— Да. — Не уверена, что вправе называть себя его подругой. Но в данной ситуации это самый подходящий ответ.

— Извините за беспокойство, мэм. — Какая же я идиотка, что пришла сюда, и, к сожалению, только сейчас это поняла.

— Никакого беспокойства, дорогая моя. — И она жестом приглашает меня пройти в соседнюю комнату, расположенную по другую сторону широкой арки. — Присаживайся, я сейчас поднимусь наверх и приведу его.

Она поворачивается и начинает подниматься по лестнице, а я проскальзываю внутрь. Гостиная с массивными окнами, очень красивая, она со вкусом обставлена темной антикварной мебелью, которая делает ее довольно уютной – никогда бы не подумала, что такое может быть. Огонь в камине теплый и создает мягкий свет.

Вместо того, чтобы сесть на диван, я хожу по комнате и стараюсь повнимательнее ее рассмотреть. Стена, в которой расположен камин, снизу доверху уставлена окрашенными в темный цвет книжными шкафами, полными коллекций классики, которым позавидовал бы любой книжный магазин. Помимо одной черно-белой свадебной фотографии Мэгги и ее мужа, все остальное место занимают фотографии маленькой девочки с темными волосами и ровно подстриженной челкой, зачесанной набок. На некоторых она изображена с матерью. И уж совсем трудно пропустить снимок, занимающий центральное место на каминной полке – все та же маленькая девочка сидит в кресле, улыбается в объектив и сжимает в руках крошечного малыша с пучком темных волос.

— Это мои внуки, — произносит тихий голос у меня за спиной, от неожиданности я подпрыгиваю. Не слышала, как она вернулась. — Это Брук. Ей два года. А это мой младший внук. — Она берет фотографию и проводит пальцем по стеклу.

— Они милые, — говорю я.

Она возвращает фотографию на полку и берет в руки другую.

— А это моя дочь. — Она указывает на фото женщины, держащей маленькую девочку на коленях.

— Они живут не в Иллинойсе?

— Нет, в Сан-Франциско. — И она печально вздыхает. — Я пытаюсь убедить их вернуться домой, но из-за работы ее мужа они вынуждены оставаться в Калифорнии. Я еще даже не видела их новорожденного малыша.

Внезапно у меня возникает ощущение, что мы больше в этой комнате не одни. Осматриваюсь и, взглянув поверх плеча Мэгги, замечаю Беннетта, он стоит в дверях и наблюдает за нами. Его волосы свисают прядями, лицо неравномерно покрыто щетиной, а огромные круги под глазами такие, будто он уже не спал несколько дней. Отсутствующее выражение на его лице сменяется суровостью.

— Что ты здесь делаешь? — Его голос звучит натянуто, он непроизвольно моргает, как будто его глаза привыкают к слабому освещению комнаты.

Я не успеваю произнести ни слова, как за меня уже отвечает Мэгги.

— Я показывала твоей подруге фотографии моего новорожденного внука, Беннетт.

Она снова поворачивается ко мне.

— Ты не поверишь, раньше никогда не встречала ни одного человека по имени Беннетт, а сейчас вот знаю сразу двоих!

И как будто все еще не веря в невероятность такого совпадения, она качает головой.

В смущении перевожу взгляд с нее на Беннетта и обратно. Он вздрагивает.

— Хотите чаю? — спрашивает Мэгги, которая, кажется, не замечает возникшего внезапно напряжения. — Я как раз собиралась заварить.

— Нет, — отвечает Беннетт, опередив меня.

Но Мэгги не обращает на него внимания и смотрит на меня, в ее глаза застыл вопрос.

— Анна?

— Нет, спасибо, миссис…

Она кладет мне руку на плечо.

— Зови меня Мэгги, дорогая. Просто Мэгги.

Я улыбаюсь ей в ответ.

— Спасибо, Мэгги.

Беннетт жестом показывает мне, чтобы я шла за ним, и мы уходим, оставив Мэгги в одиночестве, заваривать чай. Мы в тишине поднимаемся по лестнице и идем по темному коридору. Как и в гостиной, здесь стены тоже увешаны фотографиями, но они сделаны намного раньше.

В его комнате почти темно, света маленькой лампы, которая слабо освещает деревянный стол, явно недостаточно. Повсюду разбросаны стаканы из-под кофе и пустые пластиковые бутылки, когда-то наполненные водой. Пол и кровать усыпаны беспорядочно разбросанными книгами и бумагами. Антикварная мебель и здесь просто великолепна, но вряд ли соответствует вкусам старшеклассника. На фоне этого моря красного дерева он выглядит как-то неуместно.

Чтобы закрыть дверь спальни, ему приходится протянуть руку прямо у меня над плечом, и от такой близости мое сердце начинает бешено биться. Это длится до тех пор, пока я не замечаю, что от него пахнет потом и грязными носками. Должно быть, на моем лице отразилось что-то вроде отвращения, потому что он тут же опускает взгляд и отступает.

— Я не ждал сегодня гостей.

— Все в порядке.. Просто я… извини. Я тебе помешала, да? — Никаких признаков, что он принимает мои извинения. Никаких попыток расчистить пространство, чтобы я могла присесть. Так что так и стою, облокотившись на дверной проем, чувствуя себя жутко неловко, и нервничаю.

— Извини за бабушку, — произносит он так тихо, что мне приходится напрягать слух, чтобы услышать его.

Я сбита с толку.

— За бабушку? Мэгги – твоя бабушка?

— У нее болезнь Альцгеймера. — Он смотрит мимо меня и старательно изучает дверь, обдумывает, что еще сказать. — У нее в голове я… я еще ребенок.

— Правда? — Мысленно снова прокручиваю разговор в гостиной. — Но…так эти фотографии были сделаны семнадцать лет назад?

Он кивает. Возникает длинная и неудобная пауза, и я уже жалею, что завела разговор о фотографиях.

— Они расстраивают ее. Нужно их убрать.

— Тогда кем она считает тебя?

— После смерти дедушки денег стало не хватать, она жила одна, вот и стала сдавать эту комнату студентам Северо-Западного. — Он обводит рукой комнату и опускает глаза в пол.

— Полагаю, она думает…

Тут он умолкает, и в комнате воцаряется тишина.

Он выглядит ужасно. Кожа желтоватого оттенка, глаза покраснели.

— С тобой все в порядке? Ты выглядишь уставшим.

Он смотрит на меня, потом, наконец, начинает говорить, но не отвечает на мой вопрос. Вместо этого он хмурит брови, и задает свой: — Что ты здесь делаешь?

То, как он задал свой вопрос, заставляет меня нервничать еще больше.

— Я не видела тебя с прошлого воскресенья, ну с той ночи в парке… когда ты.. знаешь..

Какое-то время жду от него реакции, но ее нет, и я выпаливаю все остальное.

— Тебя не было в школе всю неделю. И я начала беспокоиться, я.. я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. — Я потихоньку нашариваю дверную ручку у себя за спиной. — Но теперь я знаю, что ты жив. Что… знаешь… очень здорово. Поэтому я пойду.

В голове молнией проскакивает мысль, что лучше было позвонить по телефону, захотелось убить Эмму. И о чем я только думала, когда появилась на пороге этого дома, будто я и вправду хорошая знакомая.

— Воскресенье. — Он украдкой смотрит на меня. — Точно. Совсем забыл об этом.

От неожиданности отпускаю ручку и с удивлением смотрю на него. Забыл? Как можно о таком забыть?

— Ты уверен, что с тобой все в порядке, Беннетт?

— Да, все нормально. Я просто… — Он выглядит обеспокоенным. Да нет. Он паникует!

— А как ты меня нашла, вообще-то?

Чувствую, что руки начинают дрожать.

— Взяла адрес в офисе администрации. — Это правда, и не придется впутывать Эмму, если не будет особой необходимости.

— Кто-то в офисе дал тебе мой адрес?

— Нет, он был написан на стикере. — Тоже правда.

Он озадаченно смотрит на меня, открывает рот – собирается что-то сказать. Но внезапно бледнеет. Слегка покачнулся и придерживается рукой за стену, чтобы не упасть.

Подхожу и беру его за руку.

— С тобой все в порядке?

Он пытается что-то сказать, но у него не получается. С трудом делает несколько вдохов.

— Я пойду позову твою бабушку. — Начинаю отпускать его руку, но тут он вырывается сам и хватает меня за запястье, точно так же, как сделал тогда в парке.

— Нет, не нужно. — Звучит так, словно он пытался крикнуть, но все, что может, так это только шептать. Он отпускает мою руку и начинает тяжело дышать.

— Просто.. все уже в порядке.

Он медленно и глубоко вдыхает.

— Просто мне нужно прилечь.

— Ты уверен?

Он открывает дверь. — Тебе нужно идти. — Снова глубоко вдыхает. — Сейчас.

— Но, я не могу…

— Нет. Сейчас. Пожалуйста.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ты не можешь заставить меня уйти и оставить тебя здесь в таком состоянии. Я не сделаю этого снова.

Его глаза становятся холодными и пугающими, он сверлит меня взглядом.

— Это мой дом. И я говорю тебе, чтобы ты ушла. Прямо сейчас.

Стоило мне оказаться в коридоре, как дверь захлопывается за мной с такой силой, что можно подумать, он просто рухнул на нее. Я отступаю на несколько шагов и останавливаюсь в нерешительности – что же делать? Снова подхожу к двери и уже поднимаю руку, чтобы постучать, но останавливаюсь, отхожу, разворачиваюсь и медленно бреду по коридору к лестнице.

Останавливаюсь в фойе, снимаю пальто с крючка. Застегиваю пуговицы, попутно обдумывая, что же сказать его бабушке. «Думаю, он снова заболел» или «думаю, вам следует проведать его». Но вспоминаю его решительное «нет», и вопреки лучшим душевным порывам, принимаю решение хранить его секрет. Поэтому просто захожу на кухню, говорю Мэгги, что рада была с ней познакомиться, и, убедив ее, что меня не нужно провожать, выхожу на улицу.

Глава 8

Апрель

— О! Как хорошо, что ты здесь. — Как только дверной звонок возвещает о моем прибытии, выходит папа, он в хорошем настроении, слишком хорошем для моего нынешнего состояния.

— Не возражаешь, если я пойду.

Возражаю? Господи, конечно же, нет. Пожалуйста, уходи, чтобы я смогла побродить по пустому магазину, размышляя, не оставила ли я Беннетта умирать одного в его неубранной комнате, полной антикварной мебели.

— Для этого я и пришла, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко.

— Спасибо. А то твоя мама уже два раза звонила, спрашивала, когда я буду дома. Мне кажется, она слегка перевозбуждена из-за этой вечеринки.

Он выглядит очень красивым. Подхожу к нему и поправляю галстук.

— Мы будем в Историческом музее Чикаго. Должны быть дома около полуночи, но ты нас не жди. Ты же знаешь, твоя мама и ее друзья могут долго болтать.

— Иди. Повеселитесь там. — Кладу руку ему на плечо и подталкиваю к двери.

Он делает несколько шагов вперед, но внезапно останавливается и оборачивается.

— Еще раз спасибо за то, что согласилась поработать в пятницу вечером. Мы же не помешали твоей личной жизни?

— К сожалению, нет.

Как только папа уходит, начинаю ходить по магазину, машинально поправляю книги на полках, а сама думаю о том, как на меня посмотрел Беннетт. Прохожу мимо входной двери и останавливаюсь, очень хочется повесить табличку «Вернусь через десять минут» и сбегать до его дома. Прохожу мимо подсобного помещения, приходится бороться с желанием позвонить Эмме, рассказать ей обо всем, что только что произошло. Прохожу мимо окна и вижу полицейскую машину, припаркованную у кофейни, тут же хочется подбежать к ним и сказать, чтобы они ехали по адресу Гринвуд, 282. Но, конечно же, ничего из этого я не делаю. Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, захожу в детский уголок, беру синее кресло-мешок, переношу его в секцию «Путешествия» и устраиваюсь там с «Путеводителем по Москве» в руках.

◄►◄►◄►

Я в подсобном помещении, набираю код на сейфе, когда раздается дверной звонок. Чуть выглядываю из-за двери, чтобы посмотреть, кто там. Какой-то человек в шерстяной кепке и черном пальто в руках стоит возле прилавка.

— Простите, но мы уже закрыты! — кричу я. Набираю последние три цифры, дергаю тяжелую стальную ручку и забрасываю внутрь виниловую сумку с наличными.

Поглядываю на часы и возвращаюсь к прилавку.

— Простите, но мы закрываемся в …

Посетитель поворачивается ко мне лицом. Это Беннетт. Робкая улыбка появляется на его лице.

Я просто застываю.

— Привет.

Не уверена, что мне удалось скрыть свое изумление. Он выглядит намного лучше, чем три часа назад: темные круги под глазами исчезли, глаза уже не красные. Сейчас он расслаблен, одет в темно-коричневые слаксы и светло-голубой свитер, благодаря которому его глаза сияют как-то особенно. Ну и, конечно же, я не могу не отметить про себя, что теперь пахнет от него так, словно он только что вышел из душа. В общем, выглядит он намного лучше, но все еще таким же уставшим.

— Привет, Анна.

— С тобой все в порядке? — Чувствую такое облегчение, что хочется подбежать и обнять его.

— Да, все хорошо. — Он улыбается. — Итак..

Осматривает магазин.

— Так вот где ты работаешь?