Жюльетта Бенцони - Время любить

* * *

Часом позже, смыв дорожную пыль и переодевшись, путешественники уселись вместе с Абу-аль-Хайром на подушки, разложенные прямо на полу, вокруг большого серебряного подноса на ножках, который служил им столом. Поднос был обильно уставлен. Кроме ломтей жареной баранины, там оказались очень тонкие галеты из рубленой смеси голубиного мяса, яиц и миндаля. Но Катрин больше всего манили всевозможные фрукты и овощи, большинство из которых были вовсе неизвестны.

– Больше всего я люблю плоды земли, – улыбнулся Абу, берясь за огромную дыню с благоуханной мякотью и передавая ломти по кругу. – Они хранят в себе солнце!

Они ели за обе щеки с такой жадностью, что вызывали улыбку у Абу, который сам был достаточно сдержан в еде.

– И так всегда бывает у вас в доме, господин? – наивно спросил Жосс, не скрывая разыгравшегося приступа чревоугодия.

– Не называйте меня господином, зовите Абу. Да, у меня всегда так. Видите ли, мы здесь не знаем, что такое голод. Солнце, вода и земля дают нам все в изобилии. Нам только нужно благодарить за это аллаха. По этой причине, – добавил он с неожиданной печалью, – кастильцы мечтают изгнать нас отсюда. Они не понимают, что всего этого не будет, когда падет королевство Гранада!..

За разговором краем глаза он наблюдал за Катрин. Молодая женщина едва дотрагивалась до еды. Она надкусила ломоть арбуза, съела несколько миндалин и теперь маленькой золотой ложечкой рассеянно зачерпывала шербет из лепестков роз, который один из немых рабов только что принес.

Казалось, она была очень далека мыслями от этой комнаты, где, однако, было прохладно и уютно. Катрин мысленно находилась возле дворца-крепости, который был так близко и между тем так недоступен! А за его высокими стенами сердце Арно билось для другой.

Абу-аль-Хайр увидел, что слезы вот-вот брызнут из ее глаз. Тогда он подозвал одного из своих рабов и прошептал ему на ухо несколько слов. Черный раб сделал знак, что понял, и молча вышел. Через несколько минут раздался пронзительный крик:

– Да здрррр…авствует геррр…цог!

Ушедшая в свои печальные мысли, Катрин встрепенулась, словно ее укусила оса. Она подняла глаза на черного великана, а тот смеялся во весь рот, показывая белые зубы. Он поставил рядом с ней серебряный насест, на котором восседал великолепный попугай.

– Гедеон! – вскричала Катрин. – Но это же невозможно!

– Почему же? Разве ты не подарила его мне, когда я уезжал из Дижона? Ты видишь, я хорошо о нем забочусь.

Катрин ласкала перышки птицы, которая изгибалась на своем насесте, посматривая на нее своим большим круглым глазом. Попугай опять открыл свой большой клюв и бросил на этот раз:

– Аллах есть аллах, и Магомет – его пррр…ррр…ок!

– Он сделал успехи! – сказала Катрин, прыснув от смеха. – И стал еще красивее, чем раньше.

Она наклонилась, как когда-то в лавке своего дяди Матье, приблизив к птице лицо, а та нежно поклевала ей губы.

– Сколько же всего он мне напоминает! – прошептала она, ее опять охватила грусть.

Гедеон на самом деле был первым подарком, который ей поднес Филипп Бургундский, когда влюбился. Попугай был верным спутником ее жизни примерно с момента, когда, получив в свои сети Великого Герцога Запада, она сама навсегда отдала сердце Арно де Монсальви. Тени прежних лет прошли перед ней. Но Абу-аль-Хайр вовсе не хотел, чтобы она снова впала в печальное расположение духа.

– Я приказал его принести вовсе не для того, чтобы разбудить в тебе меланхолию, – мягко сказал он, – а чтобы дать тебе понять, что время и люди не меняются так, как ты думаешь. Случается, что времена возвращаются.

– Время герцога Бургундского умерло!

– Я не на это намекал, а на чудесные часы, которые тебе дала любовь.

– Она дала мне их на слишком короткое время!

– Однако достаточное, чтобы воспоминание о них наполнило твою жизнь… и не стерлось из памяти твоего супруга.

– Откуда вы знаете?

– Кто же мог мне об этом сказать, какой была ваша жизнь, если не он сам?

Взгляд Катрин загорелся, а щеки залились краской…

– А вы… его видели?

– Конечно, – сказал Абу с улыбкой. – Ты забываешь, что когда-то мы с ним были большими друзьями. Он тоже вспомнил обо мне и о том, что я живу в этом городе. Едва приехав в Аль Хамру, он спросил обо мне.

– И вам удалось проникнуть к нему?

– Я же врач… и скромный друг нашего калифа, который ко мне расположен. Должен тебе признаться, однако, что принцесса Зобейда меня вовсе не любит с тех пор, как я спас от смерти супругу султана Амину, которую она ненавидит. Более того, она меня терпеть не может. Но уж очень она хотела понравиться своему пленнику и поэтому согласилась меня позвать. А получилось так, что в течение целого часа я смог разговаривать с мессиром Арно.

– Арно – пленник этой женщины? – бросила Катрин, и лицо ее внезапно исказилось. – Зачем лгать? Почему не назвать вещи своими именами? Почему вы не сказали – ее любовник?

– Но… потому, что я об этом ничего не знаю! – спокойно сказал Абу. – Это все секреты, ночные тайны Аль Хамры… где многие слуги немы.

Катрин, чуть поколебавшись, решилась спросить:

– Это правда… он излечился от проказы?

– Да он никогда и не был ею болен! Есть болезни, которые похожи на нее… но их не знают ваши врачи на Западе. Врач принцессы Хадж-Рахим легко распознал, что твой супруг болел не проказой. Чтобы в этом убедиться, ему всего-навсего достаточно было приблизить руку мессира Арно к огню. Твой супруг закричал – доказательство того, что чувствительность у него не затронута.

– Что же это была за странная болезнь? Я своими глазами видела белесые пятна у него на руках…

– В салермской школе знаменитая Тротула называла эту болезнь «витилиго», или «белые пятна». Ваши невежи врачи ее слишком часто путают с проказой.

Опять наступила тишина. Катрин нарушила затянувшуюся паузу:

– Почему Арно последовал за этой женщиной?

– Почему пленный следует за своим победителем?

– Но он пленный чего? Силы… или любви?

– Силы, в этом я уверен. Арно рассказал мне, как нубийцы Зобейды взяли его в плен около Толедо. Что касается любви, возможно, она добавила свои путы к вынужденным оковам… но он мне об этом ничего не сказал. И мне это сомнительно.

– Почему?

– Ты не должна спрашивать меня об этом. Ответ тебе не доставит удовольствия: потому что Арно де Монсальви не верит в настоящую любовь. Он говорит, что раз ты могла забыть ради другого страсть, которая вас соединяла, то никогда другая женщина не сумеет дать ему искреннюю и чистую любовь!

Катрин мужественно выдержала удар. Она умела быть честной сама с собой, и ее кокетство с Пьером де Брезе вовсе не стерлось из ее памяти. Она так часто упрекала себя за это… в особенности за ту ночь в саду в Шиноне, когда Бернар д'Арманьяк застал ее в объятиях прекрасного рыцаря.

– Я это заслужила! – сказала она просто. – Но сила притяжения любви велика. Эта женщина… его любит?

– Страстно. С таким неистовством и исступлением, что это удивляет и приводит в ужас окружающих. Власть «господина франка» над Зобейдой безгранична. Все права – на его стороне, кроме права смотреть на другую женщину. А в последнем случае несчастье падает на голову той, что сумела получить от него улыбку или любезное слово! Очень скоро она попадает к палачу. С десяток женщин умерли уже таким образом. Да и служанки Зобейды больше не осмеливаются поднимать глаз на человека, которого она любит дикой любовью. Они обслуживают его, стоя на коленях, но так плотно закутываются в покрывало, словно находятся на улице. Ибо в противоположность нашему обычаю, который требует, чтобы мужчины жили отдельно от женщин, в самом саду Зобейды находится павильон, где живет мессир Арно…

– И калиф на это соглашается?

Абу-аль-Хайр пожал плечами:

– А почему нет? Для него, пока Арно не согласился перейти в исламскую веру, твой супруг только пленный христианин, как и любой другой. Он рассматривает его как игрушку в руках своей капризной сестры, ничего больше. Ты должна знать, что в этом розовом дворце прячется гнездо гадюк. Ходить там опасно…

– Однако именно это я и хочу сделать. Я хочу туда войти.

– Ты хочешь попасть в Аль Хамру? – с изумлением произнес наконец Абу. – Ты что, потеряла рассудок? Не то тебе нужно делать. Зобейда, конечно, меня ненавидит, но я все же пойду к ней под каким-нибудь предлогом и скажу твоему супругу, что ты у меня. Впрочем, я предсказал ему, что ты придешь.

– И что он сказал?

– Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. «Зачем ей приходить? – сказал он мне. – У нее есть все, что она искала: любовь, честь, богатство… а человек, которого она выбрала, из тех, кто умеет удержать женщину. Нет, она не придет».

– Как же он меня плохо знал! – вздохнула Катрин с горечью. – А вы как раз были правы.

– И очень счастлив! Так я пойду к нему и…

Молодая женщина его остановила:

– Нет… Это не подходит по двум причинам: первая заключается в том, что, узнав о моем присутствии, Арно или скажет вам, что я перестала для него существовать… и я от этого умру, или же он попытается соединиться со мной, поставив себя под угрозу.

– Вот действительно причина, ну а вторая?

– Вторая в том, что я хочу видеть, вы слышите, видеть своими собственными глазами, каковы его отношения с этой женщиной. Хочу знать, любит ли он ее, понимаете? Если он на самом деле изгнал меня из своего сердца, я хочу сосчитать их поцелуи, подсмотреть их ласки. У меня нет иллюзий, знайте это! А что касается этой Зобейды, ее красота ввергла меня в отчаяние… Так почему же ей не удалось завоевать его сердце?

– Ну а если это даже так? – смело бросил Готье. – Если эта женщина завоевала мессира Арно и он стал ее рабом? Что тогда вы сделаете?

Кровь отлила от щек Катрин. Она закрыла глаза, стараясь отбросить образ Арно в объятиях принцессы, образ, ставший страшно отчетливым теперь, когда она увидела Зобейду.

– Не знаю! – только и сказала она. – Я и вправду не знаю, но мне нужно знать! И знать я могу только там…

– Дайте мне туда сходить, мадам Катрин, – сказал Готье. – Мне удастся узнать, отвернулся ли ваш супруг от вас. И, по крайней мере, вы не окажетесь в опасности…

Тогда Абу-аль-Хайр взял на себя труд ответить ему:

– Как ты к нему проникнешь? Апартаменты Зобейды – это часть гарема, и, даже если бы они были в стороне, охрана калифа сторожит двери. Ни один человек не входит в гарем, если он не евнух.

– Разве мессир Арно евнух?

– Его случай особый! Он пленник, и Зобейда хорошо охраняет свое сокровище. Ты поплатишься головой, и без всякой пользы…

Готье собирался возразить, но врач знаком приказал ему помолчать. Он повернулся к Катрин:

– Под каким предлогом ты надеешься войти к Зобейде?

– Не знаю. В качестве служанки, может быть… Это можно? Благодаря Жоссу я разговариваю на вашем языке и умею хорошо играть любую роль.

Она с такой мольбой смотрела на него, что Абу-аль-Хайр отвернулся, смущенный тем, что так слаб перед слезами женщины. Он долго молчал.

– Это чистое безумие! – вздохнул он наконец. – Но я с давних пор знаю, что возражать тебе бесполезно. Обещаю тебе серьезно об этом подумать. Но на это понадобится время… А пока воспользуйся моим домом, садом. Увидишь, они наполняют жизнь негой. Отдыхай… приведи себя в порядок, пока…

– Пока? – вскинулась Катрин. – Ждать? Что вы говорите? Вы думаете, что я могу спокойно жить, когда… когда меня пожирает ревность, – призналась она искренне, – сжигает желание его увидеть?

Абу-аль-Хайр встал и строго посмотрел на Катрин.

– Ну что же, пусть еще несколько дней тебя пожирает ревность, сжигает желание повидаться с твоим супругом! Неужели ты хочешь показаться мужчине, которого ты любишь, в таком виде? У тебя тусклые волосы, кожа вся в веснушках, руки огрубели от поводьев…

Смутившись, Катрин опустила голову и покраснела, как гранаты, лежавшие на подносе.

– Я стала такой уродливой?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Но у нас женщина живет, дышит, чтобы нравиться мужчине. Ее тело должно стать курильницей драгоценных духов, которые ему понравится вдыхать, арфой, которую ему приятно будет слушать, садом роз и апельсиновых деревьев, где сладко ему будет наслаждаться своим желанием. Оружие Зобейды… – тебе нужно им воспользоваться, самой обрести его. Только после этого ты можешь сражаться на равных со своей соперницей. Завтра я сам тебя отведу к Фатиме. Она – самая ужасная старуха, какую я знаю, и королева среди сводней, но она, как никто, умеет сделать чудо! Теперь я тебя оставляю. У меня есть несколько больных, их надо посетить. Увидимся вечером.

Лежа на мраморной скамье, покрытой банной простыней, пытаясь ни о чем не думать, как ей посоветовали, Катрин отдавалась заботам, которыми ее окружали Фатима и ее помощницы. Она даже закрыла глаза, чтобы не видеть Фатиму, которая оказалась еще более уродливой, чем она себе представляла.