– Ах, вы любуетесь моим триптихом?

Ги не слышал, как Лили возвратилась в комнату. Теперь он повернулся и увидел ее в дверях со стаканом лимонада в руке. Она набросила на себя ситцевую рубашку большого размера, и от этого казалась еще более уязвимой и хрупкой, чем прежде.

– Ваш триптих? Она засмеялась.

– Так всегда говорит папа. Этот триптих мне всегда нравился, с детских лет.

– Он великолепен. Но у вас здесь собрано много великолепных предметов. Ваш отец, верно, коллекционер.

– Ну, я не назвала бы его коллекционером в полном смысле этого слова. Во всяком случае, я не знаю, чтобы он что-то собирал. Эти предметы всегда были у нас—всегда на моей памяти. Думаю, он мог привезти их с собой, когда приехал сюда.

– Из Германии? Но, мне показалось, вы сказали, что его дом был полностью разрушен.

– Он-таки и был разрушен. Но сокровища, вероятно, были где-то укрыты, когда пошли бомбардировки. И я намерена и Дальше хорошенько заботиться о них. В конце концов, может случиться так, они останутся единственным моим достоянием.

Он быстро взглянул на нее, она нервно хихикнула.

– Довольно об этом. Вы достаточно натерпелись за один день – от меня и моих нервов. Нашли ли вы лед?

– Нет, он мне не нужен. Спасибо.

Но коньяка ему хотелось выпить. О, Господи, как же не хотеть свой собственный коньяк! Ги с нежностью отпивал его, зная, что выпивать одним залпом очень выдержанный, очень старый коньяк де Савиньи нельзя, надо относиться к нему как к лекарственному, божественному напитку.

– Ваш отец?.. – начал он вопросительно.

– Он отдыхает. Я заглянула к нему, он спит.

– А… – Значит, сегодня он не увидит Отто. – В любом случае, спасибо за угощение.

– Спасибо, что вы спасли мне жизнь. Я поступила очень глупо. Сожалею об этом. – Она выглядела такой маленькой и такой бесконечно обворожительной в своей не по размеру большой рубашке, сжимая в ладонях стакан только что приготовленного лимонада.

Ги неожиданно охватило чувство жалости к ней, но он не позволил себе поддаться ему.

– Может быть, вы разрешите мне как-нибудь угостить вас? – спросил он, почти не ожидая, что она согласится.

Но она неожиданно кивнула.

– Это было бы приятно. С удовольствием.

– Хотите сегодня? – спросил он.

– Нет, не сегодня. Скажу совершенно откровенно, что чувствую себя неважно. Может быть, завтра?

– Прекрасно. На другой стороне острова имеется бар…

– Джонни Шовелноуза?

– Да. Может быть, он не совсем в вашем духе, но…

– У Джонни Шовелноуза отлично. Мне там нравится – хотя папа разгневался бы, если б узнал, что я туда ходила. Послушайте, не трудитесь и не заходите за мной. Я сама загляну к вам. Ведь ваш домик по пути туда, правда?

– Да, но…

– Если я окончательно расшалюсь, то вы меня опять проводите. Успокоит ли это вашу мужскую гордость?

Он тряхнул головой, рассмеялся. Лили, казалось, снова обрела непринужденное очарование, которое он отметил в ней еще в самолете. Теперь трудно было поверить, что эта девушка и истерзанная душа, которую он едва спас в море, одно и то же лицо.

– Значит, увижу вас завтра вечером. Если не возникнет какая-нибудь неожиданная работа. Но коль это случится, я вас предупрежу.

Он допил коньяк, поставил бокал на стол и направился на открытую веранду. Обернувшись, он увидел в комнате Лили, такую очаровательную, что вся его душа просто сжалась от восторга: триптих, который так сиял, что, казалось, вокруг фигуры, привязанной к столбу, опять разгорелся костер. Волосы той девушки были коротко подстрижены, как у юноши, и все же в тот момент Ги показалось в результате какого-то светового эффекта, что чертами лица горевшая на костре святая Дева напоминала Лили.


Ги сидел на веранде своего домика, глядя в сгущавшиеся сумерки, у его локтя стоял стакан.

Он уже порядочно выпил с тех пор, как возвратился домой с виллы, но остался совершенно трезвым: алкоголь не изменил настроения, которое его охватило.

Он должен ликовать, говорил Ги сам себе. Теперь он получил нужные доказательства, чтобы передать фон Райнгарда суду – если тот протянет до этого – и потребовать возвращения украденного семейного наследства. Но никакого ликования он не испытывал, только смятение – вихрь эмоций, которых он не испытывал раньше. И он знал, что причиной тому Лили.

Ги хотел торжества справедливости для своей семьи – всей душой хотел этого, – чувствовал, что обязан рассчитаться за несправедливость и зло, которые были причинены более тридцати лет назад. Но если он сдержит слово и выполнит эту миссию, то погубит Лили. Сознание этого разрывало ему сердце. Перед глазами его в сгущающихся сумерках стояло прекрасное лицо, измученное лицо, и слышался ее голос, негромкий и хриплый: «Дело не в том, что мне хотелось умереть… Мне просто не хотелось жить дальше», который, казалось, доносился из трескотни цикад южной ночи.

Он мог бы обойтись и без всех этих осложнений, размышлял Ги с некоторой долей гнева. Ему стоило отбросить все в сторону и сконцентрироваться на том, ради чего он приехал сюда. Ох, нет, это не так-то легко сделать.

С глубоким вздохом Ги потянулся за бутылкой и опять наполнил стакан.

25

На следующее утро Лили решила наконец выполнить данное себе обещание посетить Джози. Отто принял значительно большую дозу лекарств, чем в предшествовавшие вечера, и все еще спал. Поэтому ей не надо было объяснять, куда она направляется. Ему вряд ли понравилось, если б он узнал, что Лили отправляется к своей старой подружке, но ей хотелось повидаться с Джози, и в любом случае после вчерашнего происшествия, считала Лили, ей не стоит оставаться одной.

Лили все еще с трудом верила тому, что она выкинула – почти что натворила вчера. Никогда в жизни ей не приходила мысль о самоубийстве, и теперь память о странном летаргическом трансе, от которого она чуть не погибла, казалась ей устрашающей и необъяснимой. Если б не Ги, сейчас ее уже не было бы в живых: как просто и как ужасно. Поэтому теперь она не была уверена, что сможет когда-нибудь опять полностью доверять себе.

Хибарка, где жила Джози со своим мужем Абелем, находилась на самом краю трущоб, и Лили порадовалась этому. Место не из самых приятных на острове – все эти лепящиеся друг к другу лачуги из поржавевших железных листов, неприятные запахи пригоревшего масла и пота, отсутствие канализации и нормальных стоков и люди, жившие в страшной тесноте. Когда-то Лили дала себе зарок, что в один прекрасный день она позаботится об улучшении этих жилищ местных жителей, но теперь она осознала с грустью, что такой день не наступит никогда.

Джози стирала в корыте возле своей хибарки и развешивала белье, чтобы просушить его на солнце, когда заметила, что к домику подходит Лили. Она бросила белье в корыто, подхватила на руки Уинстона и побежала навстречу Лили, широкая улыбка осветила ее круглое симпатичное лицо.

– Лили, Лили! Просто не верится! Ты прилетела домой! Абель сказал, что слышал о твоем приезде, но я подумала, что он опять слишком наклюкался рому!

Две девушки крепко обнялись, зажав меж собой малютку Уинстона.

– Конечно, я приехала, – отозвалась Лили. – Решила сделать это сразу же после получения твоего письма. Я так благодарна, что ты написала мне, Джози.

– Ну, я подумала, что ты должна узнать об этом, хотя Абель считал, что я вмешиваюсь и поступаю неправильно.

– Разве это вмешательство. Я бы никогда не простила себе, если б опоздала.

– Как он? – спросила Джози, и ее смуглое лицо стало серьезным.

– Он действительно очень плох. Но давай не будем говорить о папе. Давай поговорим о тебе. Расскажи мне все свои новости.

– Ну, как ты видишь, у меня скоро родится второй ребенок – очень скоро! – Джози ласково похлопала себя по огромному животу под платьем яркой окраски и опять улыбнулась. – Примерно через пару недель, Лили, и я надеюсь, что, может, ты поговоришь со своим отцом обо мне. Мне бы хотелось родить ребенка здесь, но ты знаешь порядки…

Лили покривилась… Она знала, что местные жители должны выезжать с Мандрепоры на время родов, чтобы новое поколение жителей не претендовало на права уроженцев Мандрепоры. Ей это представлялось очень несправедливым и ненужным, но она не была уверена, что может тут чем-либо помочь.

– Не думаю, что папа сейчас в состоянии принять решение по такому вопросу, как этот, Джози, – произнесла она извиняющимся тоном. – Я постараюсь поговорить с ним, если представится возможность, но обещать ничего не могу. Могу лишь посоветовать тебе родить раньше времени, чтобы о сроках никто не знал.

Джози засмеялась.

– Мне и правда хотелось поступить именно так, Лили, – ради самой себя и малютки. Сейчас я себя чувствую неважно. Наверное, родится очень крупный ребенок.

Девушки сидели на солнце и болтали, но впервые за всю жизнь Лили ясно почувствовала неравенство между ними, и это ее огорчило. Когда-то они были очень близки. Теперь их жизни развивались по совершенно разным направлениям. Но несмотря на то, что у Джози всего было гораздо меньше, Лили завидовала ей. Что значат деньги и имущество? Они не дали ей ничего, кроме душевной боли и разочарований, в то время как Джози вполне была довольна мужчиной, которого полюбила, обожала своего ребенка и ждала другое дитя. Лили воспринимала все это болезненно, ей хотелось такого же безусловного счастья.

– А теперь твоя очередь, – завершила Джози рассказ о своих новостях. – Как тебе в Нью-Йорке?

– Что там рассказывать. – Разве могла Лили обрисовать тот, совершенно другой, мир девушке, которая практически никогда не покидала остров? – Я хожу на работу, а в конце дня возвращаюсь в квартиру…

– В собственную квартиру?

– Да.

– Представляю – собственная квартира! – воскликнула восхищенная Джози. – А ухажеры?

– Ничего серьезного.

Джози отогнала муху, которая села на Уинстона.

– Встречалась ты с Джорге? – спросила она, не глядя на Лили.

– Да.

– И?..

– Джози, между мною и Джорге все кончено. Ты это знаешь.

– Разве? Я так не думала, – откровенно призналась Джози.

Лили помолчала в нерешительности.

– Вот как… ты когда-нибудь слышала о деловых интересах Джорге? – спросила она, запинающимся голосом. – Например, о том, что он делает на Мандрепоре и зачем летает во Флориду?

Джози покачала головой.

– В поселке наверняка говорят об этом, – настаивала Лили.

Выражение на лице Джози стало замкнутым.

– Я не слушаю сплетен, Лили. Безопаснее ни о чем не знать.

И она воспротивилась тому, чтобы быть дальше втянутой в обсуждение этого вопроса.

– Ладно, думаю, мне пора возвращаться домой, – произнесла наконец Лили. – Папа мог проснуться и теперь гадает, куда я подевалась. Сегодня вечером я собираюсь погулять. Пойду в бар Джонни Шовелноуза.

Глаза Джози округлились.

– С кем же ты пойдешь туда?

– С новым пилотом, который занимается перевозкой пассажиров. Его зовут Ги де Савиньи.

– Будь осторожней, Лили. Джорге не понравится, если тебя увидят с кем-нибудь другим.

– Джорге это не касается, – отрезала Лили.

Но когда она удалялась из раскаленного и провонявшего поселка, она подумала об этом с большим беспокойством. Джози права. Если Джорге узнает, что она встречается с кем-то другим, это ему не понравится. Но она должна доказать ему, что он больше не властен над ней. Да, в любом случае, подумала она, хотя Джорге и опасный человек, Ги де Савиньи сумеет постоять за себя.


Бар Джонни Шовелноуза располагался на самой кромке мыса, выдававшегося в океан, на близком расстоянии от причалов и гостиницы. Крыша из тростника покрывала центральную часть бара, отбрасывая спасительную тень на высокие сиденья, расставленные со всех четырех сторон от стойки, а мелкие зонтики из тростника защищали от солнца столики, разбросанные вокруг и на самом пляже.

Пожалуй, бар представлял собой наиболее уютное местечко на всей Мандрепоре. Здесь частенько звучала музыка: включали радиолу или играл заезжий гитарист, и всегда был под рукой Джонни Шовелноуз, чтобы рассказывать клиентам необычайные истории об острове. Для тех, кто хотел не только выпить, но и поесть, готовились знаменитые жареные пирожки с начинкой из курятины с картошкой, завернутые в вощеную бумагу. В непринужденной, веселой обстановке обитатели острова похлопывали по плечам приезжих – посетителей гостиницы, а с наступлением ночи музыка звучала все громче, а разговоры становились все более горячими.

В прежние дни этот бар привлекал Лили, как освещенные оконные рамы привлекают ночью мотыльков.

Порой, еще будучи ребенком, она крадучись уходила из дома поздно вечером и из-под укрытия пальмовых деревьев издали наблюдала за вольным поведением людей в баре. Потом она достаточно осмелела, чтобы заходить в бар с Джози: они взбирались на высокие стулья, надеясь, что никто не рискнет рассказать об этом Отто, вызвав его гнев. И конечно, она бывала там с Джорге… Однако сегодня этот яркий оазис света и музыки не казался ей привлекательным – ее нервы были на взводе.