Макнил с Адамом ждали продолжения, но Сара молчала. Тогда Филип спросил:

– А чем история заканчивается?

– Не помню, – немного подумав, ответила она.

– Какая хорошая история, – похвалил Макнил. – Ты знаешь так много интересных историй. Может быть, тебе стоило бы их записать?

– Нет, – покачала головой Сара, – записывать их запрещается. Это табу.

Филип следил за работой Сары, высокой и стройной в свои пятнадцать лет, с темной кожей и худощавой. Он старался представить ее взрослой женщиной. Потом ему вспомнилась Летящая Пыльца, проведенные вместе дни и ночи. Неужели и она, как Сара, начала забывать мифы своего народа? Чувствуя на себе его взгляд, Сара сосредоточенно отмеряла чай. Вдали громыхнул гром. Она посмотрела в окно и нахмурилась. В этот вечер надо было ждать злую магию.

– Грозы были и раньше. Все обойдется, – сказал Филип, словно отвечая на ее мысли.

Но Сара покачала головой, хмуря брови.

– Ты считаешь, что сегодня будет сильная буря? Сара не могла объяснить, как она это узнавала. Иногда это знание просто было в ней. Точно так же иногда в памяти ее всплывал миф или история аборигенов, но она не помнила, чтобы когда-либо слышала их от старших в миссии, и тем не менее она их знала. Как вот эту историю о Лунах. Она не припоминала, чтобы Старая Дирири когда-нибудь ей ее рассказывала. Но как же иначе она могла ее узнать? Порой у нее были видения. Как вспышки молнии, мелькали в ее сознании люди, события, отрывочные сцены. Она знала, что это не были воспоминания, по крайней мере, они принадлежали не ей. Были моменты, когда Сара просто находила в себе знание, как в тот раз, когда она сказала Джоанне, что лист герани снимает жжение при укусе насекомого. Но она не смогла ответить, кто ее этому научил. Временами эти полувоспоминания ее пугали, она словно оказывалась в их власти. И они начинали управлять ею. А в другой раз она черпала в них поддержку, чувствуя в глубине души, что они часть ее наследия.

К сожалению, ей нельзя было свободно ходить в миссию и разговаривать со старшими. Несколько раз Сара тайком наведывалась туда. Она держалась подальше от главной дороги и стороной обходила город. Она находила старших и разговаривали с ними, пока не становилось опасно. Если бы преподобный Симмз увидел ее, он бы сильно рассердился на старших женщин. Саре все труднее становилось поддерживать связь со своими соплеменниками. Старой Дирири не было в живых, а другие боялись наказания, если будут передавать традиции. Теперь, когда Сара появлялась в миссии, ее встречали опасливыми взглядами и молчанием. Она боялась этого, но еще больше пугала потеря связи со своим народом. Уже начинали забываться многие истории, и не чувствовалось уверенности в том, что она достоверно помнит правила и запреты. Ей необходимы были советы старших, их помощь. Иногда она сидела и слушала старого Иезекииля. Но он принадлежал к племени с другими Мечтаниями и не мог научить ее женским тайнам. Сара все больше жалела, что не прошла посвящения.

Она слышала, как ходил по комнате Филип Макнил. Он тихо разговаривал с Адамом, подложил поленьев в камин, проверил, хорошо ли заперты ставни: ветер постепенно крепчал. Ей нравился этот американец. Рядом с ним она чувствовала себя спокойнее и увереннее. Она размышляла, может ли рассказать ему о своих страхах, о песне-отраве, преследующей Джоанну, о злой магии, что могла принести тиф в «Меринду», а сейчас посылала бурю с грозой. Надвигающаяся гроза пугала Сару, она чувствовала, что это будет гроза, какой еще не бывало.

Подошел Макнил и остановился рядом у плиты.

– Ты знаешь, американцы не пьют чай, – тихо сказал он. – Они, в основном, пьют кофе. Ты знаешь, что это такое?

– Нет, я не знаю кофе, – ответила Сара, перекладывая ложкой чай в чайник для заварки.

Ей нравился его приятный мягкий смех, непринужденность общения.

– Летящая Пыльца была такая, как ты, – сказал Макнил. – Она знала разные вещи, но не могла объяснить, откуда эти знания. Она говорила, что с ней говорят предки. По ее словам, это – воспоминания. А иногда у нее появлялись предчувствия, и она могла сказать, что должно произойти. У тебя тоже так бывает?

Сара смотрела на него молча и думала: «Да, так же бывает и у меня».

Вдали снова сердито заворчал гром. Макнил взглянул на окно.

– Возможно, ты права, Сара. Кажется, ночь нам предстоит бурная. Я сейчас пойду на стройку и отпущу людей по домам. Ты же знаешь, что им придется плохо, если я не пойду, правда?

Она ответила ему спокойным пристальным взглядом. «А что же еще ты знаешь?» – думал он, протягивая руку к куртке.


Джоанна въехала на повозке во двор фермы и посмотрела вдаль на горы. На исходе дня они приобрели загадочный голубовато-зеленый цвет, над их вершинами собирались облака, необычный свет разливался и по небу. Какая-то странность ощущалась в воздухе, как будто резко падало атмосферное давление. Надвигалась гроза. Она вернулась из Камерона, куда ездила узнать, нет ли известий из судовой компании, которой принадлежали «Пегас» и «Минотавр». Также она надеялась получить весточку из Сан-Франциско от Патрика Лейтропа. Но ее ждало единственное письмо от тети Миллисент. Поездка заняла больше времени, чем она рассчитывала. Она окинула взглядом пустой двор. В это время мужчины обычно направлялись в паб к Фейси или выпивали за разговорами у себя в бараке. Следующий день был воскресеньем, и Хью всегда по субботам после обеда давал своим работникам выходной. Во всем районе так поступал он единственный из всех фермеров-скотоводов. Но сейчас со стороны барака не доносилось ни голосов, ни звуков варгана, ни банджо. Пустовала и конюшня.

– Что случилось, Мэтью? – спросила Джоанна у конюха, принявшего у нее повозку.

– Все на пастбищах, миссис. Мистер Уэстбрук говорит, что может быть гроза. Овцы становятся беспокойными. Иногда они с испугу могут побежать всем стадом.

Взгляд Джоанны устремился на равнины, простиравшиеся под серым небом. Шел июнь, месяц зимнего подстригания. Всю прошедшую неделю Хью со своими рабочими провел в загонах на пастбищах, подстригая шерсть на хвостах и задних ногах овец, которым скоро предстояло ягниться. Делалось это, чтобы обеспечить чистоту, а также для защиты овец от мясных мух и инфекций. Занятие требовало много усилий. Было непросто сладить с испуганными овцами и при этом умудриться не поранить ни их, ни себя. После такого напряженного труда все дождаться не могли субботнего отдыха и порции рома. Но надвигающаяся гроза распорядилась иначе. И теперь все дежурили у встревоженных овечьих стад.

Джоанна вошла в кухню, которую наполнял теплом и уютным светом ярко пылавший в очаге огонь. Пиони сидела у стола и чистила стекла масляных ламп. Рядом Адам угощался хлебом с маслом.

– Мама! – бросился он ей навстречу.

Джоанна обняла Адама, потом сняла шляпку и повесила на вешалку.

– А где мистер Уэстбрук?

– Он у реки с мистером Макнилом, – ответила Пиони. – Мистер Уэстбрук заходил домой. Он говорит, что приближается сильная буря.

– Я скоро вернусь, – Джоанна закуталась в шаль и поспешила к двери.

– А мне можно с тобой? – спросил Адам.

– Нет, оставайся дома и составь компанию Саре с Пиони, чтобы они не скучали.

По пути к реке Джоанна видела на горизонте вспышки молний. Она смотрела на серое зимнее небо, и ей никак не верилось, что на дворе июнь. В Индии дамы-англичанки уже выехали на горные курорты, спасаясь от летнего зноя. Но здесь, на западных равнинах колонии Виктория, был разгар зимы. Джоанна вышла на поляну, в пруду отражалось серебристо-свинцовое небо. Она огляделась и в сумраке заметила среди деревьев Хью и Макнила, осматривавших бетонные опоры – будущий фундамент их нового дома. Хью, Джоанна и Макнил выбрали площадку для строительства далеко от священных руин, где не были бы потревожены духи и дому не грозило затопление при разливах реки. Место оказалось удачным еще и потому, что простора вполне хватало, чтобы не срубить ни одного дерева. Мод Рид как-то сказала Джоанне: «Когда мы строили свой дом, мы выдрали с корнем всю эту эвкалиптовую мерзость и посадили нормальные английские ивы и вязы».

Некоторое время она наблюдала, как муж разговаривал с Макнилом. Хью был без шляпы, и ветер ерошил его волосы. Комья грязи прилипли к его сапогам и брюкам. Закатанные рукава рубашки обнажали руки, которые тоже были в грязи. Она смотрела на него и думала, как сильно он отличается от других фермеров-овцеводов, которым обязательно надо было показать всему свету, что они богаты и преуспели в делах. Даже объезжая пастбища или показывая скот на выставке, Джон Рид, Колин Макгрегор и остальные выглядели как английские помещики, для которых близость к земле ограничивалась игрой в крокет.

Джоанна смотрела на Хью и гадала, пройдут ли чувства, которые она испытывала к нему? Тот трепет, что охватывал ее, стоило ей неожиданно увидеть его, тот прилив радости, каждый раз сотрясавший ее, когда она встречала его по вечерам возвращающегося с пастбищ, когда он неожиданно входил в кухню, когда ветер доносил до нее звук его голоса. Неужели со временем это волнение может ослабеть? Неужели перестанет вспыхивать огонь в крови? «Нет, – молила она. – Я хочу, чтобы так было всегда».

– Хью! – позвала она. Но ее голос заглушили раскаты грома в горах. И несколько секунд спустя сверкнула молния.

– Хью! – крикнула она снова.

Он обернулся, широко улыбаясь. Поднял руку, приветствуя ее, Филип Макнил.

– Осторожнее, – предупредил Хью, когда она ступила на бетонный порог. Он протянул руки, и Джоанна оказалась в его объятиях. Он целовал ее, и она думала: «Пусть всегда будет так».

– Хорошо, что ты уже дома, – сказал он. – Я начал беспокоиться. Еще несколько минут, и я бы послал кого-либо тебе навстречу. Мы с Филипом проверяли, все ли здесь в порядке. Небо что-то мне совсем не нравится. Здесь осторожнее, смотри под ноги, – он взял Джоанну за руку.

Бетонный пол был усеян инструментами, щебнем, отпиленными деревяшками. В углу кто-то из рабочих оставил котелок наполовину полный чая. Наконец они оказались на месте будущей гостиной.

– Что сказала Полл Грамерси? – спросил Хью.

– Она сказала, что у нас все хорошо. И я уже на пятом месяце.

– Что интересного на почте?

Джоанна подумала о письме от тети Миллисент. На просьбу Джоанны рассказать подробнее о детстве матери она давала ответ простой и короткий: «Твоей бедной матери нет в живых, и дай ей покоиться с миром».

Ветер набирал силу, покрывая рябью поверхность пруда. Хью с тревогой взглянул на небо.

– Вот-вот разразится гроза, – пробормотал он. – Тем, кто на пастбищах, предстоит долгая ночка.

– Эй! – донес ветер чей-то голос. – Эй, Хью!

Все трое обернулись и увидели, что к ним скачет во весь опор, махая шляпой, рабочий фермы по прозвищу Эдди-метис.

– Хью! Скорей едем со мной!

– Что случилось, Эдди? – спросил, подходя к нему, Хью.

– Господи! Хью! Это же просто ужас. Молния ударила в дерево возле колодца на третьей миле. Овцы побежали!

– Поставьте заслон.

– Хью, стадо прорвалось через северную ограду, и мы не можем его сдержать! – говорил бледный, осунувшийся Эдди. – Они несутся как бешеные! Они бегут к реке, Хью!

– Возвращайся домой. Джоанна, – сказал Хью, торопясь к своей лошади. – Мистер Макнил, проводите, пожалуйста, мою жену.

Они смотрели, как Хью вскочил в седло и ускакал в бурную ночь.


Хью с Эдди ехали по равнинам, и путь им освещали следовавшие одна за другой вспышки молний. Их лошади перепрыгивали ручьи до этого сухие, а теперь превратившиеся в глубокие потоки. Ветер дул с такой силой, что гнул деревья едва ли не до земли. Когда они достигли северной границы, вовсю хлестал дождь. Хью увидел зрелище, от которого кровь застыла у него в жилах. Тысячи овец в диком страхе мчались по равнине, где бушевала гроза, а носившиеся взад-вперед всадники пытались сдержать этот бешеный поток. Неистовым лаем заливались пастушьи собаки, и среди этого хаоса, не переставая, полосовали небо и землю огненные мечи молний.

– Как, черт побери, могла упасть изгородь? – крикнул Хью, подъезжая к Ларри Шнурку.

– Стадо тут ни при чем, Хью! – прокричал в ответ Ларри. Его голос был едва слышен в реве ветра. – Посмотри, изгородь упала в нашу сторону!

Хью проехал вдоль поваленной изгороди и убедился, что Ларри прав. Столбы с проволокой лежали поваленные внутрь загона, навстречу бегущим овцам. Изгородь была на земле еще до подхода стада. Это не мог сделать ветер.

– Но пять тысяч акров по ту сторону изгороди принадлежат Фрэнку Даунзу! – сказал Хью – А он всегда хорошо следил за своей изгородью.

К ним подскакал один из всадников по имени Том Уоткинс. С полей его шляпы ручьями текла вода.

– Господи, Хью! Овцы в реке!

Вот когда начался настоящий кошмар.

А тем временем, вернувшись в дом, Джоанна с Филипом Макнилом торопливо закрывали ставни, застывшая от ужаса Пиони прислушивалась к мощному треску раскатов грома, а Сара потихоньку старалась отвлечь Адама. Казалось, дом содрогался, когда яростные порывы ветра врывались в дымовую трубу, выдувая в кухню искры и золу. Занялся коврик у очага, и Джоанна быстро затоптала огонь.