил Гарри, зевая.

Лизетта замялась, но тут Малыш бросился к двери. На пороге стоял Люк. Лизетта вздрогнула от неожиданности: Люк с Килианом были очень похожи – ростом, фигурой, цветом глаз и волос, манерой держаться.

На лице Люка застыло виноватое выражение. На улице начался дождь, и мелкие капли сверкали в золотистых прядях и на красном свитере, связанном для Люка бабушкой Лизетты.

– Je suis très, très désolé[3], – прошептал он.

Она кивнула, понимая, что он искренне раскаивается в своих словах. Люк стремительно бросился к ней, крепко обнял и поцеловал, потом схватил в объятья сына.

– Пап, ты меня задушишь, – звонко расхохотался Гарри, ужом выскользнул из рук отца и поцеловал его. – А где мои сокровища?

– У меня в кармане, – ответил Люк и подмигнул сыну.

Гарри завизжал от восторга.

– Я не хочу, чтобы мы ссорились, – произнес Люк по-французски. – Нашей любви ничто не должно мешать, – повторял он, нежно целуя жену. – У меня есть ты и Гарри, все остальное не имеет значения. Прости, что я вспомнил его имя. Прости, что не сразу понял, обидел тебя. Прости, я не хотел причинить тебе боль. – Он разжал объятья.

Лизетта кивнула и подумала: «И все равно мне больно за тебя». Она знала, что Люку больше не с кем поделиться своими переживаниями. Англичане считали французов трусами, потому что Франция капитулировала, сдалась Германии. О храбрости и мужестве бойцов Сопротивления было известно немного. Люк завоевал симпатии жителей провинциального городка покладистостью и приятной внешностью, а еще тем, что был женат на англичанке. Однако если бы соседям стало известно, что Люк не француз, а немец, последствия были бы непредсказуемы, а Гарри наверняка заклеймили бы «нацистским отродьем». Никто из обитателей Истбурна не подозревал, что Люк, истинный французский патриот, доблестно сражался в отряде партизан-маки и не раз рисковал жизнью, помогая агентам британской разведки.

– Прости меня, – снова шепнул Люк.

Лизетта улыбнулась и, отстраняясь, ответила:

– Давай, показывай сыну сокровища.

Люк удержал ее за руку.

– Если хочешь, иди работать в «Гранд». Ты не должна чувствовать себя взаперти. Вдобавок, скоро распогодится, мы сможем поехать на пикник или еще куда-нибудь.

– Ах, на пикник! – радостно воскликнула Лизетта. – Здесь неподалеку есть роща, мы туда с родителями часто ездили… Тебе понравится, там такие поляны с колокольчиками…

Он поцеловал ей руку.

– Нет, мы устроим что-нибудь поинтереснее. Если найдешь, с кем оставить Гарри, съездим в Лондон.

– В Лондон?!

– Да, на Фестиваль Британии. Помнишь, ты говорила…

– Да, да, конечно! Ах, Люк, это замечательно! Сейчас туда специальные поезда ходят…

– Где мои сокровища?! – встрял Гарри в разговор родителей.

– Сейчас покажу, – ответил Люк, ушел с сыном в спальню и вытащил из кармана горсть гальки и ракушек с морского берега. – Вот, ты пока рассматривай, а я тебе про них все-все расскажу.

Гарри вскарабкался на кровать и стал аккуратно раскладывать камешки на подушке.

Люк повернулся к Лизетте:

– Мы поедем в Лондон, и я целый день буду тебя… завлекать?

– Развлекать, – с улыбкой поправила его Лизетта. – Ужин через десять минут.

Она накрыла на стол и тихонько подошла к двери в спальню сына, где Гарри перешептывался с отцом.

– …вот этот, серенький? – спросил Гарри, сидя на коленях у отца.

– А самый большой? Его называют суфле.

– Суфле? Это что?

– Вообще-то суфле означает «дыхание», но вот этот серенький камешек – застывший плевок великана.

Гарри удивленно ахнул. Лизетта подавила смешок. Отец с сыном обожали сочинять фантастические истории о сокровищах, найденных на берегу: о разноцветной гальке, об осколках стекла, обкатанных морем, о морских звездах, черепках и ракушках.

– А как зовут великана? – зачарованно спросил мальчик.

– М-м… Его зовут Орум, и у него есть целая армия гномов, которые повинуются его приказам и готовят ему гору еды. Вот и этот камешек – семечко огромного яблока. Великан яблоко сгрыз, а семечко выплюнул.

– Ой, – удивленно выдохнул Гарри. – А гномы его слушаются? Они же маленькие и быстро бегают, великан их не догонит.

– Верно, солнышко, – ответил Люк. – За гномами присматривают гоблины.

– Пап, смотри, какая красивая ракушка! – восторженно перебил его сын. – Она чья? Ее королева фей потеряла?

– Нет, сынок, я нашел ее на берегу, и она мне напомнила маму. А знаешь, наша мама на самом деле – королева фей. И тоже очень красивая, прямо как эта ракушка. Посмотри, как перламутр блестит на свету…

– А если я туда заберусь и буду там внутри жить, можно, пап?

– Конечно, – ответил Люк и поцеловал сына в макушку. Гарри залился счастливым смехом. – Пойдем подарим нашей королеве фей волшебную ракушку.

– Она волшебная?

– Да. В руках королевы фей эта ракушка исполняет все желания.

«Спасибо, Люк», – подумала Лизетта и вернулась на кухню.

В середине мая общенациональные празднества были в полном разгаре. Король Георг VI официально открыл Фестиваль Британии, предназначенный стимулировать настроение нации и укрепить веру в будущее после долгих лет войны, разрухи и лишений. Ликующие жители Лондона выстроились вдоль улиц от собора Святого Павла до Букингемского дворца и восторженно приветствовали королевскую семью и двух хорошеньких принцесс. Немногие недовольные считали Фестиваль напрасным разбазариванием средств государственного бюджета, но для Люка эти общенациональные празднования были подтверждением того, что страна начинает с надеждой глядеть в будущее.

Праздничные мероприятия проходили по всей Великобритании. В самых отдаленных уголках страны организовывались выставки, спектакли и концерты, где демонстрировали местные достижения. Было сделано все возможное, чтобы предоставить жителям возможность посетить центральную выставочную площадку Фестиваля в лондонском районе Саут-Банк. Предполагалось, что празднование продлится как минимум пять месяцев. Даже в тихом провинциальном Истбурне все только и говорили, что о событиях Фестиваля. Лизетта с восторгом предвкушала поездку в Лондон.

Гарри оставили на попечение Айрин, близкой подруги Лизетты, у которой было двое детей. Айрин уговорила Лизетту не торопиться с возвращением, а переночевать в Лондоне.

Поезд прибыл на вокзал Ватерлоо, оттуда Люк с Лизеттой пешком дошли до Фестивального зала.

– Ты такая красавица! – восхищенно заметил Люк, глядя на жену.

На щеках Лизетты играл румянец, глаза возбужденно сверкали.

– Вот, решила себя побаловать, – сказала она. – Тебе нравится?

Стройную фигуру Лизетты ладно облегал бледно-голубой наряд: трикотажная блузка с глубоким вырезом, открывающим плечи, и пышная юбка, перехваченная на тонкой талии широким поясом с застежкой в виде банта. Короткая модная стрижка открывала уши, где поблескивали жемчужные сережки – прошлогодний подарок мужа, в честь тридцатилетия. Люк давно не видел Лизетту такой счастливой. Ее поразительная красота до сих пор привлекала внимание мужчин, но Люк был спокоен: на пальце Лизетты красовалось его кольцо.

Вдали вырисовывался футуристический силуэт башни Скайлон, ставшей эмблемой Фестиваля.

– Он похож на космический корабль, – заметил Люк. – А Павильон открытий рядом с ним выглядит как летающая тарелка.

Лизетта рассмеялась и раскрыла газетный кулек. Ноздри защекотал аппетитный аромат жареной рыбы с картошкой.

– Не самая элегантная сервировка, зато вкусно, – пробормотала Лизетта, облизывая пальцы.

– Осторожнее, юбку не запачкай!

Лизетта хитро взглянула на мужа.

– Ничего страшного, я ее долго носить не собираюсь.

– Mechante![4] – с притворным ужасом воскликнул Люк.

– Ага, я такая, – согласно кивнула Лизетта. – Вы не представляете, что вас ждет, мистер Рэйвенс, – пригрозила она, демонстративно надкусывая хрустящий ломтик картофеля.

Люк улыбнулся и губами ловко выхватил ломтик изо рта жены.

– Знаешь, в этом павильоне собраны экспонаты, рассказывающие об окружающем нас мире, – заметила она, листая программу.

– О земле и о небе? – уточнил Люк.

– Да, о море, о полюсах, о космосе, о растениях… о лаванде, наверное, тоже.

– Я столько всего знаю о лаванде, что сам кого хочешь научу, – вздохнул он.

– Хвастунишка!

– Вы, англичане, ничего в лаванде не понимаете… – Люк выразительно пожал плечами. – На высокогорьях Люберона выращивают дикую альпийскую лаванду, из нее получается экстракт самого высокого качества. А ваша местная лаванда слишком пахнет камфорой.

– Чем жаловаться, лучше растил бы свою дикую прелесть, – поддразнила Лизетта, радуясь, что представилась возможность разговорить мужа.

– Для этого нужны условия высокогорья и совершенно другой климат: засушливое, жаркое лето, холодная снежная зима, – пояснил он.

– В Истбурне зимой снег идет.

– Это не снег, а жалкая пародия.

– Но тебе же хочется растить лаванду?

– Конечно. Это мое любимое занятие, – вздохнул Люк.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем, – сказала Лизетта, продолжая листать программу. – А пока давай сходим в Фестивальный зал, там столько выставок! Между прочим, есть экспозиция ботанического сада Кью-гарденс.

Люк недоуменно посмотрел на жену.

– Ну же, доедай быстрее! – поторопила его Лизетта. – Я хочу все увидеть. Кстати, там оркестр Джо Лосса выступает, вот бы попасть на концерт…

Люк равнодушно пожал плечами.

– Джо Лосс! – воскликнула она. – Неужели ты не знаешь, кто это?

– Я рад, что ты довольна, – смущенно признался Люк. – Так что пойду за тобой, куда прикажешь.

– Так и сделаем. Но предупреждаю, танцевать будем прямо на мостовой. А сейчас купим яблоко в глазури – и вперед!

День прошел в радостной суете. На улицах царила бодрящая атмосфера праздника. Повсюду звучала музыка, временами слышалась не только английская, но и иностранная речь, а на одном из перекрестков до Люка донесся обрывок приглушенного разговора на немецком. Фестиваль стал символом искоренения межнациональной вражды, эмблемой счастливого будущего. Люк глядел на веселящихся лондонцев и гостей столицы, наслаждался смехом Лизетты и чувствовал, как испаряется мрачное настроение. Внезапно он остановился посреди тротуара и с нарастающим возбуждением ощутил, что сегодняшний день – переломный в его жизни. На рекламной тумбе висел огромный плакат с изображением океанского лайнера. Люк уставился на картинку, пытаясь представить радости морского путешествия. Разумеется, первым делом он подумал о Франции, но тут же отверг эту мысль, зная, что пока ему рано возвращаться в родные края. Неожиданно его осенило: изменить свою жизнь и свое будущее вполне возможно – необходимо лишь измениться самому. От этого открытия Люк пришел в восторг.