Дарья Волкова - Времена года

– Вы не можете меня посадить, – правда, голос звучал слабо, и Влад все же пошел за Ильей.

– Не могу и не хочу – это разные вещи, – Илья не смотрел на своего собеседника, он просто шел, а Влад чуть отставал и пытался подстроиться под шаг. – Я могу тебя посадить, могу представить мотивы, доказательства, свидетеля. И еще… в ране Майи нашли волос. Легче легкого устроить ДНК-тест. Тут даже деньги папы тебе не помогут, поверь. Просто, понимаешь, ты еще молод, у тебя будущее… зачем ломать судьбу музыканту, правда? Ты вернешь скрипку, и я забираю заявление из полиции.

– К-к-куда принести инструмент? – Как же быстро он сдался! Даже неинтересно стало.

Илья вынул из внутреннего кармана пиджака визитку.

– Завтра ко мне в офис. И к Майе больше не подойдешь, – в голосе была сталь.

– Да я… да я… я не хотел вообще, оно случайно и…

– Меня не интересует это, – Илья резал слова четко, не давая собеседнику прийти в себя. – Меня интересует скрипка. Та самая.

– Будет. – Парень пошел красными пятнами, а потом вдруг выдал почти жалобно: – А вы заберете заявление?

– Заберу. – Как же противно. Этого гнилого человека уже не исправить. Таким он и останется на всю жизнь. – Заберу только после того, как вернешь скрипку. И еще… наверное, теперь на концерте будешь выступать ты?

– Наверное, там больше особо некому…

– Так вот, не будешь.

Влад остановился.

– К-к-как не буду?

– Просто – не будешь и все, – спокойно сказал Илья.

– А к-к-как же я откажусь?

– Как-нибудь. Это был концерт Майи, а не твой. Придумаешь отмазку.

Илья видел, какая борьба происходит внутри Влада. Он знал, что сейчас парень думает вовсе не о причинах своего отказа от участия в концерте, а как обвести вокруг пальца Илью. Это все так явно читалось на его лице… и так безобразно выглядело в свете совсем еще недавнего плаксивого состояния…

– Знаешь, сегодня твой отец получит сообщение от сети «Дары фермы», в нем будет сказано, что компания досрочно разрывает контракт на поставку колбас и полуфабрикатов с мини-заводом твоего отца. Ведь у него же на самом деле небольшой завод с парой цехов, а не то, о чем ты рассказываешь сокурсникам?

Владу потребовалось время, чтобы осознать услышанное, а когда осознал – снова побелел.

– Вы… вы не могли.

– Мог, – припечатал Илья.

– Но это… это же подло.

– Подло? – он посмотрел в упор на парня, и тот не выдержал взгляда. – Знаешь, когда человек познает вкус успеха, появляется ложное ощущение, что ему многое можно. А должно бы прийти чувство ответственности. Наверное, к тебе не пришло. Но мы исправим. Разрыв контракта будет, конечно, очень ощутимым ударом для дела твоего отца, но не смертельным. А дальше… дальше многое зависит от тебя. Ты теперь у нас ответственный за бизнес папы. К сожалению, у меня было мало времени, я не узнал все о поставщиках, рынке сбыта и прочем… Это вопрос суток-двух. И только от тебя зависит: остановлюсь я или нет.

Влад с ужасом смотрел на стоявшего перед ним абсолютно безмятежного мужчину.

– Н-н-но почему? Я же говорил, что н-н-не хотел? Оно случайно!

– Ты обидел мою девочку. Если завтра скрипки не будет, ты сядешь, а отец разорится.

Сказал и ушел.

А на следующий день охрана снизу привела Влада прямо в кабинет Ильи.

– Как и просили, проводили с эскортом, хотел оставить у проходной.

– Спасибо. Можете идти, – Илья встал из-за стола.

Влад тоже повернул к выходу.

– А ты стой здесь.

– Зачем? Я же принес, что вы хотели.

– А я еще не проверил, это скрипка Майи или нет.

Илья взял в руки футляр и осторожно его открыл. Он спиной чувствовал скептический взгляд Влада. Что может не музыкант понимать в инструменте? Скрипка лежала внутри. Обычная скрипка, каких много. Он вынул ее из футляра и перевернул. Вензель-царапина была на месте.

– Да, это та самая скрипка, – сказал Илья, не поднимая глаз. – Можешь идти.

– Но как вы?…

– Свободен, – он чуть повысил голос, и это прозвучало как «вышел вон».

Потом был звонок в консерваторию.

– Влад, безусловно – талантливый скрипач, но, насколько понимаю, из довольно обеспеченной семьи. Не думаю, что он нуждается в дополнительной стипендии. Мне бы все же хотелось поддержать того, кому действительно это надо.

– Вы правы, Илья Юльевич, – ответили в деканате. – У нас есть мальчик из деревни. Уникальный просто. Константин Растеряхин. Он перкуссионист (1), там чувство ритма необычайное. А играет на очень старом инструменте.

– Понимаю. Пусть стипендию получит Константин.

Вечером Илья вернул Май скрипку. Он вошел в гостиную, где она сидела на диване в компании Севки, который безуспешно старался ее развлечь, положил на журнальный столик футляр и открыл его.

Май долго смотрела, словно не веря глазам, потом так же медленно встала.

А потом потекли слезы.

Никто из них не заметил, как исчез Севка. Только хлопнула входная дверь.

– Я все исправлю, – шептал Илья, гладя Май по голове. А она кивала, размазывая слезы по идеальным темным лацканам…

____________________

(1) - музыкант, играющий на ударных музыкальных инструментах.

Лёня полностью вернул деньги и приехал с бутылкой коньяка в офис Ильи.

– Ну, все, дела в ажуре, – сказал он, довольно отпивая «Мартель».

– Снова на коне? – свой бокал Илья крутил в руках.

– Да еще на каком! Такую сделку заключил вчера, закачаешься. Моя бывшая тысячу раз пожалеет, что ушла. И вообще, я понял, что брак и койка – разные вещи. Трахать можно, кого хочешь, а жениться – на деньгах. Не зря раньше династические браки были.

Илья подумал о том, что новая теория друга удивительным образом перекликается с резюме Алисы.

– Ты не думал об этом? – спросил Лёня. – Я вот только сейчас стал понимать очевидные вещи. Для этого, наверное, надо было напороться, да еще отстегнуть своей кругленькую сумму. А если бы женился на деньгах, то уломал бы тестя помочь. И вообще – деньги к деньгам.

– Это как же ты уломал бы тестя, изменяя его дочери?

– Просто надо быть осторожным, – ухмыльнулся Лёня. – Тут главное что? Чтобы не поймали. Ты чего такой мрачный?

– Да я не мрачный, – Илья все же сделал глоток. – Работы много и в Сочи лететь. Не вовремя.

– Ничего себе не вовремя! Это летом-то? Самое оно! Расслабончик, песок, солнце… в общем, бабу тебе надо, Илюха. Тебе, может, просто бабу, а мне – денежную.

В Сочи и правда надо было лететь. Он оттягивал, как мог, а сегодня Светлана Егоровна все же заказала билет и забронировала гостиницу. Не удалось избежать кредитования, предстояла встреча с руководителем местного банка, переговоры, изучение условий и куча всего остального. От Ильи зависели партнеры, объект и сотни людей, связанных со строительством гостиничного комплекса.

– Ты прав, Сочи летом – не самый худший вариант, – согласился Илья и залпом выпил оставшийся в бокале коньяк.

Он возвращался вечером домой и думал о том, как сказать Май о поездке. Он вообще не представлял, как оставить ее.

Май не играла. Из их дома исчезла музыка. Когда-то Илье хотелось, чтобы Майя чуть меньше репетировала, чтобы было чуть больше тишины. Теперь тишина убивала.

Два дня после падения Май ходила за ним хвостиком и не отпускала руку, заглядывала в глаза, что-то искала в них, а потом – словно отстранилась. От всего отстранилась. Даже к скрипке своей не подходила. Так и лежал инструмент в чехле около пустого пюпитра. А когда-то на подставке все время были ноты.

Она перестала его встречать. Раньше, если не репетировала, всегда выбегала в коридор, услышав звук ключа в замочной скважине. И встречала. Улыбкой. Поцелуем. Блестящими глазами.

А теперь он сам ее искал по всей квартире, все чаще находя на балконе в новых стереонаушниках, прикрепленных к планшету. Майя без устали смотрела какие-то японские мультфильмы. Илья касался осторожно ее плеча, Май поднимала голову, а в глазах – пустота.

Сначала он списывал на лекарства. Все же психотропное действие препаратов никто не отменял. А потом понял – не они причина.

Май прогуливала консерваторию, хотя могла уже потихоньку ходить на занятия. Май почти не выходила на улицу. Май совсем не ела. Она вообще перестала быть собой. И только конфеты исчезали в ужасающих количествах. Илья надеялся на снятие шины. Он цеплялся за это. День назад отвез Майю в клинику, кисть проверили, сказали, что рука абсолютно здорова, полноценна и надо разрабатывать палец.

Может быть, теперь, когда сдерживающих факторов нет, она заиграет? Как бы этого хотелось…

Илья рассказал про командировку после ужина, который она снова не съела – поковырялась вилкой в тарелке и все, а потом ушла в гостиную и опять начала смотреть свои мультики.

Он сел рядом, аккуратно снял с ее головы наушники.

– Май, мне нужно будет уехать на несколько дней по работе.

– Хорошо, – она кивнула головой. – А на сколько точно – ты знаешь? И куда?

– В Сочи. Там достраивается гостиничный комплекс. Дня на четыре. Может, на пять. Смотря, как пойдут дела.

Они разговаривали тихо. Он – осторожно. Она – словно во сне. Сколько раз в последние дни Илье хотелось встряхнуть ее, взять за плечи и трясти, трясти, трясти до тех пор, пока глаза не распахнутся – не наполнятся жизнью.

– В Сочи сейчас хорошо, наверное, – задумчиво произнесла Майя. – И купаться, наверное, можно. Ты будешь купаться?

– Нет, – Илья прижал ее к себе. – Купаться я не буду. Буду торчать в разных офисах.

– Бедный, – голова Майи легла ему на плечо.

– Май, ты помнишь, что у тебя сессия? Экзамены? И скоро будет очередной…

Ответом послужило совершенно детское сопение, а потом недовольное:

– Забудешь про них, как же.

– Постарайся, ладно? – Илья привычно поцеловал ее в макушку. – И… ты тут останешься одна, – он осторожно подбирал слова, – если вдруг… нет, Елена Дмитриевна будет приходить каждый день, все приготовит, но… в общем, ты подумай, может, тебе будет лучше с родителями?

– Нет, – и после паузы: – Я останусь здесь, если ты не против. И стану заниматься. Обещаю. Никто не будет отвлекать.

– Хорошо. Договорились.

Он не знал, что делать. Просто не знал. Понимал, что-то случилось в тот день – не только рука и не только сотрясение. Что-то внутри сломалось. И надо чинить. Последняя надежда – на снятую шину.

Илья понимал, Май не должна оставаться без присмотра и, может, следовало настоять на ее переезде к родителям, но остановило внутреннее ощущение, что может сделать хуже. И все же он не представлял, как Майя будет ночевать одна в его квартире.

Поэтому утром по дороге в аэропорт звонил Елене Дмитриевне – договаривался о ее ночевках в доме. Потом звонил Контрабасу – чтобы мотивировал Май к учебе.

Она вышла утром его проводить, сонная, в смешной пижаме, такая…

«Моя», – подумал Илья.

Самолет взмыл в небо ровно по расписанию.

***

Дни отмеривались числом просмотренных серий. Количеством приездов Севки. И, самое и по-настоящему важное, – ежевечерние звонки Июля. И фотографии Черного моря, сделанные прямо из окна номера.

Он спрашивал, как ей живется, что кушает, на что сдала экзамен, занимается ли на скрипке. Отвечала послушно.

Врала.

Не училось. Не думалось. Не игралось. Все, чего ни коснись – все «не». Она исключительно с Севкиной помощью получила зачет по истории исполнительских стилей. И на этом все достижения закончились. Умудрилась завалить английский – будто все слова чужого языка вылетели из памяти. А на экзамен квартетного класса Севка ее притащил силком, убеждал, что прикроет, если что. Чем Майя думала, когда соглашалась – непонятно. Как можно сдать экзамен, пусть и в квартете, если ты не брал инструмент в руки несколько недель? Но Сева заразил ее своей уверенностью. Такое чувство, что из них двоих авантюрист теперь он.

Она увидела Влада в холле. И не смогла сделать ни шага больше. Развернулась и бросилась обратно в двери. Севка нагнал ее уже на улице, но не смог уговорить вернуться. Зато она смогла уговорить его пойти на экзамен без нее.

Всеволод потом приехал. Уминал овощное ризотто и устраивал Майе выволочку. А потом просто уже орал: «Почему? Ну объясни мне, почему?!».

Как объяснить? Невозможно.

Майя не знала, какими словами рассказать. Кому рассказать? И стоит ли?

Севке? Явно ничего не поймет. Родителям? Звонят, беспокоятся, спрашивают – и про здоровье, и про сессию. Что им сказать? Тоже врет.