— Вы это заслужили. — Он уважительно смотрит на меня. Потом поднимает вверх палец и обводит взглядом классную комнату, словно еще хочет что-то мне сказать, но ждет, когда все студенты выйдут. Начинаю беспокоиться, представляя, как Беннетт сейчас стоит за дверью и ждет меня.

— Сеньорита, вы, наверное, уже в курсе, что я отвечаю за летнюю программу по обмену, — говорит он, когда мы, наконец-то, остаемся одни.

Я киваю.

— Так вот в этом году количество принимающих семей по этой программе у нас увеличилось, и у нас не хватило заявлений от студентов. Я понимаю, что, наверное, уже поздно, но у нас еще есть место.

Я не отвечаю, он пытается заполнить тишину:

— Если вы, конечно, в этом заинтересованы.

Я еще не думала о планах на лето. И если уж говорить честно, то с момента появления Беннетта, я вообще мало что планировала дальше завтрашнего дня.

Арготта открывает ящик стола, вытаскивает ярко-желтую папку и протягивает ее мне.

— Это действительно уникальная возможность. Вы сможете провести десять недель в Мексике в замечательной принимающей семье. Вот, возьмите это и поговорите со своими родителями.

Беру папку. Еще пару месяцев назад я бы посчитала это предложение возможностью всей своей жизни, но сейчас, когда у меня есть возможность посетить любое место в мире, оно уже не кажется таким привлекательным.

— Спасибо. Я очень горжусь, что вы выбрали меня.

Расстегиваю молнию на своем доверху заполненном рюкзаке и складываю папку.

— Я обязательно подумаю.

— Хорошо. Принимающая семья знает, что студент может и не приехать, но в любом случае нужно дать им время для подготовки, поэтому очень прошу вернуть мне бумаги настолько быстро, насколько сможете, но не позднее конца мая. Не думаю, что поступят еще заявления, поэтому если все же решитесь – это место ваше.

— Поняла. Спасибо. — И уже со всех ног бегу к двери, поворачиваю за угол и натыкаюсь на Беннетта, он обнимает меня за плечи.

— У тебя получилось! — Улыбается он и прижимает меня к себе, идем по коридору. Голова идет кругом, в хорошем смысле этого слова.

— Ну? Решила уже, куда поедешь на эти деньги?

— В Мексику, конечно. Было бы стыдно не использовать эту замечательно спланированную поездку, в которой есть место и для сюрпризов, — говорю я, изображая акцент Арготты, и лукаво смотрю на него. — Люблю сюрпризы.

— Да, — отвечает Беннетт, — я помню.

Глава 26

Май

Вкладываю закладку между страниц книги «Лучшее в Италии 1995» Рика Стивса и выключаю свет, размышляя о музеях, вымощенных улицах и мороженном. С тех пор как мы с Беннеттом побывали в Тайланде, он рассказал мне о первом своем секрете и подарил открытку, прошел месяц. На последнем свидании он пообещал свозить меня в Италию, но после изменения событий, связанных с Эммой, пока не хотел пользоваться своим талантом даже для путешествий. Я и не просила, я была счастлива с ним здесь и делала вид, что он обычный парень, но все же изучала разговорник, так, на всякий случай.

Закрываю глаза, думая о нем, и только начинаю засыпать, как понимаю – что-то не так. Меня словно что-то отталкивает к краю кровати.

— Эй, — слышу, как кто-то шепчет мне в ухо, — это я.

Открываю глаза и собираюсь закричать.

— Шшш, — произносит чей-то голос, а рука закрывает мой рот, чтобы заглушить звук. Мое сердце бешено бьется, глаза раскрыты от ужаса, начинаю быстро моргать, пока глаза не привыкают к темноте, и я не начинаю различать силуэт.

— Это всего лишь я. Все хорошо. — Повторяет Беннетт до тех пор, пока я не успокаиваюсь. — Все в порядке, Анна. Это я.

— Фто ты тыт деись? — шепчу я в его ладонь, которой он все еще зажимает мой рот.

— Что? — он тихо смеется и убирает ладонь.

— Что ты тут делаешь? — снова повторяю я, сажусь на кровати и бью его по руке. — Ты до смерти меня напугал.

Он все еще смеется.

— Прости, наверное, нужно было постучать, но… — говорит он, показывая на часы, — хоть твоя мама и хорошо ко мне относится, не думаю, что она одобрила бы мой визит в одиннадцать тридцать вечера накануне учебного дня.

Ощущаю, как биение сердца замедляется, и я покрепче закутываюсь в одеяло.

— Все в порядке?

— Да, все просто замечательно. Извини меня. Я не хотел пугать тебя. Просто я лежал в кровати и, вдруг, мне очень захотелось увидеть тебя, не дожидаясь завтра. Поэтому я встал, натянул штаны, мысленно представил твою комнату и, оп-ля, вот я здесь у тебя.

— Оп-ля?

— Оп-ля. Ты же еще не спала?

— Уже засыпала. — Снова кладу голову на подушку и вздыхаю. Пока не могу определиться, как относиться к такому вот его появлению в моей комнате без приглашения.

Беннетт натягивает одеяло мне до подбородка. В комнате темно, лишь луна слабо светит снаружи, но, должно быть, он все же увидел мое лицо.

— Ты сердишься?

Качаю головой.

— Нет, не очень.

— Но все же немного.

Морщу нос.

— Да, наверное.

— Извини, конечно, не следовало вот так появляться. Я лучше пойду.

Мне становится не по себе. Он выглядит таким милым и взволнованым, и когда он уже собирается встать, я дотягиваюсь до него и беру за руку.

— Не уходи, — произношу я.

— Что ты, все в порядке. Увидимся завтра, — шепчет он и нежно целует меня в лоб. Мое сердце снова начинает бешено колотиться, но в этот раз уж не от страха. Еще пять минут назад я скучала по нему, и вот, он у меня в комнате, сидит у меня на кровати, освещенный лунным светом.

— Я, правда, не сержусь. — Совершенно не задумываясь о том, что делаю, хватаю его за руку и сваливаю на кровать, он падает рядом со мной, выглядит немного удивленным. Поворачиваюсь и оказываюсь у него на груди, улыбаясь, смотрю на него. Он здорово смотрится у меня на подушке.

— Не уходи.

Мгновение он смотрит на меня, а потом обнимает за шею и начинает страстно целовать. И хотя между нами объемное одеяло, я чувствую тепло, исходящее от его тела, чувствую страсть его поцелуев. На губах. На шее. На груди. Пять минут, и я уже полностью растворилась в нем, целую его, запускаю пальцы ему под рубашку, чувствую напряжение каждой мышцы у него не спине, когда он еще сильнее прижимает меня к себе. Но внезапно прихожу в себя, вспоминаю, где я, поэтому чуть отодвигаюсь от него, чтобы у меня была возможность поглядывать на дверь спальни.

— Все хорошо, — шепчет Беннетт мне на ухо, хотя мне все еще кажется, что я чувствую его дыхание на шее. — Не беспокойся.

Еще чуть отодвигаюсь от него.

— Но мои родители…

— Не беспокойся о них, — повторяет он. И через несколько минут я снова растворяюсь в его поцелуях. Но так сложно надолго отвлечься от двери. Украдкой смотрю на нее, он это замечает.

Беннетт останавливается, тяжело дышит и улыбается мне. Мои волосы разметались повсюду, он откидывает их в сторону, чтобы заглянуть мне в лицо. Проводит ладонью по щеке.

— Это же я, помнишь? — шепчет он. — Если они вдруг войдут, я просто… исчезну и вернусь через пять минут.

Его озорная улыбка становится еще шире.

— Они ничего не поймут. И ты тоже. Просто снова опрокинешь меня на кровать, и мы все повторим, — он ухмыляется, — заново.

Я отвлекаюсь от двери и собираюсь снова его поцеловать, как в голову мне приходит одна мысль. Не понимаю, откуда вообще она возникла, почему именно сейчас, и почему мне раньше не приходило в голову задать этот вопрос. Опять отстраняюсь от него и внимательно смотрю ему в глаза.

— Но ты ведь раньше так никогда не поступал со мной, верно?

Улыбаюсь, но лицо все же становится хмурым.

— Ты же ничего не изменял, чтобы я потом этого не помнила?

Его улыбка быстро исчезает.

— Беннетт?

Он ничего не отвечает, лишь сильнее вдавливает голову в подушку.

— Один раз, — произносит он, тяжело выдыхая.

Чувствую, как где-то в глубине живота появляется комок и начинает стремительно расти, я бросаю на него свирепый взгляд и жду продолжения. Молчу. Он тоже молчит, ждет моей реакции.

— Когда? — Я сажусь на кровати, заворачиваюсь в одеяло и жду.

Он поворачивается ко мне.

— Помнишь тот вечер, когда ты пришла к Мэгги, а я был груб с тобой.

Киваю.

— А потом я пришел в книжный магазин, чтобы извиниться, и мы пошли выпить кофе.

Киваю снова.

— И я еще провожал тебя домой.

Продолжаю кивать. Потому что все это я хорошо помню. И теперь очень хочу узнать, что же именно я забыла.

— Я поцеловал тебя тогда.

— Поцеловал? — Хотела бы я это запомнить.

Теперь его очередь кивать. А все что могу делать я – это тупо смотреть на него. Потому что это не-воз-мож-но. Все, чего мне хотелось в тот вечер, чтобы он меня поцеловал, но вместо этого он начал бормотать всякую чепуху о том, что такое больше не должно произойти. Тогда я ничего не поняла, но сейчас… Он все-таки меня поцеловал. Вот что тогда произошло!

— Это было уж слишком. Я побоялся того, чем это может для тебя обернуться и… — Он хмурится. — Я тебя поцеловал. Но придя домой, я понял, что наделал. Поэтому вернулся назад и все изменил так, что поцелуя уже не было. Проводил тебя домой. Попрощался.

И это тогда, когда я стояла на тротуаре, смущенная, и, дрожа, наблюдала, как он уходит, а сама пыталась понять, что же сделала не так. Когда после, целых двадцать четыре дня, я мучилась, пытаясь найти ответ на вопрос – почему меня одолевают чувства к человеку, которому я, кажется, абсолютно безразлична.

Больше не могу смотреть на него, откидываюсь на спинку кровати, закрываю глаза и тру виски. Снова открываю глаза, Беннетт внимательно смотрит на меня, искренне и виновато. Я в ответ лишь зажмуриваю глаза еще сильнее.

— Когда ты это сделал? — спрашиваю я. — Я хочу знать точное время, в которое ты вернулся и все изменил.

В тот вечер мы все время были вместе, как он смог это сделать и не столкнуться сам с собой. И тут вдруг я понимаю. Я тогда неудачно пошутила насчет того, что из-за него люди исчезают, и он ушел в уборную. Помню, как подумала тогда, что оттуда он вернулся совершенно другим человеком. Получается, так оно и было.

— Когда ты пошел в уборную, — произношу я.

Беннетт кивает.

Я раздражена и начинаю выходить из себя.

— Ты вообще собирался мне об этом рассказать когда-нибудь?

— Для этого не было причины, но я же рассказал тебе сейчас, — оправдывается он, а я смотрю на него и чуть ли не закипаю от злости. — Слушай, я вовсе не хотел ранить твои чувства, и это было до того, как…

— Так вот почему ты солгал мне? Чтобы защитить мои чувства?

Беннетт перебивает меня.

— Я тебе не лгал. А просто не рассказал. Это не одно и то же.

— Для меня одно и то же.

— Анна, говори, пожалуйста, потише. Ты же не хочешь, чтобы пришли твои родители.

— Мои родители? А почему тебя это беспокоит? Ты ведь просто исчезнешь, а я останусь тут и буду пытаться объяснять моим родителям, с чего это вдруг я кричу. Одна. В своей спальне.

Но все же понижаю голос и продолжаю уже шепотом:

— А еще лучше, почему бы тебе не взять и опять все не переделать – словно этой беседы и вовсе не было?

— Я не буду этого делать. — Отчетливо произносит он каждое слово.

— А почему бы и нет? Это же было бы просто идеально. Уйдешь и вернешься на десять минут назад. Я буду удерживать тебя, а ты меня страстно поцелуешь, как мы уже сделали в этот раз. Хотя тогда я уже не буду знать, что это так же, как «в этот раз».

Чувствую, как к горлу все сильнее подступают слезы, изо всех сил сдерживаю их внутри, чтобы они не смогли вырваться наружу и нанести непоправимый вред. Если я сейчас расплачусь, то он подумает, что мне грустно. Но это не так. Я зла. И слезы эти опасны, они наполнены такой злостью, что могли бы прожечь дыры в стене.

— Анна. — Беннетт говорит спокойным голосом. — Да, я сделал это один раз. Но не сделаю снова. Не после того, как решил рассказать тебе все. Не после того, как решил быть с тобой.

Киваю.

— Ну да, я понимаю. После того, как ты решил.

И сразу в памяти всплывают те недели, почти целый месяц, когда я шла на урок испанского и каждый раз терялась в догадках – почему же он перестал смотреть на меня после той ночи. Почему же я чувствую сильную связь с человеком, который, кажется, меня ненавидит.

— Что ж, тем вечером ты решил все изменить. Но вот только до того, как ты все изменил, я уже решила, что хочу быть с тобой. Но я полагаю, что мои чувства тут в расчет не берутся, не так ли?

В комнате воцаряется тишина. Я смотрю на него. А он уставился на покрывало.

— Я ошибся, — наконец произносит Беннетт. — Я сделал так один раз. Но не сделаю этого снова. Я бы никогда так больше не сделал.

Чувствую, как выражение моего лица начинает смягчаться, поэтому плотнее сжимаю губы, чтобы все не испортить. Нужно удержать эти проклятые слезы.