Вирджиния Эндрюс - Врата рая

— Я верю тебе, мама. Больше, чем кому-либо еще на свете, — призналась я, хотя и не могла сдержать своего разочарования. Столько лет я слышала это обещание! А когда придет это время? Мне уже исполнилось восемнадцать лет, я уже вполне взрослый человек. Мама подарила мне свои самые дорогие брильянты, свою самую дорогую для нее модель коттеджа. Когда же она расскажет мне подлинную историю своей жизни?

— Моя Энни, моя драгоценная, драгоценная Энни. — Она притянула меня к себе и прижалась своей щекой к моей. Потом она вздохнула и поднялась. — Я еще не купила подарка на день рождения твоей тети Фанни. Хочешь помочь мне подобрать что-либо для нее?

— Хорошо. Однако Люк так расстраивается из-за этого приема.

— Я знаю. Почему мы угождаем ей — остается для меня тайной. Но не вздумай недооценивать свою тетю Фанни. И хотя говорит, как дикий горец, она далеко не глупая. Фанни заставляет нас чувствовать вину еще до того, как мы получим шанс сказать свое «нет». Другого такого человека вообще не существует, — добавила она, весело улыбаясь.

— Поговори с ней о Люке, мама. Сделай так, чтобы она не заставляла его чувствовать себя виноватым из-за того, что он собирается ехать в Гарвард учиться.

— Его приняли? — В ее голосе был восторг.

— Да. И с полной стипендией!

— Как замечательно! — Мама горделиво расправила свои плечи. — Еще один потомок дедушки Тоби Кастила отправляется в Гарвард, — объявила она с пафосом, будто произносила речь перед всеми горожанами. Потом ее глаза потеплели. — Не беспокойся о Фанни. Она может сказать или сделать что-либо драматическое, но в душе она гордится Люком, и я уверена, что моя сестра найдет повод посетить его и пройти по университетской территории, как королева.

Мама скрестила свои руки на груди, как часто это делала тетя Фанни, и откинула назад голову.

— Видите ли, мой сын учится здесь, так что я могу гулять по этой траве, когда я этого захочу, — произнесла она, коверкая слова, подражая тете Фанни.

Мы обе рассмеялись, и она снова прижала меня к себе.

— Так-то вот лучше. Теперь ты такая Энни, какой и должна быть, — счастливая, нежная и оживленная. Ты олицетворяешь все, что я могла желать для себя самой, дорогая, — произнесла она с нежностью. Мои слезы были теперь слезами счастья.

Милая мама, как быстро она смогла разогнать окутавшие меня темные облака. Мой мир снова наполнился ярким золотистым сиянием солнца, и песни птиц уже не были песнями скорби. Я обняла и расцеловала ее, потом пошла в ванную комнату, чтобы смыть подтеки от слез на своих щеках и направиться вместе с мамой выбирать подарок для тети Фанни.

Погода в этот вечер была превосходной для приема. Небо напоминало театральный занавес из совершенно черного бархата с разбросанными по нему в беспорядке крошечными брильянтами. Воздух был ароматен и неподвижен. Мы с родителями уже были готовы отправиться на торжество. У подъезда нас приветствовал Роланд Стар.

— Затишье перед возможной грозой, — сказал он своим медлительным голосом.

— Но на небе нет ни облачка! — заметила я.

Когда дело касалось предсказания погоды, Роланд ошибался редко.

— Они собираются там, за горизонтом, Энни. Они подкрадываются к вам незаметно. Пройдет какое-то время, и ждите первых раскатов грома. Тогда сразу скрывайтесь под крышей.

— Ты думаешь, что пойдет дождь? — спросила я свою мать. — Весенняя гроза может принести ливень и затопить все вокруг, превратив любой прием в настоящее бедствие.

— Не беспокойся. Мы не останемся в гостях надолго.

Она посмотрела на моего отца, ожидая от него подтверждения, но тот лишь пожал плечами. Затем мы забрались в наш «роллс-ройс» и направились к дому тети Фанни и Люка.

У них был приличный дом, хотя и скромный по сравнению с Хасбрук-хаусом, но почти такой же, как у всех в Уиннерроу. После того как тетя Фанни «таинственным образом» унаследовала большую сумму денег (это наследство, как заключили Дрейк, Люк и я, имело какую-то связь с судебным разбирательством по поводу опекунства над Дрейком), она перестроила и расширила свой дом. Фанни купила его на деньги, которые получила от своего первого мужа — человека по имени Маллори. Я никогда не знала его настоящего имени, потому что она всегда говорила о нем как об «Оле Маллори». Ее второй брак с Рэндлом Уилкоксом был недолговечен. Он давно уже ушел от нее. Тогда тетя Фанни официально вернула свое старое фамильное имя Кастил, отчасти для того, чтобы досадить городским жителям. По крайней мере, я всегда так считала.

Тетя Фанни обычно говорила, что выйдет замуж в третий раз. Это была, скорее всего, пустая угроза, так как, насколько я помню, она никогда не заводила дружбы с кем-либо из ровесников. Всем ее ухажерам было лет двадцать с небольшим. Один из них — Брент Моррис — был всего на четыре года старше Люка.

Дом находился на вершине холма с видом на Уиннерроу, а динамики, установленные рок-оркестром, были настолько огромными, что музыка отчетливо слышалась даже на Мейн-стрит. Грохот музыки сопровождал нас, когда мы поднимались по холму. Мать считала, что это возмутительно, но отец только посмеивался.

К тому времени, когда наша семья прибыла, прием был в самом разгаре. Оркестр рок-музыки разместился в гараже, а удлиненная и расширенная специально для торжества подъездная дорожка служила площадкой для танцев. Над дверью гаража был укреплен транспарант с надписью «СЧАСТЛИВОГО ДНЯ РОЖДЕНИЯ, ФАННИ!», сделанной светящейся красной краской. С ветвей деревьев спускались бумажные фонарики, а по всей территории развешены разноцветные флажки.

Мама попросила отца поставить нашу машину так, чтобы иметь возможность в любой момент быстро уехать. Но папа, казалось, не проявлял особого старания обеспечить наше исчезновение и пребывал в необычном для него веселом настроении. Я подозревала, что он пропустил дома несколько рюмочек, чтобы подбодрить себя. Несмотря на то что прошло уже много лет и мудрую тактику мамы, папа всегда возбуждался в присутствии тети Фанни. Ее высказывания были обычно полны косвенных намеков, от которых всем становилось не по себе. Я обожала маму за то, с каким достоинством она переносила фривольности Фанни. И надеялась, что предсказания Люка оправдаются и я стану такой же сильной и хладнокровной.

Тетя Фанни подбежала к нам, как только мы вышли из машины. Ее волосы были завиты и растрепаны. Сама она была одета в невероятно обтягивающее черное кожаное платье, выглядевшее как ее вторая кожа. Глубокий вырез в виде буквы «V» откровенно обнажал ее грудь. Она не надела никаких украшений, как будто не хотела создавать никакой конкуренции своей кремового цвета коже. Мама не выглядела пораженной, отец же широко раскрыл глаза, по-мужски оценивая облик тети Фанни. Я поискала глазами Люка, понимая, насколько он, должно быть, смущен.

Фанни взяла моих родителей под руки, чтобы сопровождать их и объявить присутствующим о прибытии новых гостей, что она с успехом и сделала. Я следовала за ними.

Перед домом был устроен импровизированный длинный бар, который обслуживали два человека. Они разливали напитки с большой щедростью, даже не замеряя количество алкоголя, который они наливали в стаканы для приготовления смесей. Вплотную к бару стоял полный бочонок пива, опущенный в чан со льдом. Около бочонка было многолюдно, причем в основном жители Уиллиса. Мужчины становились в очередь, чтобы наполнить свои кружки, в которые входила кварта пива.

Фанни повесила от дома до ближайших деревьев гирлянды разноцветных лампочек, которые освещали лужайки. Она наняла полдюжины женщин готовить и подавать еду. Одетые в белые хлопчатобумажные платья на пуговицах, они стояли за длинными столами и раскладывали в тарелки для гостей жареных кур, рыбу, различные салаты, картофельное пюре и дымящиеся паром овощи из больших фарфоровых блюд.

— Мои богатые сестра и шурин, король и королева Уиннерроу, Стоунуоллы! — проревела Фанни.

— О, Фанни, пожалуйста. Веди себя прилично, — строго сказала моя мать.

— Позволь ей повеселиться, — обратился отец к матери. Я думаю, ему понравилось, что его назвали королем Уиннерроу. — Это ее вечер. Счастливого тебе дня рождения, Фанни, — добавил он.

— Спасибо тебе, Логан, дорогой, но разве я не получу по крайней мере один поцелуй по этому случаю? Ты ведь не возражаешь, Хевен, правда?

— Это целиком зависит от Логана, дорогая Фанни. Я не указываю ему, кого он может поцеловать, а кого нет.

Ответ матери странно подействовал на Фанни. Внезапно оборвав смех, она обольстительно прижалась к моему отцу, так что все окружающие умолкли, глядя на эту картину. Мать отвернулась, но я не могла отвести своих глаз от пары. Отец нервно улыбнулся, потом наклонился вперед, чтобы поздравить тетю Фанни поцелуем.

Когда их губы соприкоснулись, она ухватила отца за плечи и притянула плотнее к себе. Я заметила, как ее язык нашел дорогу между его губами, а сама она прижалась грудью к его руке. Некоторые из уиллисских мужчин поощрительно громко загикали. Когда наконец их губы разъединились, тетя Фанни потащила отца на площадку для танцев, а он лишь беспомощно оглядывался на нас. Она начала вертеться перед ним, подстрекая его присоединиться к ней в этом, по ее словам, «современном танце».

Тетя Фанни заставила отца ослабить узел галстука.

— Ты совсем не должен рисоваться перед маленькой старенькой Фанни, — провозгласила она. Все, что она говорила, предназначалось для толпы молодых людей, которые смеялись и подталкивали друг друга. Оркестр заиграл еще громче.

Я снова поискала глазами Люка, но не увидела его нигде на территории возле дома.

— Я пойду возьму что-нибудь поесть, Энни, — сказала мать сухо. — И положи подарок для Фанни на груду других подарков вон там. Не хочешь ли ты тоже поесть немного?

Я посмотрела ей в лицо и подумала, что же она должна испытывать, видя, как отец и тетя Фанни стали объектом всеобщего внимания, и учитывая все слухи об их связи много лет тому назад. Но даже в таких обстоятельствах мама обладала удивительной способностью скрывать свои действительные чувства. Только тот, кто знал ее долго и близко, как я, мог заметить холодный, суровый взгляд голубых глаз и понять, что она была сейчас не просто несчастна, но вся буквально кипела от гнева.

«Как ей удается так контролировать себя? — удивлялась я. — Что, если нечто подобное случилось бы со мной и моим мужем? Смогла бы я так же держаться или сразу взорвалась бы, если бы это Люк целовал другую женщину?..»

Отец пытался попасть в такт тети Фанни, когда она, протянув свои руки, положила их ему на плечи. Я считала, что она выглядела нелепо, танцуя, как похотливая девчонка, отец же казался совершенно сбитым с толку. Как нехорошо они поступали по отношению к маме, устраивая это представление перед орущей толпой. Мне хотелось остановить отца, накричать на тетю Фанни за то, что она не считается с чувствами моей матери. Существовал же предел эгоизму, ведь не все же можно оправдать во имя веселья, возмущалась я. Необходимо было срочно поговорить с Люком.

— Пойду найду Люка, потом мы присоединимся к тебе, — сказала я маме.

— Хорошо, дорогая, — ответила она и, повернувшись назад, бросила взгляд на отца и тетю Фанни. Та в этот момент обхватила его за талию и дико раскачивала бедрами из стороны в сторону. На какое-то мгновение я подумала, что мне все же стоит вмешаться, но потом я решила, что тетя Фанни может выкинуть очередной бестактный номер и поставит нас в еще более неловкое положение. Я отправилась на поиски Люка и наконец нашла его сидящим в одиночестве на диване в жилой комнате.

— Люк, почему ты сидишь здесь один?

Он поднял голову. Когда он увидел меня, на его суровом от гнева лице появилась слабая улыбка.

— Я просто не мог больше выносить всего этого, оставаясь там, Энни. Я решил, что лучше подождать здесь, когда все кончится. Она бросается на каждого из них, а как они целуют ее и как она сама целует их в ответ… — Он покачал головой. — Что она хочет этим доказать?

— Может быть, что она навечно останется молодой и красивой и что молодые мужчины всегда будут испытывать влечение к ней?

— Почему она не ведет себя по возрасту? Почему у нее нет такого такта, как у Хевен?

— Она сейчас устраивает представление с моим отцом, и мама злится, — сказала я, не скрывая своего негодования.

Люк быстро поднял голову.

— Правда? Знаешь, мне приснился кошмарный сон об этом. А что делает твой отец?

— Я думаю, он просто старается быть вежливым по отношению к ней, чтобы не допустить чего-то более неприличного с ее стороны. Но я не знаю, как долго моя мать выдержит это. Мне так ее жалко, Люк.