Элизабет Бикон - Возвращенная любовь

Фрея занялась грязными ногами, нашла еще один таз и наполнила его чистой водой. В первом тазике вода уже стала грязной, непригодной для мытья.

Наконец Фрея помылась, насколько это возможно без горячей воды, и горестно вздохнула. В это мгновение открылась дверь и вошел Орландо. Фрея в ужасе застыла на месте, наполовину прислонившись к столу, наполовину сидя на нем, чтобы можно было помыть здоровую ногу и снять тяжесть тела с больной. Она так покраснела, что казалось, каждая частичка ее тела испытывает стыд. Взглянув на него из-под густых волос, она заметила неподвижный, почти изумленный взгляд, точно его без всякого повода стукнули по голове. Оцепенев, Фрея на этот раз разглядела, что его глаза при дневном свете такие же ярко-зеленые, как у его маленькой дочери, и в них отражаются противоречивые эмоции. Орландо уставился на нее, точно моряк, обнаруживший сушу после долгого плавания.

– Прошу прощения, – наконец произнес он низким и более хриплым, чем прежде, голосом, резко развернулся и вышел, прежде чем Фрея успела вымолвить хоть слово.

Она все еще стояла, потеряв дар речи, и думала, что он удрал, как ошпаренный кот. Потом решила завершить свой импровизированный туалет. Фрея с отвращением разглядывала грязную рубашку и платье, как вдруг дверь чуть приоткрылась, показалась сильная мужская рука и бросила на пол чистые вещи, после чего дверь снова плотно закрылась. Фрее это показалось забавным. Она с благодарностью надела сорочку, чуть не разразившись истерическим смехом над последним актом фарса, который сама же и разыграла вместе с Орландо.

Фрея печально взглянула на платье, с трудом надела его и решила, что его жена ростом была значительно меньше ее. Казалось, придется носить свое наполовину разорванное платье, чтобы сохранить хоть какое-то приличие. Если бы только она знала, что он сделал с ним. В следующий раз, когда дверь отворилась, он просунул хлопковое одеяло. Фрея обернулась им, точно банным полотенцем, расправила неприлично обнаженные плечи и, прыгая на одной ноге, покинула судомойню. Она решила предстать перед ним, не теряя собственного достоинства. Ей потребовалась вся отточенная гордость семейства Бакл, чтобы встретить его взгляд так, будто он вовсе не видел ее в чем мать родила.

– Мне хотелось бы попросить у вас расческу, – с важным видом сообщила Фрея.

– Вот этим пользовалась моя жена, – ответил он без всякого выражения в зеленых глазах, передавая ей щетку и расческу. На мгновение Фрея даже забыла, что следовало бы сильно обидеться.

– Благодарю вас. – Она приподняла брови, давая понять, что ему пора удалиться, если в нем осталось хоть что-то от джентльмена.

– Мне обещали наряд, который вряд ли подойдет вам по размеру. Ваше платье постирают и заштопают. Поскольку вы уже на ногах, я позабочусь, чтобы наряд доставили как можно быстрее, – монотонно сообщил Орландо и ушел.

Страдая от боли, Фрея проковыляла к постели, опустилась на нее, задернула занавеску позади себя, чтобы наконец-то почувствовать некоторую иллюзию уединения. Она осмотрела щетку, будто та могла поведать что-то о прежней владелице, но в ней не осталось ни одного случайного волоска, так что не удалось догадаться, какого цвета волосы были у той леди. Фрея вздохнула и, не веря в успех, долго расчесывала спутавшиеся волосы, от всего сердца жалея, что при ней нет горничной. Она оставила ее в Боуленде, не подумав, как сможет обойтись без нее. Конечно, Фрея умела расчесывать свои волосы, все женщины это умеют, но она вспомнила, какую нежность и терпение маленькая Мерси Докинс проявляла к своей требовательной хозяйке, и, как ни странно, ей стало стыдно, пока она распутывала сбившиеся локоны.

Фрея пришла к выводу, что не глупа, раз вдали от дома стала усерднее думать о повседневных нуждах в возникших странных обстоятельствах, однако ей до сих пор удавалось шагать по жизни, не особенно думая о себе или тех, кто ее окружал. Смерть дедушки она переживала тяжелее, чем потерю отца, а неожиданная кончина матери два года назад потрясла ее до глубины души. Если не считать эти две тяжелые утраты, единственным, что до вчерашнего дня причиняло некоторые страдания, был брак его светлости герцога Деттингема с мисс Джессикой Пендл, хотя дело вовсе не в том, что ее сердце разбито.

«Отнюдь нет», – решила Фрея и озабоченно нахмурилась, когда нашла сучок, который застрял в ее волосах, и принялась осторожно вытаскивать его. Герцог предпочел хромую старую деву хорошенькой дочери графа Баклендского. Фрея впервые поняла, не все разделяют убеждение, будто в жизни ей полагается все самое лучшее, что может дать общество. Какое-то время она обижалась и сердилась, ей даже в голову не пришло, почему Джек Сиборн, герцог Деттингем предпочел ей, здоровой и благородной особе, страдающую физическим недостатком мисс Пендл.

Леди Фрея, как и ее мать, нисколько не сомневалась, что ей предопределено стать следующей герцогиней. Однако во время очередного малого светского сезона отовсюду доносились смешки и едкие замечания. Фрея делала вид, будто ей безразлично, что новая герцогиня со своим одурманенным от любви мужем отправилась в длительное свадебное путешествие по Озерному краю[6]. Самые завидные холостяки избегали танцевать с ней и находили будущих жен на шикарных вечеринках, которые устраивала леди Боуленд, или во время посещения театров. Фрея неожиданно стала посмешищем в глазах тех самых людей, которых ей так хотелось впечатлить своей древней родословной и гордой красивой внешностью во время первого выхода в свет.

Смерть леди Боуленд и два года жизни в имении изменили ее. Фрея наконец-то поняла, что она не исключительное существо, благословенное всеми богами при крещении. Лишившись преимуществ, которые дают богатство и титул, она была вынуждена стать самой собой. Леди Фреи, предмета смелых мечтаний матери и дедушки, больше не существовало. В маленькой комнате сидела женщина, которой предстояло, пока не поздно, выяснить, чего она хочет добиться в этой жизни. Ей вдруг захотелось узнать это как можно скорее.

Фрея смущенно поежилась на кровати и, продолжая расчесываться, пыталась убедить себя, что ее нервирует лишь непрекращающаяся ноющая боль в лодыжке. Дело не в том, что она предстала перед Орландо обнаженной, хотя ее, точно дурной сон, преследовала подленькая мысль, как было бы приятно увидеть его совершенно нагим. Она снова нетерпеливо поерзала, но тут же сдержала крик от страшной боли. Нога напомнила, в сколь отчаянном положении она оказалась. Конечно, следовало вести себя, как подобает леди, сколько бы времени ни потребовалось для исцеления. Это потом она покинет этот домик, как можно лучше сохранив репутацию и достоинство, которые и без того пострадали.

Несмотря на горевшие щеки и потрясение, Фрее захотелось узнать, как Орландо воспринял ее. Она даже не обратила внимания на то, что ее пальцы нащупали последний узел в волосах. Теперь волосы стали мягкими и гладкими. Из-за титула и богатства ей льстили, хотя за глаза высший свет смеялся над ней. Тем не менее Фрея знала, что достаточно красива и хорошо сложена. Похожа скорее на нимфу, нежели на богиню. Разумеется, кое-кто мог посчитать ее худощавой и несформировавшейся. «Не иначе, некоторые мужчины предпочитают утонченность очевидным прелестям пышных женщин», – раздумывала она. У нее были длинные изящные ноги, узкая талия и развитые бедра. Она съежилась от чувства вины, будто сама гладила изгибы своего тела, чтобы убедиться, понравятся ли они любовнику. Фрея затаила дыхание, представив, что Орландо когда-нибудь станет смотреть на нее именно глазами любовника, и ужасалась от этой мысли.

Нет больше смысла делать вид, будто она и в самом деле холодна и бесстрастна, не стоит обманываться. Когда в ее сердце вспыхнул горячий огонь, а кровь ускорила бег, Фрея почувствовала себя так, будто заново родилась. Не понимая, нравится ли ей это, она отложила расческу и взяла щетку с некоторой надеждой придать волосам блеск, что могло бы вернуть уверенность, какой она обладала до того, как обнаружила, что герцоги не падают услужливо у ее ног, как спелые яблоки с дерева.

Конечно, она никогда не чувствовала особенного интереса к высокому и поразительно красивому герцогу Деттингему. Но в тот июньский вечер, когда он принимал у себя в Эшбертон-Нью-Плейс гостей, чтобы присмотреть себе невесту, Фрея считала, будто рождена и воспитана для того, чтобы стать женой самого знатного мужчины в стране.

Он был хорош собой, Фрея тоже, и этого, по ее мнению, было достаточно, чтобы их брачное ложе оказалось сносным местом, где можно будет произвести целое племя маленьких лордов и леди.

Внутренний голос прежней Фреи шептал, что она права. Однако подобный брак сейчас казался совершенно безрадостным. Она сидела на скромной кровати бедного мужчины и гнала прочь мысль о том, что могла бы разделить это ложе с ним. Когда Рич сбрил вчерашнюю щетину, его лицо обрело привлекательность. Правда, он не столь красив, как Джек Сиборн, не отличается романтичной удалью, как граф Калверкомб, так поспешно женившийся на Персефоне, прелестной кузине Джека, сразу же после свадьбы герцога, что высший свет неделями с упоением предавался сплетням, грозившим вылиться в грандиозный скандал. Даже юный Телемах Сиборн, известный под именем Маркус, затмил бы Орландо, если бы не робел перед жгучими глазами своей молодой жены. Все знали, что их брак заключен по любви.

Интересно, с какой стати она сидит здесь и думает о семье, из-за которой дошла до того, что больше никто не хотел брать ее в жены. И вдруг догадалась. Это, вероятно, объясняется тем, что Орладно поразил ее своей сдержанной силой. Наверное, инстинкт не обманул. Он много сделал ради нее, нечего и сомневаться в собственном внутреннем чутье. Фрея надеялась на это, иначе уже давно угодила бы в беду, окажись Рич нечестным мужчиной. Очевидно, не просто так он застрял в лесу, где найти его могли лишь по чистой случайности. Явно он из тех мужчин, кто не станет пасовать перед трудностями. Фрея представляла, как он встречает опасности хитростью и безрассудной храбростью, не прячет голову в песок, когда приходится защищать свою семью. «Вот здесь-то, – решила Фрея, радостно поверив в безошибочность своего чутья, – и кроется тайна».

Она догадалась, что Орландо очень любил свою жену. Леди Фрея Бакл даже не смела мечтать, что какой-нибудь мужчина станет любить ее так же сильно. Ради ее благополучия Орландо пересек бы океаны и вступил в бой. Но он все еще здесь, значит, очевидно, его детям что-то угрожает. Фрея покачала головой и нахмурилась, не веря, что кто-то способен причинить зло таким веселым, подающим надежду малышам. А если он сбежал с миссис Орландо из-за того, что его брак решительно не одобрили? Несомненно, его воспитали как джентльмена. Возможно, он работал воспитателем в аристократической семье и сбежал с дочерью какого-то важного лорда? А если все гораздо хуже и он увел жену лорда? Наверное, жена приходилась законной собственностью этого человека, и тот не мог добиться развода в палате лордов. Он ведь не мог притащить жену домой за волосы, заставить выполнить свой долг и родить ему сына. Наверное, лорду так и не удалось выяснить, где она находится.

Фрея пришла к выводу, что не винит жену обитателя леса, если та предпочла его какому-то толстому аристократу, замуж за которого ее выдала семья. Фрея сама чуть не стала жертвой подобного заговора, но у нее не оказалось доблестного спасителя, который перечеркнул бы семейные замыслы. Признавшись виноватой в аморальности, она спросила себя, почему эта женщина не могла завести красивого молодого любовника, чтобы как-то восполнить отсутствие брачного ложа. Однако напомнила себе, что все это домыслы. Даже возможность завести любовника на день не могла бы заставить ее выйти замуж за очередного неприятного протеже Боулендов.

Может быть, Орландо приверженец Руссо или какого-то романтичного поэта-философа, решившего собственными руками обустроить свою жизнь посреди леса? Однако, вспомнив, как он напряженно смотрел на нее горящими глазами, что сулило невероятные наслаждения в постели, Фрея подумала, что тот когда-то был более лихим и сластолюбивым авантюристом, чем любой поэт-идеалист или робкий отшельник. На мгновение она не без волнения допустила, что значит быть горячо желанной неотразимым повесой. Орландо подавил эту похотливую мысль, тоску и надежду, вспыхнувшую между ними, опасаясь, как бы та не разгорелась ярким пламенем. Ушел с таким видом, будто Фрея, как этого требуют приличия, была одета с ног до головы.

Бросив щетку на смятые одеяла, точно та накалилась докрасна, она гнала прочь глупую ревность к женщине, которой принадлежал этот предмет туалета. Давая волю фантазиям, Фрея представила, что Орландо расчесывает ей волосы медленными, чувственными движениями, играет с густыми локонами и накрывает ими ее нагое тело, прежде чем доставить ей удовольствие с королевской щедростью, на которую не способен ни один другой мужчина. Она твердила себе, что понятия не имеет, каково быть чувственно соблазненной и полностью удовлетворенной.