— Почему не ограничиться восемью? Это было бы гораздо интимнее, — порекомендовала Ирэн.

— Ирэн Хейден Томас… заткнись! Я устраиваю обед, а не ты. Конечно, город бы с удовольствием снова полюбовался на твою посуду фирмы «Сесиль де Милль». Но я вполне справлюсь с обязанностями хозяйки, уверяю тебя. И даже накрою стол скатертью!

— Ты будешь приглашать Кели и Джина Макдермотт? — требовательно спросила Ирэн. — Мне не нравится Джин. Он иностранец.

Марша улыбнулась. Как это похоже на Ирэн! Она называет иностранцем Джина и притворяется, что ничего не имеет против его таиландской жены.

— Ирэн, — раздраженно ответила Джулия, — если Джин родился в Коннектикуте, это не значит, что он иностранец.

— Я не удивлюсь, если в начале обеда он встанет и запоет военный гимн. Прапрадедушка Хейден тоже воевал, но он никогда не вел себя так, как Джин Макдермотт.

— Может, тебе напомнить, Ирэн, что Юг потерпел поражение?

Ирэн хотела что-то возразить, но Марша в это время припарковала машину на школьной автостоянке и ей пришлось закрыть рот.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дэмион Конвей захлопнул Библию и нетерпеливо провел пальцами по волосам. Библия не сможет помочь ему совладать с Кейдером Хэррисом. Чтобы справиться с Кейдером, нужно всегда быть на шаг впереди этого наглого ублюдка. Он уже слышал, как Кейд называл его «нападающим пастором» в присутствии жителей города. Дэмион вздохнул. Каждый должен нести свой крест — терпеть и присутствие Кейда Хэрриса, и кличку, которой он наградил его в колледже. Он был уверен, что рано или поздно Кейд вспомнит уже забытое прозвище, и вот теперь ему, Дэмиону, придется с этим смириться. Благоразумие не относится к добродетелям Кейда. А если хорошенько подумать, то у Кейда вообще нет добродетелей.

Дэмион отодвинул вращающееся кресло и принялся ходить по комнате. Приезд Кейда создавал проблемы. Пастор был в этом уверен так же, как в том, что ему нужно дышать. Кейдер открыл магазин вовсе не для того, чтобы заняться бизнесом, как говорил. Кейдер никогда ничего не делает без причины, и какова бы ни была эта причина, он обязательно выйдет победителем. Что он задумал и почему? Уже несколько дней эти вопросы мучили Дэмиона. И что он сможет сделать, даже если узнает о планах Кейда?

«Проклятие!» Этот возглас невольно вырвался у него, когда в дверях появилась Кели, держа папку с отпечатанной проповедью. Что-то с ней произошло. Он понял это по тому, как были опущены ее плечи, как дрожали руки. Почему в ее глазах такая боль?

Она смущенно протянула ему папку.

— Дэмион, мне нужно поговорить с тобой. Я не смогу больше печатать для тебя проповеди.

Дэмион ждал, но, не дождавшись дальнейших объяснений, улыбнулся и указал ей на кресло.

— Я все понимаю, Кели, не волнуйся. Я даже удивлен, что ты так долго перепечатывала мои каракули. Обращусь за помощью к кому-нибудь еще. Мне хотелось бы платить тебе больше, Кели, но это все, что позволяет церковный бюджет.

Ее темные глаза наполнились слезами.

— Нет, Дэмион, не в этом дело. Я… У меня возникла проблема, и пока она не будет… решена, я не смогу помогать тебе. Дело не в том, что у тебя плохой почерк или что мне мало платят. Это личное, — сказала она, опустив глаза и глядя на скрещенные руки.

— Кели, ты не хочешь поделиться со мной? Я постараюсь помочь, если смогу. Не всегда, но иногда все-таки становится легче, когда поделишься с кем-то своими проблемами. Если не хочешь довериться мне, то, может, расскажешь кому-то из родственников или близких? Ты, кажется, говорила, что в Лос-Анджелесе живет твой двоюродный брат?

Волнение отразилось на ее лице.

— Я чувствую себя предательницей, — проговорила Кели, глубоко вздыхая. — Мне нелегко обсуждать эту… эту проблему с другим человеком.

— Посиди, Кели. Позволь мне приготовить кофе. Скажи, — спросил он намеренно спокойным голосом, — что ты думаешь по поводу моей воскресной проповеди? Затронет ли она чувства добропорядочных жителей Хейдена, поймут ли они, что я пытался сказать?

Худенькая спина Кели слегка выпрямилась. Она скорее почувствовала, чем заметила, как Дэмион вышел из комнаты. Потом сделала глубокий вдох и решила, что расскажет Дэмиону обо всем. Дэмион поймет, почему она пришла к нему.

Она увидела поднос.

Но дело было не в подносе, который держал Дэмион. Серебро поблескивало на солнце, освещавшем комнату, и она прикрыла глаза.

Дэмион. Тихий. Спокойный. Его присутствие заставляло ее чувствовать себя увереннее. Он предлагал ей помощь… избавление от страха. Он наблюдал за ней, внимательно смотрел в ее глаза. Тихий. Спокойный. Только люди ее национальности могли быть такими тихими и такими спокойными. Кели ощутила облегчение, словно вдруг оказалась дома, на родине.

Дэмион неторопливо поставил поднос на угол своего письменного стола и сел в кресло. Он не стал подходить к ней близко, и это хорошо. Так Кели будет легче разговаривать с ним. Лицо его было ясным и спокойным. Это спокойствие делало его черты еще более красивыми и придавало им зрелость, несмотря на молодые годы. Ничто в облике Дэмиона Конвея не вызывало у нее страха. В нем чувствовалась уверенность и непогрешимость. Внезапно выражение его лица изменилось. Губы сжались, а глаза засветились участием и сочувствием. Он не произнес ни звука. И все же, когда взгляды их встретились, она почувствовала, что хочет все ему рассказать.

Доверясь ему, она заговорила медленно, четко произнося каждое слово. Ее миндалевидные глаза неотрывно смотрели в глаза Дэмиона.

— Мой брак с Джином никогда не был совершенным, — она помедлила, не отводя от него немигающего взгляда.

Дэмион задумался над тем, как она произнесла слово «совершенный». Как будто никогда не слышала его, а прочитала в книге и не была окончательно уверена в том, что знает, как правильно сделать ударение.

Дэмион ничего не ответил, выражение его лица не изменилось.

— Почему несовершенный, это не так важно. И даже браком его трудно назвать.

Странно, но он почувствовал облегчение после слов Кели. Хотя до сих пор он отказывался себе в этом признаваться, ему было тяжело осознавать, что Кели принадлежит Джину.

— Нет, это важно, Кели, — мягко произнес он. — Это из-за его возраста?

Кели опустила глаза, не желая отвечать.

— Посмотри на меня, Кели. Я не смогу помочь тебе, если не узнаю причину.

Она взглянула на него яркими и блестящими от слез глазами, ей так хотелось, чтобы он понял все без объяснений.

— Джин… импотент, — прошептала она. — И это моя вина. Он пытается… изо всех сил… но он никогда не сможет… никогда…

— Я понимаю, — ответил Дэмион, видя, что признание принесло ей облегчение. — Но почему? Он физически не способен?..

— Нет! — вспыхнула Кели. — Причина не в его физическом состоянии. Джину не нужна жена, ему нужен идол, богиня для поклонения, а не женщина из плота и крови.

Дэмион почувствовал, как у него посветлело на душе. Он все понял: Джин не хочет портить совершенную красоту Кели, ее чистоту, а желает, чтобы она всегда была девственницей. Дэмион остался неподвижным, услышав этот неожиданный ответ. Во рту собралась слюна, но он не мог ее проглотить. Если это произойдет, Кели заметит и решит, что привела его в замешательство. Дэмион чувствовал, что Кели еще не все сказала. Это было видно по тому, как напряженно она сидела в кресле. Проглоти же, черт тебя возьми, проклинал он себя. Проглоти и жди.

На какое-то мгновение Кели отвела взгляд, и он быстро проглотил слюну, мышцы живота сразу расслабились. Дэмион ощутил внезапный холод, словно его обнаженным распяли на кресте, и он висит посередине церкви.

— Я никогда не смогу узнать, что значит родить ребенка и вскармливать его грудью… — Это было уже серьезное заявление. Ее раскосые глаза расширились и наполнились слезами. — Как это хорошо… — прошептала она. — Я никогда не понимала…

Спина Кели выпрямилась, и она встала. Сделала шаг, потом другой. Подойдя к Дэмиону, она опустилась на колени и протянула ему руку. Он взял ее и сжал обеими ладонями. И продолжал ждать. Что-то внутри подсказывало ему, что он не должен говорить, не должен делать никаких движений, чтобы не испугать ее.

— У меня… Я не могу… — запинаясь, начала она. — Дэмион, у меня в груди опухоль. Я знаю, это рак. Мне нужна поддержка. Джин не позволит… Джин не разрешит мне оперироваться. Я знаю, что умру, и пришла к тебе, потому что мне очень тяжело, — глаза ее наполнились слезами, и она опустила веки.

Когда Дэмион заговорил, голос его прерывался.

— А ты уверена, что это рак? Ты была у врача?

«Сначала нужно… потом поговорить с Джином… их брак — это уже не так важно… Никогда не будет вскармливать грудью ребенка… О Боже, помоги мне», — молча молился он.

— Я знаю, — просто сказала Кели. И он понял, что она безоговорочно верит этому.

Дэмион слегка сощурился, наблюдая, как ее глаза наполняются слезами, но блестящие капли не бежали по щекам. Как такое может быть, задавал он себе неуместный вопрос. Слезы должны вытекать из глаз… Он вдруг заметил, что руки ее перестали дрожать. Где же слова, которые он должен сейчас сказать? Почему он молчит? Он же священник и должен найти нужные слова. Эти слова существуют, он только не знает их. Слова. Слова успокоения, придающие силу. Нежные слова. Такие же нежные, как сама Кели. Неторопливые слова, слова спасения. Но слова эти не придут. Кели не хочет слов. Их нет. Кели это понимала, и Дэмион тоже.

— Я огорчила тебя, извини, — тихо проговорила она.

— Кели, — прошептал он, обретя дар речи, — ты сказала, что Джин не позволит тебе оперироваться. Я не могу притворяться и делать вид, что понимаю почему. По крайней мере, в данный момент. Я лишь обращаюсь к твоему собственному чувству ответственности. Это твое тело, твоя жизнь, — он старался, чтобы в его голосе не звучала тревога.

Кели села на корточки, голова ее склонилась, плечи были опущены, длинные черные волосы закрыли лицо. Она заговорила так тихо, что ему пришлось напрягать слух. Его взгляд сконцентрировался на ее руках, лежащих на коленях. Не торопясь она начала рассказывать о том, при каких обстоятельствах Джин впервые увидел ее, в какой опасности оказалась ее семья из-за политических распрей в стране, как Джин женился на ней и спас ее родных. Джин помог им всем переехать в другое место и жить под защитой американских вооруженных сил в Таиланде. Джин сильный человек и очень щедрый. Она уважает его и беспрекословно подчиняется ему.

Слушая рассказ, Дэмион начал все понимать. Джин стал для них кем-то вроде почитаемого предка. Согласно традициям своего народа, Кели и ее семья благоговели перед ним, словно перед божеством. Беспредельное уважение и почитание.

— Я не могу не повиноваться Джину и не хочу этого. Я благодарна тебе, потому что вижу по твоим глазам, что ты все понимаешь. Я бы не смогла предать его, Дэмион.

Нет, она не права. Ему хотелось задать ей еще много вопросов. Но он продолжал хранить молчание.

— Ответы на твои вопросы в самой тебе, Кели, — наконец пробормотал он. Он говорил тихо и нежно, боясь причинить ей боль. — Я всегда готов выслушать тебя, Кели. По крайней мере, это я могу. Ты сама должна сделать выбор. Я только прошу тебя сделать его как можно быстрее. Подумай об этом, Кели.

— Джин…

— Не надо говорить о Джине, Кели. Это твой собственный выбор. Джин умный человек, он способен изменить свое решение.

По ее глазам он видел, что Джин будет настаивать. Дэмион поморщился, заметив, как Кели взялась за край стола, чтобы подняться. На ее лице отразилась боль. Но куда же исчезли ее слезы? Ему хотелось это знать, ему необходимо это знать. Ему нужно знать все, что касалось Кели Макдермотт. Где она берет силы, откуда это спокойствие и выдержка? Почему слезы, наполнявшие до краев ее глаза, не потекли по щекам?

— Спасибо тебе, Дэмион, — прошептала она. — Я постараюсь запомнить то, что ты мне сказал.

Кели ушла, а Дэмион остался стоять посреди кабинета, и слюна снова скопилась у него во рту. Он достал чистый белый носовой платок, который всегда лежал у него в кармане и которым он никогда не пользовался. Она поблагодарила его. За что? Что такого он ей сказал? Он не мог припомнить своих слов. Слова, бессмысленные слова. Что хорошего он сделал для нее? Смог ли успокоить? Вместо того чтобы просто утешить ее, обнять и дать выплакаться, он поступил так, как когда-то его отец — стал наставлять. Только отец делал это более искусно и умело, взывая к Божьему благословению.

Дэмион почувствовал, как белый пасторский воротничок сжимает и натирает ему шею. Преподобный Эфрам Конвей, отец Дэмиона, почти тридцать лет был священником евангелистской общины города Хейдена. Дэмион рос в религиозной семье. Как сыну священника ему пришлось многое претерпеть. Эфрам очень строго относился к сыну. Служение Богу было его призванием. Ему пришлось уйти в отставку только после того, как у него случился удар. Церковные власти настояли на этом. В знак уважения к его многолетнему подвижничеству приход отца был обещан Дэмиону. Люди восприняли это естественно, сын продолжил миссию отца, все остались довольны. Все, за исключением самого Дэмиона.