Илья Баксаляр - Всадники апокалипсиса Сальвадора Дали

– Мою алчность? Ты тратишь миллионы на мальчишек, чтобы они тебя ублажали! Ты что, не видишь, что уже старуха и эти детки спят с тобой только из-за денег? Я мало их тебе даю? Ты еще и мошенничеством стала заниматься? Ты подрываешь репутацию марки «Дали!» Ты это понимаешь! Все, хватит! Мне все это надоело! Чтобы больше в твоем замке не было никого! Ты поняла?

Тут Гала закричала:

– Ты будешь меня учить, как жить? Посмотри на себя! Ты старая рухлядь, кому ты нужен? Кому нужен твой бренд? Это я раскрутила всю твою маразматическую мазню, внушая людям, что это высокое искусство. И теперь ты будешь меня учить?

– Замолчи! – рявкнул задетый за живое Дали, он схватил трость и изо всех сил начал колотить жену.

От боли она закричала:

– Сальвадор, успокойся! Сальвадор! Не надо! Не бей! Не надо!

Но Дали разошелся не на шутку:

– Маразматическая мазня?!

Гала, вся в крови, выскочила из кабинета, следом за ней несся с палкой в руках весь трясущийся художник. Галу отвезли в больницу, ей наложили несколько швов, она пробыла там несколько дней.

После той ссоры с мужем в замке Пуболь больше никто не жил. Гала страшно переживала расставание со своей последней любовью, обожаемым Джеффи. Она сидела одна в комнате и вспоминала, как ее любимый мальчик играл ей на фортепьяно. Она закрывала глаза, представляя себя семнадцатилетней невинной девочкой, впервые влюбившейся и охваченной чистым порывом безграничной любви. Как мечтала она именно о такой любви, благодаря которой можно было утонуть в безграничной теплоте и нескончаемой радости. Все в жизни уходит: молодость, красота, энергия, здоровье, и только любовь удерживает человека на плаву, прежде чем его накроет темная страшная волна пустоты и безразличия. Сейчас Гале не интересна была жизнь – все ушло в прошлое, и она покорно ждала последнюю свою спутницу – смерть.

Такое подавленное ее состояние быстро спровоцировало болезнь. Ей срочно нужно было удалять желчный пузырь. У нее еще были силы и здоровье, чтобы жить, но смысла в этой жизни она уже не видела. От большого количества пластических операций кожа на лице Галы стала лопаться, и вскоре она стала покрываться язвами, которые никак не заживали. Дали привез ее к себе домой и положил в свою комнату, из окна которой открывался вид на море. Она могла видеть водную гладь и небо, этот пейзаж напоминал многие картины ее мужа. Гала часто теряла сознание, и Сальвадор страшно боялся, что она умрет. Она превращалась в беспомощное существо, лицо ее было в гнойных язвах. Дали не мог без боли смотреть на свою Галу. Он поставил между своей кроватью и кроватью жены ширму. Он всегда восхищался красотой своей избранницы, ее красивым телом любовались миллионы поклонников его искусства. Дали винил себя в ее быстром угасании, она лежала пока еще живая в ожидании своего страшного будущего. Белый всадник предупреждал его: не проявляй злобы. Но он сорвался, не послушал посланника Бога, и вот красный всадник апокалипсиса принес войну. Дали знал, что черный посланник уже мчится по его земле, но сделать известного художника нищим он сможет нескоро. Больше всего Сальвадор боялся прозрачного всадника, который вскоре заберет Галу и посеет в его жизни ад. Об этом Дали знал прекрасно. Художник понимал, что супруга принесла ему много боли и разочарований, но, когда последний всадник заберет ее от него, страшная темная волна накроет его и впереди его будет ждать только ад.

Каждое утро он прислушивался к ее дыханию:

– Моя дорогая Гала, только не умирай! Не оставляй меня одного! Гала! Гала! – он начинал рыдать. Весь день он сидел рядом, слушая, как она стонет, и его сердце разрывалось на куски: «Его милая Гала, как она страдает! Как мучается! Почему я не послушал вестника Бога и не удержал свою злобу?» Только сейчас он понял, как страшно остаться в этом мире в одиночестве. По ночам он часто вскакивал и прислушивался, жива ли его Гала.

Газеты писали о том, что жена Дали при смерти. Узнав из газет о болезни матери, дочь Галы Сесиль Элюар примчалась в дом Дали, но Сальвадор не пустил ее к ней, мотивировав отказ тем, что его Гала не хотела бы, чтобы ее видели в таком состоянии. Сесиль умоляла пустить ее к матери, чтобы в последний раз взглянуть на женщину, которая так равнодушно бросила ее в детстве. Она стояла у дверей большого дома и громко рыдала, умоляя разрешить ей провести последние минуты с самым дорогим для нее человеком – ее матерью.

Дали молил Бога не забирать у него Галу, оставить ее еще на несколько лет и забрать их к себе вместе. Больше всего он боялся остаться один. Утром он встал рано, лучи солнца били в окно, голубое небо звало к себе, а яркое солнце говорило о прелести жизни. Настроение Дали улучшилось.

– Гала, сегодня прекрасный день! Я открою окно, и ты сможешь насладиться прекрасной погодой! Гала, ты слышишь меня? – он прислушался: никаких стонов больше не было. Дали побежал к жене: – Гала, моя Гала, ты слышишь меня?

Она молчала. Он потрогал ее распухшее и обезображенное тело. Оно было холодным. Дали сел. Все мигом рухнуло. Небо потемнело. Он сидел рядом с умершей Галой без слез, без боли, лишь с пустотой в душе. Последний всадник апокалипсиса промчался по его дому.

Тело Галы отвезли в морг. Дали безучастно смотрел на происходящее вокруг. Ничто его не интересовало. Он сидел дома, когда ему позвонили.

– Дон Дали, мы приносим Вам свои соболезнования, скажите, когда Вам удобнее забрать тело Вашей жены?

– А для чего? – непонимающим голосом ответил художник.

– Вам ведь надо ее похоронить?

– Да, конечно. Я приеду сегодня и заберу свою Галу.

Он беспомощно положил трубку и позвал дворецкого:

– Каминада, позови водителя, мы отправляемся за ней.

Он устало встал и отправился в морг. Машина подъехала к служебному входу центральной больницы Барселоны. Дали направился в дальнюю часть территории, где одиноко стояло здание морга. Его встретил санитар:

– Проходите вот сюда.

Сальвадор прошел по белым холодным коридорам и вошел в светлую комнату. На хромированном столе лежала его Гала. Она была укрыта белой простыней. Санитар хотел поднять простыню, чтобы открыть лицо, но Дали тихо сказал: «Не надо, я сам».

Он откинул белую ткань и посмотрел на свою супругу. Лицо ее было спокойным и умиротворенным. Смерть она приняла с распростертыми объятиями. Ушли все мучения, страхи, и теперь лицо светилось удовлетворенностью. Дали долго стоял у тела Галы. Мыслей не было, но сознание окутывало новое ощущение: «Как я буду жить без нее?» Кто-то тронул его за плечо.

– Где Вы будете хоронить Вашу супругу?

– Что? – Дали вздрогнул. – Хоронить? – тут страшная боль прорезала всю его душу. – Хоронить Галу? – он до крови закусил губы. – Она просила похоронить ее в своем замке, – тихо прошептал он.

Медик удивленно посмотрел на художника:

– Но по закону можно хоронить только на официальных кладбищах.

– Мою Галу похоронят в земле на общем кладбище? Но она этого не хотела…

– Но закон есть закон, – санитар понимающе кивнул головой.

– Хорошо! – Дали вдруг встрепенулся, в нем внезапно проснулась решительность. – Гала будет похоронена там, где она хотела! Возьмите деньги! Оденьте мою жену и отнесите в мою машину!

– Но, дон Дали, этого нельзя делать!

– Я дам Вам в три раза больше! Выполняйте, что я сказал!

Санитар понял, что спорить бесполезно. Тело Галы одели в платье и отнесли на заднее сиденье «кадиллака», Дали попросил медсестру сопровождать его до замка Пуболь.

Дорогой автомобиль выехал из ворот больницы. Охрана видела водителя, рядом сидел пожилой солидный человек с большими усами, а сзади – две женщины. Автомобиль рванул вперед. Машина ехала по улицам Барселоны, на голубом небе светило яркое солнце, нарядные люди гуляли по тротуарам, радуясь жизни, и никто не обращал внимания на проезжающий автомобиль. Никто не догадывался, что это был последний траурный путь легендарной женщины, которую видел, наверное, каждый житель страны, Европы и мира на знаменитых картинах Сальвадора Дали. Уходила целая эпоха. Тихо, незаметно, нарушая законы и ища своего полного успокоения. Автомобиль въехал во двор замка Пуболь. Слуги достали тело Галы из машины и отнесли в дом. Вскоре пришли санитары, они забальзамировали тело, одели его в самое любимое Галой красное платье от «Диор» и положили в специальный прозрачный гроб в заранее приготовленный склеп. Теперь она напоминала Белоснежку из сказки, которая лежала в хрустальном гробу. Казалось, она просто прилегла на некоторое время. Сейчас она откроет глаза и потянется, обнажая свое точеное красивое тело. Дали сидел рядом и любовался женой. Даже сейчас она была необычайно красива, красное платье подчеркивало линии ее тела. Дали не выдержал и разрыдался:

– Гала, на кого ты меня оставила?

Он вспомнил ту безобразную ссору, когда в порыве ярости избил ее своей тростью. «Зачем я это сделал? Зачем? Как мы не умеем дорожить теми, кого любим…»

Он устало встал. Гроб опустили в склеп и накрыли стеклянной крышкой. Только сейчас Дали осознал, что остался в этом мире абсолютно один.

Художник поселился в замке, где покоилась его жена. Она мечтала жить в своем замке, и теперь он стал ее домом навсегда. Год назад врачи выявили у Дали болезнь Паркинсона. Тогда художник не придал этому значения, но сейчас болезнь начала прогрессировать. Ушла Гала, и Дали остался один. Однако у него еще оставалась главная зацепка – живопись, ради которой он трудился, и только она была смыслом его жизни. Дали пришел в свою мастерскую, трясущимися руками достал мольберт и холст. Где-то в углу лежали кисти, художник долго их искал. Он развел краски и попробовал начать писать, но руки тряслись и все время смазывали штрихи, которые он наносил на холст. Художник пытался взять себя в руки: «Сальвадор, успокойся! Все пройдет! Сейчас посидим и начнем заново!» Но все повторялось вновь. Свою боль Дали держал в себе, никого не посвящая в свои беды. Единственным его желанием было создание картины.

Превозмогая себя, он вновь приступил к работе. Дали закрыл глаза. Воспоминания унесли его на пятьдесят лет назад в рыбацкий поселок Кадакес. Большой пустынный пляж, голубое небо, облака, где-то вдалеке виднеется море. Как хорошо все эти пейзажи запечатлелись в сознании. Дали вспомнил, каким он был молодым, как хотелось проявить себя, совершить нечто невозможное. Этот пляж, море, потрясающей красоты небо в лучах сияющего солнца. Художник, стараясь удержать кисть в руках, наносил первые мазки его будущей картины. Дали пока не понимал, что он напишет. «Начиная картины, я еще не знаю, что будет на них. Моей рукой правит что-то бессознательное, глубоко сидящее во мне. Но сейчас я знаю одно: эта картина должна быть посвящена Гале. Нет, она не умерла, пока живы мои картины – жива и она». Он долго сидел у полотна, нанося мазок за мазком, перенося на холст все свои воспоминания. Было уже поздно, художник не заметил, как прошел день. Идея не приходила. Он отправился спать. Ночью Дали мучили кошмары, то он с пеной у рта начинал кричать на Галу, то бил ее тростью, то толкал с лестницы. Темные страшные руки выползали из разных углов комнаты, пугая его длинными костлявыми пальцами с грязными ногтями. Дали ворочался в кровати, ночное видение пугало его. Он несколько раз просыпался, вскакивал с кровати со словами: «Что? Что? Где я?» и опять измученный падал на матрас.

Под утро Дали успокоился, к нему пришло умиротворение. Рядом на кровати на боку лежала его Гала. Она закрыла глаза, ее подбородок выступал вперед. Дали залюбовался ею: «Какая она у меня красивая! Какие черты лица!» В ней было что-то необычное, очертания ее губ, которые так манили к себе, до боли знакомые щеки, любимый нос – все поражало художника в этом лице. Он не видел глаз, лба – они закрыты спадающими волосами. Сейчас она повернется, потянется в своей мягкой кошачьей манере, от которой у Дали захватывает дух. Она спокойно спит, умиротворенная, чистая, с мягкими чертами лица. Дали хотел поцеловать ее в щеку, но в этот момент Гала превратилась в облачко, которое потихонечку растворилось в небытие.

Утром художник не стал завтракать, а сел за картину. В это время он превращался в другого человека, только работая он становился тем, кем был на самом деле – серьезным, сосредоточенным тружеником. Он писал по двенадцать, четырнадцать часов в день, забывая про отдых и еду. Дали смотрел на холст, где были набросаны очертания пейзажа близ столь любимого им Кадакеса. Руки тряслись, голова постоянно подергивалась, болезнь прогрессировала, и нужно было спешить. Художник, напрягая всю свою волю, начал выводить очертания профиля любимой Галы, которая лежала на чистой постели. Сейчас ее профиль переносился на пейзаж. Сначала он хотел изобразить ее в ярких тонах, но потом понял, что картина будет не о том. Он бросил кисть, закрыл глаза и подумал о Гале. Сейчас она лежала в хрустальном гробу, бледная и холодная. Можно было подумать, что прекрасная женщина наслаждается спокойствием. Губы Дали затряслись от одного воспоминания о ней. Слезы потекли по его морщинистым щекам. Рука потянулась к кисти, сейчас она не тряслась. Мощными, быстрыми мазками он стал писать столь знакомый и родной образ жены.