– Мой кузен? – непонимающе переспросила она.

– Ваш кузен Джорге Санчес. Что с вамп, дитя мое? Почему вы так смотрите? Вы не хотите принимать это приглашение?

Теперь сестра Консепта выглядела сбитой с толку. Девочки обычно приходили в восторг, когда кто-нибудь из родственников вызволял их на время из монастырской школы с ее строгостями.

– Ах… Джорге! – воскликнула Лили, изумленная и обрадованная. – Ах, да, сестра. Да, конечно, я пойду, – быстро произнесла она. Теперь ее радость не могла испортить даже осознание того, как рассердился бы отец, узнай он об этом.


Джорге явился за ней на следующий день, въехав во двор монастыря на ярко-красном «порше». Лили увидела, как он прибыл, из окна общежития, откуда она наблюдала за двором со все более нараставшим нетерпением.

– Он – здесь! – вскрикнула она, спрыгнув с подоконника, на котором сидела, и собрала волосы в пучок, чтобы они не рассыпались.

– Это твой кузен?! – Анджела Гомес, ее лучшая подруга на данный момент, бросилась к окну, чтобы взглянуть на высокого, слегка краснощекого мужчину в белом костюме, вылезавшего из «порше».

Лили гордо и возбужденно улыбнулась. Ее так и подмывало поделиться с Анджелой, но какой-то инстинкт остановил ее. Анджела, может быть, и лучшая ее подруга, но еще и сплетница. И Лили испугалась, что, если расскажет правду Анджеле, это тут же станет известно всему монастырю и ее увольнительные в город будут поставлены под вопрос. Но удержаться не могла.

– Он совсем не кузен мне, – самодовольно произнесла она.

– Я так и подумала! – фыркнула Анджела. – Он – старый! Скорее твой дядя.

Лили с ненавистью посмотрела на нее. Может же Анджела быть иногда такой тупицей. Возраст тут не имеет никакого значения!

– Ты просто завидуешь, что я ухожу в город, а ты остаешься здесь, и машина твоего отца всего-то старый, набивший оскомину «мерседес».

Лили схватила сумочку и помчалась вниз по лестнице, но потом спохватилась, замедлила бег до почти что нормального шага, который больше приличествует утонченной молодой даме, которой она, по мнению Джорге, стала.

Джорге находился в кабинете сестры Консепты, и если он не произвел большого впечатления на Анджелу, то монахиню он явно покорил. Ее небольшое круглое лицо покраснело от удовольствия, она непрерывно двигала рукой, что говорило о ее возбужденном состоянии.

– А… Лили… приехал ваш кузен, – затараторила она, когда Лили постучала в полуоткрытую дверь, а Джорге заговорщически подмигнул ей.

– Лили, будь осмотрительна, чтобы твое поведение не бросило тень на нашу школу.

– Слушаюсь, сестра.

Постарайся вернуться вовремя и не опоздать к вечерней молитве в шесть часов.

– Не беспокойтесь, я позабочусь об этом, сестра, – заверил ее Джорге.

Щеки сестры Консепты стали совсем пунцовыми.

– О, я уверена, что вы это сделаете, сеньор. Я не хотела говорить об этом… но правила остаются правилами. Мы разработали их для блага самих девочек.

– Очень разумно, – торжественно произнес Джорге.

Когда она садилась рядом с ним в машину, Лили уже не могла больше удержаться от хихиканья.

– Джорге… вы невозможный человек! Она такая педантка в отношении правил и распоряжений. И если бы узнала правду, ее бы хватил удар!

– Если вы будете осмотрительны, она не узнает. Он улыбнулся ей, под черной щеткой усов сверкнули очень белые зубы, ее сердце екнуло.

– Куда мы едем?

– Все равно куда, верно? Для меня – главное, что моя принцесса рядом.

– Папа опять придет в ярость, если узнает об этом. После нашего полета на Сен-Винсент он категорически запретил мне встречаться с вами. Но вас все равно тогда не было на острове. Почему вы уехали так внезапно?

Джорге пожал плечами.

– У меня были дела во Флориде.

– Какие дела?

– Ну, всякие. Не станем же мы тратить время на то, чтобы обсуждать такие нудные вещи, правда?

Его лицо слегка потемнело при этом се вопросе – он нахмурился, Лили на мгновение стало тревожно. Не надо портить этот день, вести себя как избалованная девочка. Но через некоторое время его рука соскользнула с руля и легла на ее руки, ее охватило такое возбуждение, как будто вспыхнула римская свеча[1] и осветила ее так ярко, что свет не померк, даже когда погасла сама свеча.

Они отъехали от монастыря, направляясь на возвышенность, господствовавшую над городом. Когда они уселись в высокой сухой траве на обочине дороги, говорила в основном Лили, а Джорге молчал и слушал ее с довольной улыбкой. Он держал ее руку и Лили боялась пошевелиться, чтобы не нарушить очарование момента, но потом почувствовала, как пальцы ее начали неметь и их как бы покалывало иголочками.

Неподалеку росли дикие орхидеи. Джорге сорвал один цветок и заколол его в ее волосы. Она подумала, что это – именно это – и является настоящим счастьем; рай, о котором рассказывали монахини, вдруг спустился на землю. – Моя малышка Лили, – произнес Джорге. Он нежно поцеловал ее, взасос, как будто пил из се губ сладость, подобно нектару из цветка.

Ей страстно захотелось, чтобы он прижал ее к себе, захотелось обвить его шею, куда ниспадали густые черные волосы, прижаться к нему, но она не решилась сделать это. Вместо этого она сидела совершенно смирно, наслаждаясь моментом и старательно запоминая его всеми своими чувствами, с тем чтобы не забыть и потом разобраться во всем этом, когда свет в общежитии погасят и другие девочки заснут.

Когда пришло время возвращаться, она на мгновение испытала паническое чувство, что время ускользает от нее.

– Вы приедете еще повидаться со мной, правда? – спросила она.

– Конечно, приеду. Но не скоро и не часто. Монахини могут что-то заподозрить.

– Да. Да, они могут – они такие старомодные! – Но она жалела их, бедные обездоленные души. Клятвы этих женщин мешают им испытать то, к чему она уже смело прикоснулась.

Джорге привез ее во двор монастыря как раз в то время, когда колокол начал созывать их на вечернюю молитву. Лили проводила глазами ярко-красный «порше», скрывшийся за облаком белого выхлопного газа, и побежала на вечернюю службу. И когда она опустилась на колени при свете свечей в приделе Пресвятой Девы, она прочитала две молитвы. Одну благодарственную – «Не забывай благодарить Пресвятую Деву за ее благодеяния» – так называли ее монахини. Вторую – идущую из глубины сердца.

«Дай, чтобы Джорге поскорее приехал опять. И пусть он полюбит меня так, как полюбила его я».


Джорге еще дважды приезжал к ней, прежде чем она поехала домой на Рождество, и каждый раз повторялось то же. Он нашептывал ей ласковые слова, целовал ее, но не пытался пойти дальше.

Это потому, что он уважает меня, говорила себе Лили, которая разрывалась между желанием получить большее и боязнью неизведанного. Ее беспокоила также реакция отца, когда он увидит ее вместе с Джорге, но, к ее большому разочарованию, Джорге на Мандрепоре в это Рождество не оказалось, и она все праздники провела в ужасном волнении.

– Джорге, где вы пропадали? – бросилась она к нему, когда он в очередной раз заехал в школу, чтобы взять ее на прогулку.

– Во Флориде.

– Опять Флорида? Я думала, вы будете на Мандрепоре.

– Что это такое, допрос испанской инквизиции? – недовольно пробурчал он.

Потом наступил перерыв более чем в шесть недель. Лили просто истерзалась. Возможно, предполагала она, это объясняется тем, что он относится к ней все еще как к ребенку. Может быть, он тоже желал большего, но не хотел насилия, боялся делать что-то такое, к чему, по его мнению, она не была готова. Ну, что же, в следующий раз, когда он начнет целовать ее – если он вообще поцелует ее еще когда-нибудь! – ей следует постараться исправить дело.

Когда же такой случай представился, от волнения у нее все пересохло во рту. Они остановились на высоком холме, откуда открывался вид на Каракас. В быстро сгустившихся тропических сумерках, огоньки внизу сверкали, как мерцающие звезды. Он положил руку ей на плечи, а ее голова покоилась на его широкой груди. Она почувствовала, как он целовал ее волосы, по ней пробежала легкая дрожь и, набравшись храбрости, она нашла слегка дрожащей рукой его руку и направила ее к своей груди. С того момента, когда его рука оказалась там, она почувствовала себя так хорошо, что забыла про страх, ощущая, как его пальцы нежно, но решительно двигались, гладя ее грудь. Потом он вдруг внезапно отнял руку.

– Нет, Лили, – произнес он.

Она чуть не разрыдалась от стыда и разочарования.

– Нет, принцесса, – повторил он. – Сейчас не время и не место. Я не хочу начинать чего-то, что не смогу завершить.

– Но… Вы можете завершить, – хотела сказать она, но не посмела.

– Я уже говорил, что могу подождать и еще. Наша первая близость должна быть ослепительной. Я слишком люблю вас, чтобы позволить себе иное.

Ее распирало от радости. И на какое-то время Лили опять успокоилась.

Однако по мере того как подходило лето, ее опять охватило беспокойство. Приедет ли Джорге в отпуск на Мандрепору или опять отправится во Флориду? Она собралась с духом и спросила его об этом.

– Приеду на остров, – ответил он просто.

– Значит… мы сможем встречаться?

– Нам надо проявить осторожность. Ваш отец не одобрит паши встречи. Но мы что-нибудь придумаем. Просто помалкивайте и позвольте мне самому побеспокоиться об этом. – Он улыбнулся, обнажив белые зубы, ей очень нравилась эта улыбка.

Все время каникул Джорге провел на Мандрепоре, и впервые в жизни Лили забыла свои любимые занятия, не виделась с Джози, бросила все остальное ради того, чтобы каждую свободную минуту проводить в уединенной бухточке среди скал, где, знала она, найдет ее Джорге, когда дела позволят ему отлучиться. Для нее он стал дыханием самой жизни. Как будто весь мир сошелся только на нем, и, когда его не было, ей казалось, что она жива наполовину. Она развила в себе изобретательность и способность обманывать, чего не замечала за собой ранее, чтобы помешать отцу знать, как она проводит свои дни, даже устраивала инсценировки: делала вид, что она удирает от него тайком, чтобы просто провести время с Джози.

Иногда все проходило великолепно. Они плавали в хрустально чистых водах, потом обсыхали, лежа рядом на горячем песке, еле касаясь друг друга. Лили восхищалась красотой фигуры Джорге, все еще гибкой, которая пробуждала в ней такое страстное желание, какое она никогда не испытывала раньше. Он возил ее в бар «Джонни Шовелноуз» на южной стороне острова, который посещался местными жителями, покупал ей там напитки, которых она никогда не пробовала, вроде местного пунша и коктейля из джина, воды, сахара и мускатного ореха. Нашептывал ей на ухо нежные слова. А однажды предложил ей посетить свой дом.

Как только он сказал об этом, Лили сразу поняла, к чему он клонит. Ее сердце громко застучало.

– Вы хотите сказать… сейчас?

– Да, через несколько минут. Вы не хотите?

– О, да… хочу… – Именно этого она ждала так долго. А теперь, когда желанный миг наступил, ее охватила паника.

– Не смотри так испуганно, малышка. Бояться тут совсем нечего. Ты же не думаешь, что я причиню тебе боль, правда?

– Нет… не думаю… конечно, нет.

– Тогда я пойду вперед и буду ждать тебя. Выжди немного, чтобы нас не видели вместе, и иди следом. – Он взял ее руку, целуя ее пальчики так, что ее страх перешел в страстное желание. – После нашей близости, Лили, ты станешь моей, а я вечно буду твой.

Когда он ушел, она сидела на пляже, подтянув колени к подбородку, любуясь знакомыми видами, и вдруг подумала, что в последний раз видит все это глазами ребенка.

Через несколько минут она поднялась, поправила на плечах халатик, чтобы прикрыть еще не высохший купальный костюм, прошлась рукой по бедрам, как бы исследуя мягкие выпуклости низа живота и отчаянно надеясь, что они понравятся Джорге. Потом медленно повернулась, пошла назад в тени пальмовых деревьев по направлению к пряничному домику. Солнечные лучи, проникавшие сквозь ветви, сверкали на ее коже, но это не шло ни в какое сравнение с теплой увлажненностью, появившейся там, где уже разгоралось пламя желаний.

Она поднялась по ступенькам, жаждущая близости, но все еще двигавшаяся, как во сне.

– Это ты, принцесса? – крикнул Джорге, когда услышал, как она отворяет дверь.

– Да.

– Поднимайся сюда.

Она поднялась по ступеням дома в старом колониальном стиле, босые ноги не издавали ни малейшего звука. В дверях спальни показался Джорге. Он переоделся, набросил на себя черный шелковый халат чуть ниже колен, обнаживший его плотные загорелые икры.

– Минуточку, принцесса. Я внесу тебя в дом, как это показывают в кино.

Он подхватил ее на руки, она обвила руки вокруг его шеи, ощущая с повышенной чувствительностью его густые волосы и гладкую мягкость щелка халата.