— Значит, ты за мной следишь?

— Присматриваю, — поправил он меня.

— У тебя здесь дружки?

— Настя, ну что за тон? Одноклассник у меня здесь. Что тебе врач сказал?

— Одноклассник твой за мной следит?

— За тобой никто не следит! Присматривают…

Я в задумчивости угукнула. Гришка странно покосился. И повторил свой вопрос:

— Что врач сказал?

— Все хорошо. Будет, если следить за собой, не распускаться и соблюдать диету.

Гришка брови сдвинул.

— Какую диету? Ты беременная.

Я улыбнулась его наивности.

— Если беременная, то должна есть за двоих? У тебя застарелые взгляды, Гриша.

— Нормальные у меня взгляды.

Я в раздражении сбилась с шага и остановилась, Гришка на меня обернулся. Глаза к небу поднял.

— Ты опять на меня злишься?

Я не ответила, обошла его и направилась к автобусной остановке. Гришка схватил меня за руку.

— Куда ты? Машина там.

Я развернулась, пошла за ним к машине. Смысла с ним спорить сейчас, не видела.

Не знала, как себя с ним вести. И прогнать не прогонишь, и рядом с ним я томилась и переживала. Подъехав к дому, Гришка даже не удосужился поинтересоваться, собираюсь ли я его в гости пригласить, из машины вышел и мне вылезти помог, хотя я всячески демонстрировала самостоятельность.

— Что мать говорит? — вдруг поинтересовался он.

— О чем?

— О ребенке, — терпеливо пояснил он.

Я плечами пожала.

— Внука ждет.

Гришка на лестнице притормозил.

— Внука?

Я искала ключи в сумке и на Сулиму намеренно не смотрела.

— Говорят, мальчик будет.

Секундная пауза, потом ухмылка.

— Здорово.

Я покосилась с недоверием. Выдавила из себя:

— Да? Ты успокоился, как я погляжу?

Гришка скроил смущенную физиономию.

— Мне тридцать пять лет. Должно быть я созрел.

Я помолчала, разглядывая его, а после поинтересовалась:

— Если я рассмеюсь тебе в лицо, ты сильно обидишься?

Гришка серьезно кивнул.

— Да. — Отобрал у меня ключи и открыл дверь квартиры.

Судя по тому, что прямо из прихожей, Гришка направился к холодильнику, уезжать он не собирался. Я тихонько вздохнула, вроде бы жалея себя, но в то же время чувствуя странное воодушевление. Аккуратно повесила своё пальто, сунула ноги в мягкие тапочки и прошла в комнату, старательно делая вид, что присутствия в квартире мужчины не замечаю. Не замечать было трудно, но я старалась. Наконец, Сулима появился в комнате и объявил:

— У тебя пустой холодильник. Может, в ресторан сходим?

— Где же он пустой? Я вчера была в магазине.

— Кефир, творог и зеленые яблоки я не считаю. Не знаю, что тебе говорит твой врач, но…

— Аркадий Викторович очень хороший врач.

Гриша подбородок потёр.

— У тебя врач мужик?

Я прищурилась, про себя сетуя на то, что судьба столкнула меня с этим неандертальцем.

— Гриша, он врач.

— Я понимаю.

— Он прекрасный специалист и ему пятьдесят шесть лет.

— А откуда ты знаешь, сколько ему лет?

Я швырнула в него диванной подушкой.

— Не изводи меня. Ещё не хватало, чтобы ты меня ревновать начал к каждому столбу.

— Я не ревную! — возмутился он, подумал и добавил свою присказку: — Я присматриваю.

— За собой присматривай, — посоветовала я, и решила, что мне лучше всего будет заняться приготовлением обеда. Разговаривать с Сулимой по душам я сейчас не настроена. К тому же, пошарив в холодильнике, я придумала отличную причину, чтобы избавиться от Гришки, хотя бы ненадолго. Я отправила его в магазин за продуктами. А когда он ушёл, долго дышала, как меня учили на занятиях йогой, стараясь успокоиться.

— Думаю, нам нужно обсудить кое-что, — пришла я к выводу. Мы сидели за столом, Гриша суп ел, а я на него смотрела. Он глаза от тарелки поднял, после чего кивнул.

— Давай обсудим.

Я принялась разглядывать свой маникюр. Гришка наблюдал за мной, надо сказать, что без особого удовольствия. Взял ещё кусок хлеба, после чего поинтересовался:

— Ты есть будешь?

Я опомнилась и взяла ложку.

— Я ем.

— Не вижу. Насть, я тебе серьёзно говорю, завязывай голодом себя морить.

Я поджала губы.

— Мне надоело тебе объяснять, что у меня сбалансированное питание. Я не морю себя голодом, я ем всё, что нужно, пять раз в день. И это куда полезнее и для меня и для ребёнка, чем лопать всё, что душе угодно все девять месяцев. А то, что тебя не устраивает мой вид… — Я секунду колебалась, подбирая подходящие слова. — Я не виновата, что я не похожа на Свету.

Гришка откусил хлеба и пробормотал в досаде с набитым ртом:

— Ё-моё.

— Но тебя же беспокоит мой худосочный вид? — продолжала настаивать я. — Но, к твоему сведению, это называется стройностью. — Я опустила глаза на свой живот и поправилась: — В моём обычном состоянии.

— Хорошо, оставим эту тему.

Я выдала язвительную улыбочку.

— Хорошо, у меня тоже нет желания говорить об этой женщине.

— Вот далась тебе Светка, а?

— Но ты ведь с ней спал?

— За свою жизнь я не с ней одной спал, но это тема совсем не к столу, тебе не кажется?

Я обиделась и отвернулась. Потом опомнилась, и продолжила ровным, официальным тоном:

— Нам нужно решить, как мы с тобой будем дальше… — В горле некстати запершило, и я кашлянула. Чувствовала Гришкин прямой, заинтересованный взгляд, и поэтому продолжала смотреть в окно. — Как я понимаю, ты созрел, — в этом месте я не удержалась от иронии, — и хочешь участвовать в воспитании ребёнка.

Гриша жевал и молчал, мне в какой-то момент показалось, что он не понимает, чего я от него добиваюсь. Я даже сурово переспросила:

— Ты ведь хочешь?

— Хочу.

— Тогда почему я должна переспрашивать?

— Настя, ешь. Остынет всё.

— Я ем. — Я действительно съела ложку супа, но потом снова отвлеклась. — С Серёжей я, конечно, разведусь. На это потребуется время, но я не думаю, что он станет возражать. — В этом месте Гришка хищно усмехнулся, но промолчал. — Особенно, когда узнает о моих… о наших обстоятельствах. Он ведь не плохой человек, просто в последние месяцы он живёт в состоянии постоянного стресса. Но когда он успокоится, я уверена…

— Когда он успокоится, нашему ребёнку стукнет десять лет, а то и все восемнадцать. Но ты продолжай, я тебя слушаю.

Я стиснула пальцы.

— Я подумываю остаться в этом городе. Найду работу, с ребёнком мама будет помогать, мы об этом с ней уже говорили. Куплю квартиру, денег должно хватить. А ты… — Это был очень важный момент, я рискнула на Сулиму посмотреть, встретила его взгляд, и нахмурилась, заподозрив неладное. И растеряв всю любезность, спросила: — Что ты так смотришь на меня?

Его губы кривились в улыбке, мне даже померещилась тень смущения, словно он не хотел, но все же собирался сказать мне гадость. Тарелку от себя отодвинул и сообщил:

— Завтра мы с тобой быстренько собираем твои вещи, и возвращаемся. — Я рот открыла, собираясь горячо протестовать, но он жестом попросил меня замолчать: — И не спорь со мной. Ты не в состоянии принимать верные решения, это ты уже доказала, сбежав. И делать в этом городе тебе совершенно нечего, здесь даже врачи… неподходящие. К тому же, у меня дел по горло. Я не могу мотаться сюда постоянно, и тебя здесь оставить не могу, так что, как ты сама видишь и понимаешь, — он красноречиво вздёрнул брови, наблюдая за тем, как я краснею от злости, — нам нужно вернуться.

Я сжала руку в кулак и положила его на стол. Гришка смотрел на меня заискивающе.

— Настён, ты должна понимать, что я прав.

— Я не поеду!

— Поедешь, — негромко отозвался он. Из-за стола поднялся, отнёс тарелку в раковину и поставил чайник на газ. — С Серёгой я договорюсь. Разведётесь максимум за месяц, тебе даже встречаться с ним не нужно будет. А потом я отвезу тебя к матери, поживёшь немного у неё… может быть, пока я не решу вопрос с жильём.

— С каким жильём?

— С нашим, — вроде бы удивился он.

И вот тут я догадалась:

— Ты думаешь, что я буду с тобой жить?!

Гриша чайник выключил, видимо, передумав чай пить, и плеснул в стакан минералки. Выпил залпом и кивнул. А я воздух ртом ловила, не зная, как докричаться до этого придурка.

— А ты меня спросить не забыл?

— А ты не забыла, что ты от меня беременна?

— Уж это я как-нибудь пережила бы. Одна! Без тебя!

— Настя, ты опять заводишься, — предупредил он, будто я сама не чувствовала, что киплю изнутри.

— А чего ещё ты от меня ждал? Что я в обморок от счастья грохнусь?

— В обморок не надо.

Я вскочила, руки в бока упёрла и принялась оглядывать углы небольшой кухни, не зная, что мне предпринять. Решила по-хорошему с ним поговорить.

— Гриша, я не хочу с тобой жить.

— Почему?

Я только руками развела, не зная, как объяснить.

— Просто не хочу. Что нас с тобой связывает? Кроме ребёнка? Мы друг друга не знаем, и вообще…

— Что?

— Мы друг друга не любим!

Он хмыкнул.

— Ты так думаешь?

— Я это знаю. Не может быть такой любви. Ты… ты меня использовал. Получил, что хотел, семью мою разрушил, а теперь хочешь, чтобы мы всё забыли и зажили счастливо? Так не бывает!

— Да откуда ты знаешь, как бывает? Никто не знает.

— Это не повод…

— Настя, ты просто на взводе. А вот если бы ты села и подумала…

— Я три месяца сидела и думала, — отрезала я.

— Ты думала не о том.

— Гриша, ты идиот.

Он выдохнул, видимо, мысленно прося себя держаться.

— Это гормоны, — объяснил он то ли мне, то ли себе. — Никогда не верил, что женщинам во время беременности крышу сносит, но теперь вижу, что это правда.

Я с кухни вылетела, жалея о том, что двери нет и хлопнуть нечем. Минуты, что я провела в тишине, мне не хватило для того, чтобы успокоиться. Я стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, и раздумывая о том, как мне до Сулимы достучаться, чтобы он понял, насколько абсурдны его предположения о том, что я жить с ним соглашусь — воспитывать ребёнка, вести семейный бюджет, спать в одной постели, да и просто считать его своим мужем! А он в комнату вошёл, присматривался ко мне, и заговаривать не спешил. Я только слышала, как он вздыхает. Наверное, сочувствует себе, что жизнь его накрепко связала со столь взбалмошной особой, как я. Но я ведь не такая, это на самом деле гормоны, а ещё справедливая злость на его твердолобость. — Настён. — Он наконец собрался с мыслями и решил попробовать ещё раз. Я неуютно повела плечами, когда он оказался за моей спиной и рискнул меня коснуться. Погладил, потом волосы с шеи убрал. — Ты ведь не думаешь, что я просто отступлю? И оставлю тебя здесь, одну, гордую и никому не нужную.

— Говори за себя. Я нужна.

— Кому? Маме?

— Ребёнку!

— Ну да, но я не об этом.

— А я об этом. И прекрати вносить смуту, я всё давно обдумала и решила. И, вообще, почему я должна тебя слушать? Ты меня слушал? Нет. У тебя свои дела и проблемы, вот и занимайся ими. А меня в это не вмешивай.

— Как это — не вмешивай? А для кого я всё это делаю?

От изумления я даже рассмеялась и обернулась, чтобы посмотреть на него.

— Это что-то новенькое.

Гришка губами пожевал.

— Я в том смысле, что эти деньги, этот бизнес — это будущее. И нашего ребёнка в том числе.

— Спасибо, не надо.

Он в глаза мне посмотрел.

— А разве у тебя есть право говорить за другого человека?

— Этот человек ещё не родился. И прекрати меня путать.

— Чёрт… — Сулима отошёл от меня и руками всплеснул. — Я не понимаю тебя. Я не понимаю, что плохого в том, что я борюсь за своё. Не за чужое, заметь, а за своё. А ты меня в этом обвиняешь!

— Я тебя не в этом обвиняю, а в твоих методах. Ты перешёл черту, Гриша.

— Я что, убил кого-то?

— Ты разрушил мою семью.

— Ой, да брось! Семью. — Он фыркнул. — Ты, Серёга и куча бабок — это не семья. А вот ребёнок — это семья. А ты в данный момент, как раз её и разрушаешь.

Он пальцем в меня ткнул, а я от возмущения рот открыла.

— Как ты всё переворачиваешь, — разозлилась я. — Никакую семью я не разрушаю, потому что её нет, и не было.

— Но может быть, — ехидно заметил Сулима.

— Не может, — отрезала я. — Потому что я никогда не буду жить с человеком, который врёт, как дышит!

— Да не было никогда такого! Я даже тогда, в лесу, — Гришка за ухом почесал, явно сочиняя на ходу, и, видимо, испытывая определённые затруднения, — страдал, — наконец выдал он. И кивнул, подтверждая свои слова. — Меня совесть мучила.