— Не знаю! Там помимо Гришки охотников до чужих денег тьма. А мне Гоша сказал: не лезь. Я и не полезла. Но посадили-то Гришку! Конечно, разве можно нашего Серегу в тюрьме представить? А потом Алку обработал. Думает, я не знаю и не помню, как она порхала без мужа-то, расцвела вся. И только от меня глаза прятала. Сережа очень чуткий, — передразнила она незнакомую мне женщину и даже сплюнула с досады. Затем поднялась и прошлась по кухне. — Что я могу сказать? Понимаю я брата, он Сереге, как себе доверял, все мне объяснить пытался, что… Да что теперь об этом? Вот только вышло все по-моему. Ельский осмелел, заматерел, превратился в местного олигарха. А кому всем этим обязан, забыл? Надо его, конечно, на место поставить, но не так же.

Я едва заметно усмехнулась и разгладила кофту на животе.

— Как Ефимов сказал: око за око.

Алена руки на груди сложила, присматривалась ко мне внимательно.

— Гришка хороший, Насть. Он для тебя и для ребенка все сделает, уж я-то его знаю. Но если ты захочешь. Потому что иначе не выйдет ничего.

— Я не могу его остановить, — сказала я, чувствуя, как вновь начинаю задыхаться от бессилия. — Ты понимаешь, что у нас будет за жизнь в этом городе? Я не хочу так жить, и ребенка своего я на растерзание им не отдам. Он не слушает меня, но я не буду выбирать между ним и сыном, потому что выбирать нечего. Гриша проиграет.

— Он заставил тебя вернуться?

— Скажем так: он поставил меня перед фактом.

— Но если бы ты на самом деле не хотела…

Я глаза отвела.

— Наверное, ты права. Если бы я на самом деле не хотела, не приехала бы ни за что. — Я помолчала. — Я не хочу с ним жить, просто потому, что я боюсь. Он не отступится, Алена. Они так и будут изводить друг друга. Меня уже достали, а следующими кто будут? Дети, родные, матери? — Я сглотнула. — Он не может уехать отсюда, он не отступится, он ведь гордый! Он гордый, а у меня ребенок будет. И я не собираюсь становиться вдовой через пару лет, или ждать, когда он отсидит очередной срок за убийство, на этот раз моего бывшего мужа. А все к этому идет. Я сама слышала, как Сережа грозился его пристрелить. Может быть это были только слова, но как долго они еще будут расходиться с делом? Когда им обоим надоест делиться?

— Я пыталась его остановить, Насть.

Я кивнула.

— Верю. И верю, что у тебя ничего не получилось.

Гоша в кухню заглянул, окинул нас серьезным взглядом.

— Не надоело еще языками-то чесать?

Я отвернулась, а Алена на мужа рукой махнула.

— Не учи. Все о вас, мужиках проклятых, говорим. Все вам неймется, и рядом с женами не сидится.

Гоша удивленно моргнул.

— Ты чего, Ален? Я сегодня даже из дома не вышел.

— Ты не вышел, а Гришка где? Куда его черти унесли?

— Дела у него.

— Дела, — повторила она недовольно, потом кивнула на меня. — Вот его дела теперь, а он улетел, только и видели его.

— Да ладно вам, вернется, — проворчал Гоша, косясь на мою расстроенную физиономию. — Обедать будем? Дети-то голодные.

Я поднялась, взяла стопку тарелок со стола и кивнула.

— Конечно, будем. Я на стол накрою.

Гриша хоть обещал в городе не задерживаться, но вернулся только к ужину. Я к тому моменту уже извелась, хотя и старалась не показывать, что расстроена. Болтала с Алисой, листала вместе с ней журналы мод, которые она коллекционировала, обсуждала наряды, а сама украдкой на часы поглядывала. Губы кусала, и про себя гневалась: ведь знала, знала, что так все и будет. И поэтому, от своих знаний, не задала Гришке ни одного вопроса, когда он все-таки соизволил появиться. Он, видимо, понимал, что виноват, потому что сразу ко мне подошел, поцеловал, надеясь меня задобрить, и принялся рассказывать о том, как он занят был и что все его дела безумно важные. Я кивала, листала журнал, не собираясь с ним спорить или ругаться. А он, в надежде подлизаться, спросил:

— Может, завтра по магазинам пройдемся? Что ты хочешь?

Я на него посмотрела.

— Гриша, я за последний месяц поправилась на размер. Как ты думаешь, что я могу хотеть?

Он виновато потупился, осознав, что покупками вряд ли меня заинтересует и выпросит прощение.

— Ну, прости. Я, правда, не думал, что так сильно задержусь. Больше не повторится.

— Повторится, — не поверила я, а он попытался все перевести в шутку.

— Кто-то из нас должен работать, хоть иногда.

Спорить было глупо, и поэтому я промолчала. Со стороны наблюдала, как Гриша ужинает и о чем-то негромко с Гошей переговаривается. Оба выглядели серьезными и деловитыми, но тон не повышали, почти шептались, и поэтому расслышать я ничего не смогла, как ни старалась. Только мысленно Алену похвалила, когда та, проходя мимо брата, не удержалась, и тюкнула того по макушке. Гришка возмутился.

— За что?

— За то, что такой идиот.

Он насупился, на меня взглянул, но я только улыбнулась, правда, глаз от страницы журнала не подняла. А любимый осознал:

— Вы спелись.

— Еле оттащил их друг от друга, — сообщил ему Гоша, и тут же поинтересовался: — Тебе не икалось?

Гришка затылок потер и промолчал, правда, сурово хмурясь при этом.

Но позже, когда мы остались один на один в комнате, я все-таки спросила:

— И на какой стадии твои «дела»?

На Гришку я не смотрела, разглядывала детские распашонки и костюмчики, которые мне Алена дала. Крохотные, синенькие и голубенькие, которые остались после Вани, некоторые он даже обновить не успел, так быстро вырос. И я их теперь разглядывала, раскладывала на постели и не могла скрыть удовольствия. Гриша искал что-то в ящике письменного стола, а услышав мой вопрос, с ответом помедлил.

— Ну, как тебе сказать…

— Как есть, так и скажи.

— Мы делим бизнес, это дело непростое.

— А деньги уже поделили, судя по твоей новой машине?

Он хмыкнул, возражать не стал, но решил меня поправить:

— Он вернул мне долг, я не считаю это дележкой. Это справедливо.

— Все-таки додавил.

— Назови, как хочешь.

Я улыбнулась, разглядывая крохотную матроску.

— Прелесть какая, да, Гриш?

— Наверное, — с некоторым сомнением отозвался Сулима. — Больше чем уверен, что это подарок матери. Только не говори ей, что тебе понравилось, иначе она подарит нашему маленькую ковбойскую шляпу. Она любит эпатировать публику.

Я заинтересовалась.

— Ты так и не рассказал мне о матери.

Он ящик закрыл, поднялся и руки на груди сложил, привалившись плечом к стене.

— Наша мама… Как бы помягче выразиться? Она называет себя художником.

— Картины пишет?

— Вообще-то, она пишет своих мужей. В профиль, анфас, в разной степени раздетости и задумчивости.

Я глаза от детской одежды отвела и на него посмотрела.

— В смысле?

Гришка губами пожевал.

— Я считаю, что у нее после сорока лет в мозгу что-то повернулась, и она теперь свой возраст в обратном направлении отсчитывает. Что помогает ей выходить замуж, раз за разом. На данный момент ее супругом является полковник ФСБ в отставке, перед ним был режиссер нашего городского театра, а перед ним — уже не помню кто, надо у Алены спросить, она каждого по имени-отчеству помнит, у нее память хорошая.

— А ваш отец?

— Он умер, когда мне было одиннадцать.

— Жаль. Ты часто с мамой видишься?

— Слава Богу, нет. Особенно с момента заключения ее последнего брака, — он усмехнулся. — Но она упорно воспитывает меня по телефону. Видеться со мной она желанием не горит, видимо, в ее душе еще живо разочарование.

— И чем ты ее разочаровал?

— Ну как же? Ей так нравилось чувствовать себя обеспеченной женщиной, ни в чем себе не отказывать, «гордиться» сыном, а он в один прекрасный момент взял и все свое благополучие просрал.

Мои руки замерли, а сама я на Сулиму взглянула с укором. Тот хмыкнул.

— Помню, на суде она смотрела на меня примерно также. Словно я вляпался в дерьмо, а она от него никак отмыться не может. Даже пришлось идти на жертвы и искать нового мужа. Картины с него опять писать. — Гришка к постели подошел, наклонился и проговорил мне в губы: — Было бы что там писать. Лысый, тощий и балбес.

Я поневоле улыбнулась, а он меня поцеловал.

Я сложила детскую одежду аккуратной стопочкой и передала Грише, чтобы он положил в шкаф, а сама наблюдала за ним.

— Она обрадуется еще одному внуку?

Гришка безразлично пожал плечами.

— Наверное.

— А моя мама очень рада.

— Значит, у нашего сына будет одна нормальная бабушка, которая будет кормить его смородиной, а не шить на заказ матроски полугодовалому ребенку.

— Ты любишь смородину?

Он обернулся на меня через плечо.

— Черную. А ты?

— И я люблю.

Гришка улыбнулся. А я в ответ не улыбнулась, глаза отвела, только потому, что у меня мелькнула шальная мысль: а не попросить ли мне его, вот сейчас, в эту минуту, сделать выбор — я и ребенок или желание побольнее ударить предавшего когда-то дружка. Мысль шальная, пришла и ушла, а чувство острой неудовлетворенности осталось. Было досадно, что я не набралась смелости, чтобы произнести это вслух.

— Куплю тебе дом, — сказал он мне в темноте ночи. Произнес это с особым удовольствием, интонацией напомнив мне Сережу. И чтобы подтвердить свои догадки, а не развеять их, я спросила:

— Какой?

— Какой захочешь. Большой дом, чтобы ты хозяйкой в нем была.

Большой дом… С высоким забором, охраной, потом он купит мне кабриолет, и бриллиантовое колье подарит, взамен того, которое когда-то отнял.

Я лицо у него на груди спрятала, глаза закрыла. Чувствовала Гришкину руку, что не спеша двигалась по моей спине, а у меня все протестующие слова в горле комом встали.

— Ты поговоришь с ним, Гриш?

— Конечно.

— А если он…

Сулима обхватил ладонью мой затылок, слегка взъерошил волосы.

— Я все решу, обещаю. Ты моя красавица, — шептал он мне на ухо, и мое сердце послушно забилось, заглушая стуком все доводы разума.


На следующее утро я долго смотрела на себя в зеркало. И сама над собой мысленно смеялась: пыталась для себя решить, насколько я красавица. Глупое желание, конечно, но иногда поразглядывать себя можно. В комнату заглянула Алиса, увидела, как я кручусь перед зеркалом, и в комнату вошла.

— У тебя есть красивые платья? Можно померить! — с детским пылом внесла она предложение.

Я улыбнулась.

— Платья у меня есть, только вряд ли они на мне сейчас застегнуться. Но ты можешь померить, если хочешь.

— Правда? — обрадовалась девочка. — Здорово!

Заняв ребенка, я сама присела в кресло у окна, наблюдая за детской радостью. Но вскоре отвлеклась, услышав, как ворота открываются. Привстала, чтобы в окно выглянуть. Увидела тёмный «джип», который, грузно качнувшись, въехал во двор. Я наблюдала за машиной, ощутив ясное беспокойство, а когда дверь со стороны водителя открылась, и появился Коля, который до недавнего времени работал у Серёжи охранником, и даже пользовался у моего мужа доверием, я сурово поджала губы. А уж после того, как увидела Смурного, вышедшего следом за Колей из машины, мне и вовсе стало не по себе.

— Кто приехал? — спросила Алиса.

Я в некоторой прострации потрепала её по голове, к двери прошла, потом опомнилась и обернулась на девочку. Улыбнулась ей.

— Меряй платье, я спущусь вниз.

— Кто приехал?

— Это к дяде Грише.

Алиса тут же успокоилась, повернулась к зеркалу и принялась с удовольствием разглядывать себя в моём коктейльном платье из прошлогодней осенней коллекции. Оно висело на ней невыразительной массой, но ей, видно, нравилось. Я за Алису еще разок порадовалась, закрыла дверь и поспешила вниз. Гриша завтракал на кухне, кофе пил, а когда гости появились, из-за стола поднялся. С деловым видом протянул Смурному руку для приветствия, а заметив меня, поспешил улыбнуться. Я же мужчин разглядывала. Коля, при виде меня, заметно подобрался и выдал бодро и привычно:

— Доброе утро, Анастасия Николаевна.

Я на его приветствие отвечать не спешила, на Смурного посмотрела, но от того кроме скупой улыбки, ничего не дождалась. Недовольства в его взгляде не увидела, кажется, ему было попросту безразлично, здесь я или где-то еще. В ответ на его невнимание к моей персоне, я решила проигнорировать его присутствие, и обратилась к Грише, решив не скрывать своего недовольства.

— Ты опять уезжаешь? Опять на весь день?

Гришка скроил виноватую физиономию.

— Настюш. — Он за плечи меня обнял и отвел в сторонку, в глаза мне заглянул, на манер добродушного дворого пса. Вот только я, по известным причинам, в его добродушие не слишком верю, по-моему, кусаться у него получается куда лучше. — Я постараюсь не задерживаться. Но нужно делать дело. Чем быстрее все это закончится, тем нам же лучше. Ведь так?