— Вадик! Ты смеешься что ли? Откуда у нас такие деньги?

Что ответил Вадик я уже не слушала, потому что увидела её. Уютный двор, замерший из века прошлого, и безродный пес под кустом сирени. Пес выглядел как живой: ещё минуту назад лежал, скучая, а теперь нахохлился, замер в стойке, заслышав шаги или что-то более подозрительное. И если поза его решительна, готов отпор дать в любую секунду, то глаза выдавали – добряк, пошумит только.

— А эта сколько? — отвлекла их от дружеской перепалки. Брызгалов повернулся.

— Эта?.. — почесал он затылок, а потом рукой махнул: — Эту так забирай. Соседке по молодости презентовать хотел, её пес, а она участковому на меня настучала. Теперь уже ни пса, ни старушки.

Раму мы заменили, старая выглядела не солидно, деньги Брызгалов, как бы я не настаивала, взял только за раму в итоге. Нинка поцеловала его на прощание и пообещала в скором времени заглянуть с инструментом, «подравнять его лохмы».


И вот теперь, стоя с торца ресторана, я отчаянно трусила – слишком уж габаритный подарок получился. Сверток, в нарядной бумаге, невольно внимание привлекает. Нужно было купить галстук и не выделываться. Ветер трепал мои волосы, а никак не решалась войти. Но производители закрепляющего лака уверяли: локоны выдержат любую непогоду, поэтому за них я особо не беспокоилась.

  «А подарок ли тебя беспокоит?» — спрашиваю себя. Кажется, я волнуюсь. А ещё немного… боюсь. Боюсь быть представленной его кругу, боюсь не войти в него, в этот круг.

Зазвонивший телефон заставил вздрогнуть, не отвечая — руки заняты — засеменила к главному входу. Я и не глядя знала кто звонит – Федоров.

Подарок пришлось вручить сразу. Отделенный от общего зала замысловатыми перегородками кабинет, куда я вошла за провожавшей меня улыбчивой хостес, оказался просторным и светлым. Всё внимание на меня сразу. А у меня картина эта огромная. Федоров шагнул ко мне – обнять, а она между нами. Вручила.

— Поздравляю, — пискнула. Он её одному из гостей за спиной передал и меня к себе прижал. Рукой  талию крепко обхватил, кончик его носа по щеке скользнул, теплом обдавая. «Потрясно выглядишь», — шепнул на ухо и отпрянул, терпкий одеколон ноздри пощекотал. Затем в ладоши хлопнул, внимание всеобщее привлекая, хотя нужды в этом не было, все и так на нас пялились.

— Так, други мои, знакомимся. Это моя Лиза.

Федоров остальных по очереди представляет, мне бы запоминать, а я стою дура-дурой и думаю: «Моя… он сказал – моя». Отчего я о нем по фамилии думаю, отчего не Максим? Сама держу эту дистанцию, сама к себе не приближаю. Может, пора уже?

Пожалуй. Не самый плохой день для близости, кстати, и знакомы мы уже больше двух месяцев. В общем, если у этого вечера будет продолжение…

— Это Дмитрий, мой старинный приятель, — вернул меня в действительность Федоров. Представленный помахал мне, я улыбнулась в ответ, а Макс указал на его спутницу: — А это Ирочка, толщина её каблуков распространяется не только на мужа, но и всех его друзей.

Ирина демонстративно закатила глаза, оценивая шутку, и фыркнула:

— Федоров! Если бы не я, ты бы уже пятнадцать раз женился и столько же развелся, трезвея на утро.

«Мило она его подставляет», — подумала я, Макс лишь хохотнул в ответ. Только этих двоих я и запомнила, с остальными постепенно разберусь. Оставались ещё две пары и одинокий мужчина, имена которых я упустила. Мы расселись, меня Федоров по левую руку от себя усадил, сам во главе стола, справа от него два кресла пустуют. Выходит, не все подошли, осматриваясь, сообразила я. А ещё подумала: он даже не взглянул. Не поинтересовался, что это за сверток такой огромный я ему принесла. Безымянный гость картину на пустующий столик в углу определил, к стене наклонив, там уже цветы в вазе стояли – розы черные — и коробка подарочная. Может и к лучшему, что после, один посмотрит. И что вручила сразу – хорошо, не знаю, как у них принято, но «толкать речь» мне бы не хотелось. А так… вроде и поздравила уже, пусть и скомкано.

— Серегу не ждем, вечно опаздывает, — сообщил Федоров. Замерший до этого в стороне официант, кинулся обслуживать (позже Дмитрий его прогонит, заявив, что с напитками они справятся самостоятельно), а Макс наклонился ко мне и шепнул: — Я скучал без тебя.

Всё тот же Дмитрий сказать вызвался. Говорил пылко, душевно, Федорова называл то другом, то братом. Я поняла, что они ещё и коллеги, только чем занимаются так и не уловила. Все дружно выпили и замолчали. И не едой увлеклись, хотя и это тоже, — ко мне приглядываются. Я перехватила заинтересованный взгляд девушки, сидящей по диагонали напротив, мы одновременно отвели глаза и вернулись к своим тарелкам. Единственный человек, которому не было до меня никакого дела, это мужчине, прибывшем в одиночку. Толстый, хмурый, даже дежурно не улыбнулся ни разу. Он сосредоточенно жевал и разрушал мне миф о том, что все толстые люди непременно весельчаки.

Выпили ещё по разу, я тоже пригубила вина, разговор наконец наладился. Обсуждали неведомого Карнаухова, обзаведшегося на днях двойней посредством ЭКО. Мнения разделились. Одни считали двойня – здорово, другие опасались за товарища, у которого теперь трое детей, включая балованную супругу.

К тому времени, когда они вошли все уже окончательно расслабились, хмелеть начали. Удовлетворившийся едой толстяк, звали его Артур, кстати, в кресле откинулся, реже хватался за вилку, не так интенсивно наполнял себе тарелку закусками. Нас обдало холодком, я спиной почувствовала, а среди гостей возгласы раздались. «О-о… явились». Я хотела повернуться, полюбопытствовать, а девушка уже к Максу подскочила. Встала у него за спиной, подбородком в макушку уткнулась и покачалась с ним из стороны в сторону, а потом в темечко чмокнула. И смеется.

— С днем рождения! – пропела она Максу, за уши потрепала и волосы взъерошила. Отлипла немного, потанцевала и ладошки обе вскинула: — Приивеет, народ!

И на этом её замысловатый танец не кончился. Она подпрыгивала, вскидывала руки, светлые волосы порхали в такт, хотя музыка фоном играла, слышно едва. И так гармонично её выходки смотрелись, так естественно. Лидка бы непременно её распущенной назвала, а я позавидовала – свободная. И дресс-код ей по фигу и наши кислые лица тоже. Джинсы на бедрах рваные, толстовка и кроссы на толстой подошве. Впрочем, толстовку она в танце скинула и оставшись в майке на кресло возле Макса плюхнулась. Я обалдело глазела на неё, понимала это, но взгляд отвести не могла. Надпись на её майке гласила: «Все уйдут, а я останусь».

Спутник девушки в это время с мужиками рукопожатиями обменивался и каждому фразу-другую с юморком отвешивал. С Максом они обнялись крепкой хваткой и друг друга от пола приподняли по очереди – силами померялись. И столько свежести, столько жизни привнесла эта парочка, словно энергией заряжая.

— Это наше чудошко, Алисой зовется, — указал мне на неё Макс. «Даже имя красивое – Алиса», — подумала я, а Макс схватил пришедшего парня, сжал ладонь и притянул к себе. Шею в захват взял, по ежику волос провел: — Этот оболтус Серега, мой брат младший. А это, ребята, Лиза.

— Та самая? — вырываясь уточнил Серега.

— Та самая.

Глава 22

Серега подошел к Алисе и пихнул её легонько бедром, брысь, мол. Она просто пересела на соседнее кресло, а Серега занял место рядом с братом, при этом обиженной или оскорблённой девушка ничуть не выглядела. Напротив, улыбалась и скандалить по такому ерундовому поводу не собиралась.

И градус вечеринки изменился. Оживилась она, на триста шестьдесят развернулась с их появлением. Серега травил байки – из детства, юности. Все они так или иначе касались братьев и выставляли то его, то Макса не в самом приглядном свете. Но из его уст звучали так смешно и так органично, мы хохотали до слез, как на стендап концерте. Отвлеклись лишь на горячее и новую порцию алкоголя.

Алиса, как и мужчины, пила виски. Она вертела пузатый стакан в руках и когда льдинки подтаивали до половины, вылавливала их и отправляла в рот, словно конфеты.

— О, подарки! — воскликнула она, заметив столик в углу, и ткнула Серегу локтем в бок: — Эй, а мы что подарили?

Она не пыталась шептать, её ничуть не беспокоило, что все, включая именинника, услышат и это было так обезоруживающе, так… мило. Серега отмахнулся, бросил ей «отстань» и продолжил повествовать, яростно жестикулируя. По-моему, он её даже не услышал. Алиса поднялась и бросилась к столу. Вцепилась в картину, поднесла к Максу.

— Что там? Что? — нетерпеливо потрясла его за плечо. — Я посмотрю, ага?

Макс, как и брат, не спешил реагировать и поворачиваться. Впрочем, ответ ей был не нужен, она уже рвала бумагу. Небрежно, прямо с середины.

— Господи, какой он клевый! — искренне умилилась и развернула к Федорову: — Макс, глянь на тебя чем-то смахивает. Макс, ты видел? Да, посмотри ты! Кто это подарил? — обвела она всех взглядом. Макс наконец повернулся к ней, Серега примолк, а Алиса затараторила: — Погоди-погоди, не говори мне, дай угадаю. Ой, ну, конечно, можно было сразу догадаться, Лиза, да? Небось сама и рисовала?

Она хитро прищурилась и подмигнула мне: соври, мол, пусть эти болваны поверят. Я не решилась.

— Нет, это Брызгалов, — ответила и внутренне скривилась: скучная я какая.

Алиса потеряла ко мне интерес. Отвернулась, вернула картину на столик и затанцевала на свободном пространстве. Прикрыла глаза — всё равно ей, что вокруг творится.

— Дай мне, — вытянул руку Макс. Алиса не реагировала. Тогда он поднялся и подхватил картину сам, вернулся на своё место, пристроил раму на коленях. Изучил, откинулся, ещё посмотрел и вынес вердикт: — Мне нравится. В доме для неё найдется местечко.

Толпа курить собралась, недружным строем поднялись, в потайную комнату отправились (имелась такая в ресторане), Макс, определив картину на место, поравнялся со мной, на секунду взял меня за руку и шепнул в самое ухо: «Это лучший подарок». Мы остались вдвоем, я и Ирина, последней, пританцовывая, умотала Алиса.

Ирина поглядывала на меня, всё-таки решилась, подсела. Бокал с вином в руках, качнула им, на мой указывая:

— Выпьем, что ли, давай. Для более тесного знакомства, так сказать.

Мы стукнулись бокалами, отпили по глотку, Ирина свой отставила.

— И как тебе это нравится? — спросила. К чему относился этот вопрос, я не поняла, что отразилось на моем лице, вероятно, потому что Ирина вздернула губы и фыркнула: — Клоуны. Однако, повезло Максу с братцем. Вот скажи, кто в здравом уме станет про то, как он обгадился на подтяжки рассказывать, ещё и за столом? Идиотизм, ей богу! Он его ещё, дурак, к делам подпустил. Напортачит, к гадалке не ходи.

— Я не в курсе их дел, — сообщила я, если она на мое мнение рассчитывала. Она на мгновение испугалась, сообразила, что ничего лишнего сболтнуть не успела и возмутилась:

— И куда мой потащился, не курит ведь! Домой сваливать пора бы...

А может, поняла, что собеседница я никудышная. Мне тоже захотелось слинять. Только не домой – от неё. В туалет сбежала. Уловка глупая, но естественная же. Вошла. Обе кабинки свободны, воспользовалась одной, раз уж я здесь.

Я мыла руки, когда распахнулась дверь. Алиса. Вошла, запрыгнула на гранитный от стены до стены подиум, в который вмонтированы раковины, и закинула ногу на ногу. Я вытянула бумажное полотенце и повернулась к ней, Алиса вытащила из маленького кармана джинсов маленький пакет. Три лиловых пилюли внутри. Две она высыпала на ладонь и мне протянула:

— Будешь?

— Нет, спасибо.

Тогда она вернула одну на место, скрепила застежку и убрала в карман. Оставшуюся в рот закинула. Пустила струю холодной воды из ближайшей раковины, зачерпнула в ладонь и попила. Откинулась, затылком в стену уперлась, глаза прикрыла. Видеть подобные пилюли раньше мне не приходилось, но думаю я правильно поняла их предназначение.

— Побудь со мной, а, — попросила, заслышав мои шаги. Я остановилась, прошла к стене, напротив выхода, осмотрелась – вроде чистая – и спиной прижалась. Алиса открыла глаза, взбила пальцами волосы и вздохнула в потолок: — Черт, дерьмово.

Спрыгнула, похлопала себя по задним карманам, бросила «погоди-ка» и убежала. Вернулась с двумя сигаретами и зажигалкой. Одну снова мне тянет.

— Я не курю, — улыбаюсь и жму плечами: — Да, тут и нельзя, наверное.

— Ой, да брось ты.

Морщится, закуривает и запрыгивает на прежнее место, блаженно выдыхая дым. Взгляд её скользит по мне, изучает лицо, платье, оценивает.

— А ты молодец… — сощуривается она.

— Это в чем же? — интересуюсь. Вряд ли её восхищает отсутствие у меня пристрастий к пагубным привычкам. Алиса цокнула и вскинула брови: