22

Ей было шестнадцать лет, когда все это началось, и она уже проучилась почти восемь лет в школе монастыря Пресвятой Богородицы в Каракасе.

Вначале она бунтовала, тосковала по дому и ненавидела монастырскую школу. Потом постепенно дело наладилось. Она узнала, что монашки готовы почти все простить такой шустрой и умной девочке, как она, а ее едкий смех понравился других школьницам. Лили, которая до этого всегда была одна, нашла в общении удовольствие и даже привязанность.

Подружку звали Розина: серьезная и прилежная девочка, она была противоположностью Лили. В течение двух академических лет они вместе проводили свободное время, гуляли по территории монастырского сада, обняв друг друга за талию, делились секретами. Раз или два они даже поцеловались, гладили друг друга, но страстные прикосновения не приносили удовольствия Лили. Это портило чистоту дружбы, считала она, пробуждая в ней не только чувство вины, но и разочарование – пустые чувства, поскольку она ничего не вкладывала в такие отношения. Она стала избегать Розину, которая, напротив, бегала за Лили как послушная собачонка. На месте Розины появились другие подруги, с которыми можно было похохотать и пуститься на различные проделки. Волновавшие ее прежде какие-то неясные желания у Лили притупились, она снова стала веселой и жизнерадостной девушкой.

Однако хотя ей теперь и нравилась школа, все-таки больше она любила длинные летние каникулы, когда возвращалась домой, в Мандрепору. И то лето, когда ей исполнилось шестнадцать лет, не было исключением. Ее сердце ликовало от предвкушения радости, когда небольшой самолет, посланный за ней отцом, пролетал над синим морем, усыпанным мелкими островками. Как ни странно, Джорге совсем не приходил ей на ум. За последние десять лет она почти не видела его, хотя иногда встречалась на острове с дядей Фернандо, с Фабио, братом Джорге, которые останавливались в пряничном домике и вели дела с ее отцом. Лили как-то спросила отца о такой перемене, что он просто пожал плечами.

– У Джорге дела в других местах. – И если его глаза и потемнели при этих словах, то Лили не заметила этого. Через некоторое время она перестала удивляться, хотя не забывала его совсем.

Когда она однажды выпрыгнула из своего маленького воздушного такси на залитую солнцем посадочную полосу и увидела высокого черноволосого мужчину, одетого в белый костюм, который вылезал из небольшого самолета, стоявшего на траве, она не узнала его. Потом он глянул в ее сторону и помахал – сердце у нее замерло. Это был Джорге!

Мгновенно всплыли все полузабытые грезы, как будто она лелеяла их только вчера. Правда теперь все смягчалось пониманием того, насколько глупым было ее детское желание польстить ему. И Лили, уже девушке, было неловко за себя в пятилетнем возрасте и за свои теперешние чувства, пробудившиеся при первом взгляде на него. Она помахала ему в ответ, и он по траве подошел к ней.

– Лили! Вы ведь Лили, так? Ни за что бы не узнал, если бы ваш отец не сказал мне, что сегодня вас ждут дома. Вы очень выросли!

Черные глаза ощупывали, оценивали ее, он не старался скрыть, что ему понравилось то, что он увидел.

– Надеюсь, что я действительно подросла, поскольку последний раз, когда я вас видела, мне было всего пять лет! – ответила она, смеясь.

– Вы и тогда были красавицей, – отозвался он, – но теперь просто обворожительны.

Лили покраснела от удовольствия. Она откинула волосы со лба, заправив их за уши. Солнце сверкало на золотых браслетах, которые когда-то носила ее мать и которые дочь теперь надевала всегда, когда не была в школьной форме.

– Это ваш аэроплан? – спросила она.

– «Бич»? Мой.

– «Бич»?

– Сокращенно от «Бичкрафт Бэрон». Моя последняя игрушка. Вам он нравится?

– Смотрится великолепно. – И действительно, он напоминал стройную птицу, сверкающую белизной на фоне необъятного голубого неба и сочной зеленой травы.

– Сейчас я улетаю во Флориду, но через несколько дней возвращусь, и тогда мы полетаем вместе. Хотите полетать со мной?

– О, конечно!

– Хорошо. – Джорге взял ее руку и, поднеся к губам, поцеловал пальчики в латиноамериканской экстравагантной манере с подчеркнутой аффектацией чувств, в то время как его глаза – страстные, намекающие – искали ее взгляд. Потом он опустил ее руку, улыбнулся и пошел по траве туда, где стоял его аэроплан.

Лили наблюдала за ним, замирая от возбуждения. До этого с ней никто не говорил так, никто не целовал руку, не смотрел на нее таким ищущим, многозначительным взглядом.

Восхитительное, пьянящее ощущение, что ее ждет что-то новое и прекрасное, сохранялось у нее в машине, которая везла ее на виллу, и делало ее возвращение домой еще более необычным, чем всегда, сглаживая ревнивое чувство, что ее отец теперь не всецело принадлежит только ей одной.

Год назад Отто снова женился, и назойливое присутствие новой жены Ингрид, которую, по его словам, отец знал еще много лет назад в Германии, омрачало радость Лили от возвращения на Мандрепору. Ради отца она усиленно старалась подружиться с Ингрид. Она знала, что после смерти матери он испытывал чувство одиночества, и радовалась, что теперь он останется не один, когда она уезжает в школу. Но, несмотря на все это, она недолюбливала Ингрид, занявшую место ее матери. А когда однажды Лили увидела, что Ингрид надела брошь, когда-то принадлежавшую Магдалене, ее неприязнь усилилась. С этого дня Лили стала носить браслеты Магдалены – небольшой жест протеста – с тем, чтобы сохранить духовное присутствие матери, которую она почти не помнила.

Однако в настоящий момент Лили была настолько счастливой, что никто не мог испортить ее радость возвращения домой.

– На взлетной полосе я встретилась с Джорге, – сообщила она вечером того дня, когда все сидели в гостиной. Перед ними стояли прохладительные напитки, над головой жужжали вентиляторы, бессильные победить несносную жару.

Мягкие сумерки скрыли, как упрямо сжались скулы Отто.

– Ах… Джорге. Понятно.

– Я думала, что делами здесь заправляет теперь Фабио.

– Фабио слишком мягок, – объяснил Отто. – Он начал слишком много пить – наследственный порок, как я думаю, в семье Санчес все чересчур много пьют, – и дела у Фабио совсем расклеились.

– А у Джорге, конечно, дела пошли, – едко вставила Ингрид. Как и всегда, голос ее звучал с необычайной мягкостью, но Лили не могла не заметить подспудный сарказм, и прежняя неприязнь опять вспыхнула в ней.

– Во всяком случае, приятно увидеть его вновь. Это напомнило мне дни, когда была жива мама, – продолжала она, искоса взглянув на Ингрид и почувствовав удовольствие от того, что на лице той проступили два пятна.

– Те дни миновали, Лили, – живо отозвался Отто. Теперь наступила очередь Лили покраснеть от стыда за свою детскую попытку уколоть Ингрид.

– Но это были славные дни, не правда ли? – воскликнула она с вызовом.

– Это было очень давно, – твердо сказал Отто. – А теперь расскажи мне, чему тебя учили в школе в течение этого полугодия.

Разговор продолжался, но радостная атмосфера вечера нарушилась, и Лили толком не поняла, как и почему это произошло.


Джорге возвратился на Мандрепору через несколько дней. Лили встретила его с отцом, когда они выходили из комнаты, которую Отто называл своим кабинетом.

– А вот и наша принцесса! – воскликнул Джорге, глядя на нее так, что ее пульс забился сильнее. – Отто, вы очень счастливый человек, у вас такая очаровательная дочь.

– Да, спасибо, я знаю, – ответил Отто довольно сдержанно.

– Я обещал покатать ее на самолете, – продолжал Джорге, встретившись с ней взглядом. – Что, если завтра в четыре, Лили?

Лицо Отто потемнело.

– Не уверен, что ей это нужно.

– Ах, папа, пожалуйста! – взмолилась Лили. – Джорге позаботится обо мне, не правда ли, Джорге?

– Конечно.

Отто немного смягчился.

– Ладно, Лили, раз ты уже настроилась, – произнес он со вздохом. – Но, Джорге, чтобы до наступления темноты она была дома.

Джорге улыбнулся и ничего не сказал.


Лили думала, что это будет короткий увеселительный полет, но к ее удивлению, Джорге полетел на Сан-Винсент, скользя над сверкающей синей водой с восхитительным мастерством. Лили всегда нравилось летать, особенно в маленьких самолетах – воздушных такси, но сидя рядом с Джорге в носовой части «Бичкрафт Бэрон», она испытала совершенно новое впечатление. Джорге находился так близко, что порой ненамеренно касался ее, и запах его лосьона после бритья, разгоняемый вентилятором, возбуждал ее.

– Наверное, вы проголодались? – спросил он, когда они приземлились на острове Сен-Винсент. – Я заказал столик в ресторане. Но попозже. У нас есть еще время осмотреть достопримечательности.

– Вы хотите сказать… ужин? – спросила Лили с легкой тревогой. – Но я же обещала отцу, что вернусь…

– Вы вернетесь… ну, немного попозже, чем предполагалось. Не беспокойтесь об этом.

Лили не стала спорить. Ею овладело какое-то сумасшествие. Она знала, что отец сильно разгневается, но ей это стало безразлично. Ничто не имело значения, кроме желания быть с Джорге.

На аэродроме их ждала заказанная машина.

– Приходилось ли вам бывать раньше па Сен-Винсенте? – спросил Джорге, поворачивая машину на автостраду Ливард, которая шла на север вдоль западного побережья острова, так что коричневые песчаные заливы тянулись по одну сторону от нее, а холмистая сухопутная часть с тропическими лесами – по другую.

Лили покачала головой.

– У папы не хватало времени, чтобы взять меня с собой.

– Знаете, почему мне нравится Сен-Винсент? – спросил Джорге. – Из-за вулкана. Прошло уже больше шестидесяти лет с момента его последнего извержения, но когда-нибудь он опять оживет. – Его черные глаза сверкали.

– Вы любите опасности, правда? – спросила Лили.

– Идти навстречу опасностям значит оставаться живым, – ответил Джорге. – Да, мне это нравится. Так же, как и вам, моя юная принцесса. Я это чувствую.

Лили ничего не сказала. Она никогда об этом не думала, но теперь, после его слов, ей показалось, что Джорге открыл что-то, глубоко затаившееся в ней, чего не разглядел никто в ее зачарованном, уединенном мирке.

Через несколько миль к северу от Шатобелер дорога закончилась. Джорге остановил машину в том месте, откуда они могли полюбоваться видами на залив Пти Бордель.

– Я привезу вас еще раз сюда, когда у пас будет больше времени, – сказал он. – Тогда мы на лодке сплаваем на водопады Балеймо. Вода падает с вулканического обрыва. Огонь и вода, Лили… тоже очень волнующее зрелище.

Он взял ее руку в свою, обвил ее пальцами и как бы незаметно коснулся ее бедра. У Лили перехватило горло. Возбуждение от полета и близости Джорге и так уже сильно обострили ее чувства, а его прикосновение подействовало на нее как ток высокого напряжения. Он не сводил с Лили взгляда, продолжал ласкать, вызывая у нее все более острые ощущения. Она не думала, что такие легкие прикосновения могут дарить столько радости, и сидела, не двигаясь, почти не дыша.

Он поцеловал ее, потом отстранился и посмотрел на нее.

– Вы очаровательны, Лили, я так долго ждал этой встречи.

Счастье так и распирало ее. Казалось, все ее грезы сбываются.

Джорге пил мало.

– Мне надо благополучно доставить вас домой, – объяснил он. – Да и зачем мне сейчас вино. Я пьян от одного вашего присутствия.

Они полетели назад в бархатной темноте ночи, в черной воде под ними отражались звезды. И только когда они уже сели на посадочную полосу, Лили охватила тревога. Отец придет в ярость!

Отто просто взбесился.

– Где ты была, Лили? – строго спросил он. – Я же сказал тебе возвратиться до наступления темноты!

– Мы были на Сен-Винсенте. И какое ты имеешь право приказывать мне? Я уже не ребенок.

– Не ребенок. Но еще очень молода, чтобы находиться неизвестно где с Джорге. Он для тебя – неподходящая компания.

– Извини, папа, – мягко сказала она, стараясь не испортить впечатлений дня спорами и взаимными препирательствами. – Пожалуйста, не сердись. Я же вернулась, верно?

Отто грустно покачал головой, думая, что Лили слишком похожа на свою мать, а это не к добру. Магдалена тоже умела легко обвести его вокруг пальца.

– Ладно, давай забудем об этом. Но я не хочу, чтобы ты с ним встречалась снова, – предупредил он ее. – Да и вообще, завтра он улетает во Флориду, и я сомневаюсь, что он возвратится оттуда до окончания твоих каникул.

Лили ошеломило это сообщение. Джорге ничего не сказал ей об отъезде во Флориду. Все очарование дня растаяло, сердце Лили болезненно сжалось.


– Лили, звонил ваш кузен, – сообщила сестра Консепта. – Завтра он приезжает, чтобы пригласить вас на чай.

Пораженная Лили уставилась на монашку. У нее не было никакого кузена, тем более такого, который заехал бы к ней в школу и пригласил на чай. Наверное, произошла какая-то ошибка.