– Сальвадор, доктор Хуан – наш большой друг, и некрасиво с твоей стороны нападать на человека, который делает нам столько добра.

Но Наполеон вновь взмахнул своей пушистой щеткой и, точно великий воин, уже хотел добить пораженного дракона. Вдруг мальчику стало жаль этого доброго врача. Он мгновенно отбросил в сторону щетку, подбежал к сестренке, поцеловал ее и быстро ретировался. Ему вдруг захотелось загладить свою вину перед отзывчивым старичком, который так прилежно заботился о всей его семье. Некоторое время он долго ломал голову, что же предпринять такого, и наконец решил напиться ледяной воды.

На следующий день Сальвадор свалился с высокой температурой. Он лежал в своей кроватке, когда мать подошла к нему и заботливо потрогала лоб.

– Да ты просто горишь! – воскликнула она и бросилась звонить врачу.

Вскоре явился долгожданный доктор, он вымыл руки и прошел в комнату юного полководца. Сальвадор лежал в кровати, все тело горело, а горло словно перехватило горячими щипцами, голова кружилась, и дикая слабость забирала остатки энергии молодого Наполеона.

– Ну что, юный хулиган, Вы никак заболели?

Сальвадор посмотрел мутным взглядом на врача.

– Извините, доктор! – пробормотал он. Ему нравилось, что теперь доктор заботится о нем, мерит температуру, смотрит горло, слушает дыхание. Как хорошо болеть! Ты сразу попадаешь в центр внимания! И это делает тот самый доктор, который в прошлый раз был очень обижен, а теперь участливо заботится о нем. Врач выписал лекарства и, мягко похлопав Сальвадора по плечу, тепло сказал:

– Поправляйся, юный хулиган.

Что еще нужно было юному Наполеону, сраженному тяжелой болезнью? Только видеть, как у изголовья кровати великого полководца склонили свои головы врачи и домочадцы в ожидании его выздоровления.

Сальвадор быстро поправлялся, ему оставалось отлежаться несколько дней, когда ночью он проснулся и увидел слабый свет, проникающий из приоткрытой двери его комнаты. Мальчик ощущал, что уже была глубокая ночь, но дух великого полководца рвался вперед навстречу новым сражениям, тем более что этот таинственный поздний свет так и манил к себе. Он вышел из своей комнаты. В доме все спали, только полоска света из кабинета отца в конце коридора освещала темноту. Кабинет был святая святых для главы семейства, и посетителей здесь не жаловали. Но на этот раз это не остановило юного полководца, решившегося на разведывательный маневр. Он осторожно прокрался на цыпочках к запретной комнате и приоткрыл дверь. Ему вдруг стало страшно, когда он представил, как папа будет ругаться, но, вспомнив о перенесенной болезни, мальчик хитро улыбнулся. Папа будет снисходителен к нему.

Сальвадор вошел в кабинет. В нем никого не было. Видимо, отец забыл выключить свет и закрыть дверь. Надо было возвращаться в свою комнату, однако любопытство взяло верх. Мальчик огляделся по сторонам. Комната была отделана красным деревом, красивый резной потолок, небольшая люстра зеленого цвета, массивные шкафы из дорогих пород древесины, огромное количество книг в кожаных переплетах с красивыми золотыми буквами в шкафах и на полках. Посреди кабинета стоял большой письменный стол с темно-зеленым сукном, рядом располагалось величественное резное кресло. В углу стоял кожаный диван темно-коричневого цвета. Все говорило о солидности и значимости этого помещения, и мальчик уже хотел уходить, но его взгляд упал на большую книгу, небрежно лежавшую на столе. Она привлекла его внимание еще и тем, что это была единственная книга на столе, к тому же открытая. Сальвадор понимал, что нельзя без разрешения входить в кабинет отца, а тем более брать и смотреть книгу, но авантюризм взял верх над страхами. Он подошел к столу, взял книгу и сел на диван. Если бы он только знал, как повлияет на его жизнь и творчество содержание этой книги, он бы, наверное, не только не взглянул на нее, но и держался бы от кабинета отца на почтительном расстоянии.


Глава 3

Пришло время идти в школу. Мальчик простился со всеми своими образами великих полководцев и отдельно распрощался с Наполеоном. Начались учебные будни. Шли дни, недели, месяцы. Закончился первый год, за ним второй, а потом третий. Мальчик подрос, он уже не гонял по дому несчастных кухарок и всегда приветливо встречал семейного врача, которому было уже далеко за семьдесят. Но дух величия в нем не пропал.

– Мама, ты знаешь, что я родился великим человеком? – часто заявлял он дома.

– Конечно, Сальвадор! Ты будешь великим! – отвечала мать.

– Хм! Что значит буду? – озадачивался мальчуган. – Я уже сейчас великий и непревзойденный!

Мать удивлялась, даже иногда расстраивалась:

– Дорогой, у сына чересчур завышенное самомнение, как бы это потом не переросло в шизофрению? – делилась она своими сомнениями с мужем, на что тот всегда отвечал, ласково обнимая ее:

– Любимая, а что, наш сын действительно великий!

В школе Сальвадор был просто невыносим. Он постоянно спорил с учителями и был главным организатором всех беспорядков. Великий Наполеон вдруг превратился в Робеспьера, готового отправить на гильотину любого, кто не придерживался Хартии справедливости. Доказывая свою правоту, он вступал в яростную перепалку с любым учителем, вне зависимости от возраста и опыта последнего. И когда педагог пытался жестко осадить зарвавшегося ученика и закончить эту своеобразную дискуссию, которая ставила его в столь неловкое положение, в этот самый момент происходила Великая французская революция. Сальвадор вскакивал на стул и начинал декларировать свои лозунги приверженности всеобщим ценностям человечества. А учителю оставалось только в недоумении стоять у своего стола, не понимая, как поступать дальше. Придя в себя, педагог бросал все свои силы на подавление мятежа:

– Сальвадор, ну-ка сядь на место и закрой свой рот!

– Ах мне закрыть рот! – И тут дух свободы начинал еще яростнее заводить юного борца за справедливость. – Мне можно заткнуть рот! А как же свобода слова? Вы подавляете в детях всю инициативу и желание понять предмет глубже! Вы хотите раздавить в нас личность и превратить всех в послушный скот.

Сальвадор опять отправлял учителя в нокдаун, и тот от удивления лишался на некоторое время дара речи.

– Что ты такое говоришь?! Да как ты смеешь так разговаривать с учителем? – придя в себя, начинал кричать педагог.

Юный Робеспьер вновь вскакивал на стул, зовя всех свободолюбивых учеников на баррикады против жестокой диктатуры тиранов. Класс начинал громко кричать и шуметь, и в этой буре тонул голос учителя, всячески пытавшегося навести в классе порядок, а затем все в праведном гневе покидали помещение.

Так Сальвадор срывал уроки у многих учителей, которые потом шли жаловаться директору. Наверное, бунтаря отправили бы на остров Святой Елены, как и Наполеона, но отец Сальвадора был известным в городе нотариусом, и только поэтому все эти выходки сходили ему с рук. Но даже это обстоятельство не удержало директора от обращения к родителям Сальвадора с просьбой подыскать своему чада другую школу.

В тринадцать лет отец записал сына в католический колледж, где под строгим надсмотром церковной братии юному бунтарю предстояло учиться много лет. Утром он ходил в церковь, а затем приступал к учебе. Консерватизм католической церкви не позволял бунтарскому духу Сальвадора выразиться. Он превратился в прилежного ученика. Казалось, наконец-то Сальвадор взялся за ум. Но от скуки, которая частенько одолевала юного бунтаря, не могли спасти ни хвала учителей, ни гордость отца за достижения сына.

В душе подросток оставался Наполеоном и великим бунтарем Робеспьером, жаждущим быть непревзойденным и необыкновенным, хотя железная дисциплина в колледже под присмотром братьев-иезуитов заставила на время умерить весь его бунтарский пыл. Но стремление выделиться продолжало кипеть внутри Сальвадора, пока в один прекрасный день не вырвалось наружу, как извержение вулкана. Во время перемены, как обычно, все спускались на первый этаж. Толпа ребят шла по длинной лестнице, когда сзади раздался чей-то голос.

– Эй, а вам слабо прыгнуть через эту лестницу?

На миг все застыли, воцарилась тишина. Все обернулись назад и увидели Сальвадора, который стоял в начале лестницы.

– Ты что, с ума сошел?! – выкрикнул кто-то из еще не пришедших в себя от такого вопроса ребят.

– Так вы, значит, трусы! Что, слабо перепрыгнуть?

Кто-то хихикнул, некоторые начали разворачиваться, чтобы продолжить путь, кто-то не успел еще все обдумать, как вдруг Сальвадор отошел назад, разбежался что было силы и рванул вперед с криком: «А ну разойдись!». Он прыгнул очень далеко, перелетел почти через всех ребят, которые от изумления открыли рты, но этого было явно недостаточно, чтобы перепрыгнуть всю лестницу, и он с грохотом обрушился вниз и кубарем скатился по лестнице, пересчитывая ребрами каждую ступеньку. Когда Сальвадор распластался внизу, все ученики собрались вокруг него затаив дыхание. Юный каскадер попытался встать, но все его тело ныло, из-за сильной боли у него получилось только с трудом сесть на пол. Ребята подхватили его и поволокли в кабинет врача, откуда он был переведен в больницу. Триумф Сальвадора наступил в тот момент, когда почти весь класс появился на пороге его палаты в больнице. Мальчик был на седьмом небе от счастья. Столько внимания! Он был действительно избранным!

Не успели его выписать из больницы, как тут же положили обратно после очередного прыжка с лестницы. И вновь друзья всем классом приходили его проведать. И вновь счастью Сальвадора не было предела. Наверное, все закончилось бы плачевно и он бы когда-нибудь свернул себе шею, если бы случай не свел юного гения с учителем рисования. Сальвадор сидел на уроке рисования и, как всегда, скучал: «Сегодня я попробую перепрыгнуть эту чертову лестницу! Прямо после урока». Он представлял, как будет прыгать, как вдруг голос учителя рисования прервал его мысли.

– Молодой человек, что вы думаете об этой картине? – Хуан Фернандес застал юного авантюриста врасплох.

– Эмм… Ну… Простите, учитель, что вы имели в виду?

– Я спросил вас, как вы оцениваете эту картину. Подойдите к доске и внимательнее посмотрите на копию полотна Веласкеса «Поцелуй Иуды».

Взору Сальвадора предстал Иисус Христос в Гефсиманском саду вместе с его самым любимым учеником Иудой. Взгляд Христа был теплым, хотя он уже знал о предстоящей мучительной смерти. Иуда обнимал своего учителя, но в его глазах светились страх и коварство.

– Учитель! – лицо Сальвадора изменилось. Тонкие брови немного нахмурились, между ними на чувственном лбе появилась морщинка, а во взгляде вспыхнули пронзительность и блеск боли. – Посмотрите на глаза Иуды, по ним сразу видно, что он замышляет что-то неладное. Неужели Иисус не видит этого? – Сальвадор был крайне возбужден.

Наблюдая за учеником, Хуан Фернандес был ошеломлен его чувствительностью.

– Иисус знал, что с поцелуя предателя начнется его мученический путь на Голгофу, и был к этому готов.

– Но почему Иисус ничего не предпринимает, чтобы спастись! – в голосе Сальвадора звучала неподдельная боль.

– Христос знает, что изменить ничего не получится, это его судьба – нести весь грех человечества на себе и умереть мученической смертью во имя всего человечества! Он готов к этому! Посмотрите, ребята, на глаза Иисуса, – обратился Хуан Фернандес ко всем ученикам, – в них тлеет тепло, хотя он знает, что его предает самый близкий друг и что впереди страшный путь жестоких страданий и мученической смерти. Этот взгляд говорит только об одном: Иисус готов пожертвовать собой ради людей и даже готов простить предавшего его ученика и друга во имя светлого будущего человечества.

Слова учителя потрясли юного Сальвадора. Он представил, что вместо Христа по узким улицам древнего Иерусалима с тяжелым крестом на спине идет он, как римские воины избивают его, а жители города проклинают, плюют в лицо и кидают камни. В страшных муках он бредет, не понимая, куда надо идти, римляне наносят ужасные удары по его телу хлыстами, камни, брошенные жителями города, рассекают все лицо и тело, а глаза залиты кровью и грязными плевками внезапно озверевших горожан. Вот он буквально доползает до места казни. С него снимают тяжелый груз, двое римлян сильными руками кладут его на крест, а третий палач вбивает в руки толстые ржавые гвозди. Дикая боль пронзает все тело, потом прибивают ноги и в завершение всего надевают терновый венок, жесткие колючки которого вонзаются в голову, вызывая страшную боль и усиливая и так невыносимые страдания. Все это Сальвадор прочитал в глазах Иисуса. Юноша побледнел, а учитель рисования, прочитав мысли ученика, про себя отметил: «Как он умеет чувствовать живопись».

– Спасибо, Сальвадор, садитесь, пожалуйста.

С этого момента учитель стал уделять Сальвадору особое внимание, стараясь развить в нем умение видеть картины в своем уникальном ракурсе.