— Ты забываешь, что Гималаи начинаются там, где другие горы кончаются. Мы очень высоко и шли очень быстро. Завтра день отдыха. А дальше посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.

Сандра принялась расшнуровывать его ботинки и снимать носки.

— Я не такой уж беспомощный, — сказал он.

— А ты в состоянии снять брюки?

Этот вопрос он уже слышал как в тумане и слабо покачал головой.

— Не смущайся, — сказала она. — Мы сейчас просто доктор и пациент.

Ее пальцы ловко расстегнули молнию, а руки скользнули по ногам, когда она снимала с него брюки. Его сердце сильно забилось, но уже не от высотной болезни. Если бы ему не было так отвратительно! Если бы он мог сейчас открыть глаза и посмотреть на нее! Но он не мог. Ибо комната бешено закрутится перед ним.

Мур почувствовал, как Сандра укрыла его простыней, подоткнула с боков, а сверху как одеяло опустила спальник.

— Если что-то понадобится, — прошептала Сандра, — ты знаешь, где меня найти.

Он кивнул и задремал.

Когда Мур проснулся, ее наверху уже не было. Ричарда охватила паника: Сандры не было там, где она должна быть.

Бледный серый свет проникал в окно, и он понял — уже утро. Она ушла. Он сел, и в голове застучало. Потом она появилась, и он снова успокоился. Красная шерстяная шапочка очень шла ее пылающим щекам. Сандра принесла корзинку, накрытую домотканой тряпицей.

— Как ты себя чувствуешь? — Девушка села на край кровати и смахнула волосы с его лба.

— Лучше, когда ты рядом. А где ты была, красная шапочка?

— Я принесла тебе поесть. Тебе нужны карбогидраты.

Ричард обнял ее.

— Мне нужно гораздо больше, чем карбогидраты. Мне нужны сочувствие и общение.

Она подняла корзинку над головой.

— Осторожно, там гречишные лепешки.

Она дала ему одну, он пожевал и проглотил.

— Который час? Нам надо идти.

— Мы же сегодня отдыхаем. Забыл? — Она встала и налила воды из железной кастрюльки, чтобы заварить чай.

— Мы не можем отдыхать. — Он скинул ноги с кровати и уставился на свои кальсоны.

— Мы не можем не отдыхать. Говорят, что мужчины — ужасные пациенты, а мужчины-врачи — худшие их них.

— Я не помню, чтобы снимал брюки, — нахмурился Ричард.

Она дала ему кружку чая.

— А ты их и не снимал. Это сделала я.

— Тогда ты должна их и надеть. И мы уходим.

— Ричард, я их отдам, когда ты будешь в полном порядке. Может, ты и чувствуешь себя лучше, чем вчера, но выглядишь ужасно. — Но даже при этих спутанных волосах, при этой щетине на подбородке, он не мог выглядеть ужасно. Сандра встала над ним: глаза полузакрыты, кожа бескровна. Она держала чай у его губ, и он отхлебнул. Потом подняла его длинные ноги и уложила обратно на постель.

Он сбросил простыню.

— И что мы будем сегодня делать? Я же не могу валяться.

— Мне надо кое-что починить, а ты лежи. Ты не взял с собой никаких медицинских журналов? Мог бы почитать.

— Они скучные. Они для врачей из тех больниц, где есть диализные установки и прочие прелести. Я делаю другую работу, сама знаешь.

Он закрыл глаза. Да, надо отдохнуть, но это бесило его. Никогда он не станет прописывать пациентам постельный режим так хладнокровно, как раньше. Он боролся с сонливостью. Если он уснет, Сандра снова может уйти и не вернуться.

— Подойди сюда, — попросил Ричард слабым голосом. Он услышал ее шаги.

— Что?

— Не уходи.

— Я здесь. Я не уйду.

Он вздохнул, почувствовал легкий поцелуй на щеке. И заснул.

9

Должно быть, пролетели часы, а может, и дни, когда Мур наконец пришел в себя. За окном виднелось темно-серое небо, а Сандра, подобрав под себя ноги, сидела в углу на лавке под лампой и что-то писала в блокноте. Перо скрипело по бумаге. Этот скрип и потрескивание огня были единственными звуками в маленьком домике.

Голова тяжелая, в горле пересохло, а он лежал и смотрел на нее. Если бы они могли остаться здесь навсегда, забыть о времени, раздать все лекарства, жить просто, выращивать картошку. Мур улыбнулся. Она взглянула на него, подняв глаза от блокнота, и улыбнулась в ответ.

Ему хотелось удержать этот миг навечно: свет лампы на волосах, мягкий овал щеки, медленное движение руки, опускавшей блокнот. Она встала и налила ему чай.

Сладкий, горячий, он смягчил горло.

— Кажется, я спал.

— Кажется, ты спал часов восемь.

Не веря, он покачал головой, а она подала ему чашку со светло-коричневой кашей. Мур снова лег, но все съел.

Сандра улыбнулась.

— А что ты писала?

Она подняла блокнот, придвинула стул к грубому деревянному столу.

— Дневник. Мне многое надо записать.

— А о чем ты пишешь? — Он поставил чашку и привалился к стене.

— Дорога, погода, всякое… Я не должна ничего упустить. А теперь вот не могу вспомнить, где мы были две ночи назад.

Он потерся головой о стену.

— В монастыре…

— Нет, не в монастыре, его я помню.

— Я тоже. А как ты пришла ко мне в своей длинной ночной рубашке? Ты написала про это?

Сандра посмотрела на блокнот, и Ричард не мог понять, улыбается она или нет. Он закинул руки за голову.

— Две ночи назад… Это та ночь, когда мы вместе спали в палатке?

— Нет, — Она не отрывала глаз от бумаги. — То было очень давно.

— Давно, давно, давно, — кивал он. — Кажется, я знаю тебя уже целую вечность. Теперь я понимаю, как тебе тяжело всякий раз расставаться со своими туристами.

Она долго молчала. Вода в кастрюле закипела, и Сандра подняла крышку.

— Переход через горы объединяет людей, дорога становится дорогой жизни со всеми ее подъемами и спусками.

Мур подался вперед.

— А мы с тобой сейчас на этой дороге вместе. Наша цель — долина Мананг. Но и путь к цели также важен. Цель — это не сама жизнь. Жизнь — это процесс достижения цели.

Сандра зачерпнула кружкой воду в кастрюле.

— Давай не отвлекаться. К долине Мананг я знаю путь, который могу показать и тебе. Но на дороге жизни нет проводников. Никто не был в твоем путешествии раньше, и никого — в моем. И некому предложить, каким путем идти. Каждый сам должен найти его.

Ричард вытянул ноги.

— Да, но наши дороги сейчас соединились. Неужели ты не чувствуешь?

Она поставила кружку.

— В данный момент — возможно. Но у нас разные цели, это и хорошо для похода. Мы вместе много миль, а когда дорога кончается — все позади. Остается память.

— А воспоминания у тебя хорошие, Сандра?

Она изучающе посмотрела на свои руки.

— Да, мне везет. Я всегда начинаю новый путь с новыми людьми, с новой целью, по новой дороге. И в одну свою жизнь я как бы вмещаю несколько жизней. Немногие могут себе такое позволить.

Она поглядела ему прямо в глаза, вызывая на спор.

Голова Мура раскалывалась от боли.

— И на это ты собираешься потратить всю жизнь?

— Конечно.

— И ты хочешь сказать: это путешествие для тебя ничего не значит? А как с тем, что у нас с тобой было? Я не понимаю тебя.

Она яростно, громко стала мешать чай в своей кружке.

— Это потому, что ты меня не слушаешь.

— Я слушал, когда ты говорила: это путешествие не похоже на другие. Но, может, ты так говоришь каждому. — Он не смог скрыть горечь в голосе.

Отвернувшись от него, Сандра встала на колени перед очагом.

— Раньше так никогда не было, — призналась она тихо. — Это моя вина, все началось с первого дня, как я тебя увидела. — Кочергой она выгребала картофелины, пекшиеся на углях.

— Это когда ты пыталась дать мне взятку за Лиз? Тебе не было стыдно?

— Ты мне не понравился — эдакий надменный, эгоистичный, занятый только собой доктор…

Она умолкла, чтобы разложить еду по тарелкам, и огляделась в поисках посуды.

Ричард поднял ноги, и они показались ему невероятно тяжелыми.

— А что заставило тебя изменить мнение? Сандра поставила ему тарелку с картошкой и вилкой на колени.

— Не знаю. Может, та ночь в «Як и Йети», когда ты ужинал в одиночестве. Не могу выносить, когда человек ест один. — Она села на край его постели с тарелкой на коленях и подогнула под себя ноги. Потом взяла кусочек дымящейся картошки.

— И поэтому ты отправила ко мне того парня из группы?

Вилка стукнулась о тарелку.

— Я никогда никого к тебе не посылала. Он сам. Ты же явно хотел присоединиться к нам. Разве ты не специально ходишь в те места, где можешь встретить американцев?

Он улыбнулся.

— Ага, каждый вечер, лишь бы американские громкоголосые туристы пригласили меня поесть с ними и поболтать о доме. Можешь верить, можешь не верить, но есть люди, которые любят есть в одиночестве.

— А тогда зачем ты подошел к нам?

— Честное слово, я думал, это ты послала того парня.

Сандра вздрогнула.

— Правда?

— Я не хотел тебя обидеть.

Сандра внимательно смотрела на его лицо, бледное, с темными кругами под глазами. Ее сердце болезненно сжалось. Она взглянула на свою тарелку, потом на его.

— Ешь, тебе нужны карбогидраты.

Он откусил и пожевал.

— Ты упорная. Все еще пытаешься руководить мной.

— Тогда почему?

— Почему я нанял тебя своим проводником? — Он покачал головой. — Не знаю. Думал, ты слишком властная и чтобы от тебя избавиться, заставил помогать мне в операционной — вдруг ты уйдешь. Но что-то случилось, я привык, что ты рядом, подаешь инструменты. Мне нравилось видеть тебя по утрам, и я скучал без тебя днем.

Сандра пыталась улыбнуться, но уголки ее рта не слушались, она сжала губы, а глаза горели от слез.

Он ковырял вилкой картошку.

— Поверь, связаться с упрямой женщиной не входило в мои планы, но потом ты сама вызвалась меня вести. И я не мог поверить в удачу.

— Ну вот мы и здесь, — сказала она тихо.

— Вот мы и здесь, — повторил он, как эхо, потянувшись к ней. Потом закрыл глаза, а Сандра стояла возле его постели и смотрела сверху вниз. Он открыл глаза и сощурился. — Не оставляй меня.

— Нет, не оставлю.

Она не оставит его до тех пор, пока они не сделают то, что должны. А потом уйдет, и он это понимает.

Он снова закрыл глаза, довольно вздохнув.

Сандра отложила дневник и взяла починить рубашку Ричарда — он зацепился за камень. Ей везет, уверяла она себя, у нее столько всего впереди. С Муром же всегда будет его работа. А если этого мало, то рядом полно женщин, которые могут в него влюбиться, кто-то согласится отправиться за ним в незнакомые места, подавать инструменты, принимать роды.

Она уколола палец, и капля крови упала на темную фланель. Ричард с кем-то еще? Ей не хотелось думать об этом. Она прижала палец к ладони, чтобы остановить кровь. Почему с ним не может быть кто-то другой, если она сама не хочет? Он был самый добрый, самый отзывчивый, самый внимательный из всех известных ей людей. И он заслуживал, чтобы кто-то добрый заботился о нем. Так же, как он заботился о ней. Кто-то, способный подарить ему детей и вырастить их. И чем скорее она уйдет из его жизни, тем скорее у него появится все это.

Сандра забралась на свою постель и оттуда еще раз взглянула, как он спит. У нее не было фотографии Ричарда, да она и не жалела об этом. Ей и так трудно будет изгнать его из своих воспоминаний. Она натянула спальник до самых глаз и стала ждать рассвета.

Утром Мур хотел двинуться дальше. Его голова была необыкновенно легкой, будто парила сама по себе отдельно от туловища. Но боль прошла. Он чувствовал усталость, хотя и не признался в этом Сандре. Она сама догадалась и не разрешила ему идти.

В сумерках Кибо принес маленького золотого Будду и две свечи. Зажег их. Сандра снова приготовила печеную картошку, а когда Мур отказался есть, села на край кровати с вилкой в руке.

— Мы завтра уходим, — твердо заявил он.

— В том случае, если ты съешь эту картошку.

Он выхватил вилку и крепко сжал ее запястье.

— Не съем, пока сверху не будет сметаны и чеснока. Дольками.

— О, я вижу, тебе лучше. — Она улыбнулась и высвободилась.

— Мне весь день было хорошо. Ты не заметила?

— Я заметила, что ты весь день спал.

— Это потому, что мне скучно смотреть, как ты читаешь, пишешь или шьешь. Что мне еще оставалось? — Он нахмурился.

— В этом и состоит главная идея, — сказала она.

— В чем? Чтобы соскучиться до смерти? Ты держишь меня здесь против моей воли. Ясно? Я могу обвинить тебя в этом.

Сандра засмеялась.

— Мог бы придумать что-то получше. Я никогда не видела здесь полиции. А ты?