— Что?

— Не суди обо всех по себе.

— То есть, помни, что не все такие моральные уроды, как я сам?

— Замолчи, — в который раз попросила она и прижалась щекой к его щеке.

— Что ты плачешь, а? Как я могу уйти, когда ты плачешь?

Алёна отступила от него и принялась вытирать слёзы.

— Иди.

Он стоял, а я сама уже готова была расплакаться. Даже рот себе рукой зажала, но не из-за того, что мой муж медлил, не зная, как расстаться с другой женщиной, а из-за Алёны, которой, без сомнения, было очень тяжело.

— Со мной всё будет хорошо, ты же знаешь, — проговорила она негромко.

Серёжка усмехнулся совсем невесело.

— Это и есть моя проблема. С тобой всегда всё хорошо, даже без меня.

Он всё медлил и медлил, и всё-таки дождался того, что во дворе Гришка появился. Влетел, как сумасшедший, видимо, встретившись за воротами с охраной Ельского. Увидел на крыльце плачущую сестру, на бывшего дружка посмотрел, а потом указал Алёне на дверь, рыкнув:

— Иди в дом. Немедленно.

Дальше наблюдать за развитием событий из подсобки я сочла неразумным, поспешила пересечь тёмную комнату, удивив себя тем, что благополучно обогнула все углы и ни на что второпях не наткнулась, и в прихожей оказалась очень вовремя, вперёд Алёны. Та показалась в дверях, вся в слезах, меня увидела, а потом вдруг виновато опустила глаза. Будто не сомневалась, что я всё слышала. Мне стало не по себе. Теперь она чувствовала себя виноватой передо мной, а я перед ней. Ведь на самом деле и подслушивала, и подглядывала. Но просто не смогла заставить себя отойти от окна.

Алёна поспешила пройти мимо меня, пальто с ее плеч соскользнуло, упало на пол, но она, кажется, этого не заметила, побежала вверх по лестнице. Пальто я подняла, повесила на крючок рядом, потом рискнула выйти на крыльцо. Серёжа ещё был здесь, скорее всего, просто не смог уйти, Гришка держал его за грудки, что-то угрожающе рычал прямо ему в лицо и время от времени ощутимо встряхивал. Я смотрела на них, и сейчас была больше, чем уверена, что разговор идёт не обо мне. Потому что Серёжка даже не сопротивляется, он принимает всё, что ему говорят.

Я вцепилась в перила крыльца, собралась с духом и крикнула:

— Гриша, отпусти его!

Мужчины на меня обернулись, и мне пришлось проявить всю свою стойкость, чтобы выдержать эту минуту, не отвести взгляда и не убежать. Я даже повторила:

— Гриша!

Серёжку он отпустил. Просто-напросто оттолкнул от себя, тот покачнулся, едва не оступился, и я вдруг испугалась, что он поступит неразумно и кинется на Сулиму, затеет драку. По лицу было видно, что Серёже необходимо выпустить пар: он сжимал кулаки, лицо перекошенное, но потом взглянул на меня и сделал шаг назад. У меня вырвался облегчённый вздох. Руку к груди прижала, и буквально заставила себя промолчать, не окликать снова Гришку.

— Чтоб ноги твоей здесь не было! — в это время рявкнул он вслед Серёже.

Тот ничего не ответил, вышел за ворота, только калитка громко хлопнула, закрываясь за ним. Гришка выждал ещё секунду, потом направился ко мне, одним прыжком преодолел три ступеньки крыльца. Обнял меня за плечи.

— Что ты стоишь на холоде?

Мы вошли в дом, я с некоторой опаской наблюдала за тем, как он раздевается: он был зол и порывист. Куртку снял и буквально швырнул её на стул.

— Зачем он приезжал?

— Поговорить.

— Да? — недоверчиво усмехнулся он. — С кем?

Я промолчала, глаза в пол опустила. А Гришка вдруг пробормотал, в некоторой растерянности, и я прекрасно поняла, что эти слова относятся не ко мне:

— Сдурела совсем баба.

Вид он имел решительный, шагнул к лестнице, а я его за руку схватила.

— Гриш, не ходи к ней.

Он притормозил, но на меня не смотрел, раздумывал. А я сказала:

— Я сама. А ты иди к детям.

Он руку в кулак сжал, пристроил его на перилах, и некоторое время смотрел на него. В конце концов, кивнул.

По лестнице я поднималась медленно, внутренне понимая, что Алёне нужно дать время. Мне бы на её месте оно было ой как нужно. Шла по коридору к их с Гошей спальне и прислушивалась, но ни плача, ни сдавленных рыданий слышно не было. Всё-таки Алёна очень сильная. Я осторожно в дверь поскреблась, ничего не услышала и, наконец, рискнула в комнату заглянуть. Алёна сидела на краю постели, спиной ко мне, прижав ладони к лицу, и, кажется, не дышала. Была очень напряжена, словно окаменела. Я в комнату вошла и остановилась у порога, выжидая. Прошла минута, прежде чем Алёна выпрямилась, сделала глубокий, пусть и судорожный вдох, и надтреснутым голосом сказала:

— Всё. Со мной всё хорошо. Прошло… — Она вытерла слёзы, носом хлюпала, затем бросила на меня короткий взгляд через плечо. — Подрались?

— Нет. Серёжа цел и невредим. Уехал, — добавила я для весомости.

— Замечательно. — Она с кровати поднялась, подошла к зеркалу, посмотрела на себя. — Не надо Гоше говорить, что он приезжал.

Я кивнула. Кто я такая, чтобы спорить с таким решением?

— Гришку попросишь?

— Попрошу, — согласилась я.

— И не слушай, что он тебе говорить будет.

— О чём?

Алёна сглотнула, схватилась за щётку для волос, покрутила её в руке, вроде бы не зная, что с ней делать.

— О нас с Серёжей. Это было очень давно. Всё в прошлом.

Судя по тому, что я видела и слышала совсем недавно, я не могла сказать, что всё в прошлом. И, наверное, на моём лице была написана степень моего недоверия к её словам, потому что Алёна вдруг оправдываться принялась.

— Я люблю мужа. У нас хорошая семья, дети, дом… полная чаша. Что ещё нужно, правда? А Серёжка… Просто иногда жаль несбывшуюся мечту. Жаль, что всё получается не так, как мы хотели в юности. А ведь были уверены, что правы, и по-другому быть не может.

— Алёна, я никогда не видела его таким, — призналась я.

А она занервничала, слабо улыбнулась, отвернулась, а затем и вовсе плечами пожала.

— Каким? Дураком влюблённым? Таким он был в двадцать лет. Сейчас, конечно, изменился.

— Мне жаль, — вырвалось у меня.

— Мне тоже. — Она повернулась ко мне и посмотрела открыто. — Но я всё равно не жалею, что выбрала Гошу. Я с ним счастлива. А с Серёжкой нет. Даже если бы представился шанс… вернуться и что-то изменить, поступить по-другому, я бы снова выбрала Гошу. Время показало, что я не ошиблась. Хотя, только Бог знает, как я боялась ошибиться. Всё в этой жизни, Насть, проверяется опытным путём.

— Он обижен сейчас.

Алёна с готовностью кивнула.

— Обижен, зол, он в бешенстве. Женщина, которую он считал своей, снова отказалась от его стараний и денег, и захотела банальную вещь — семью. Он так и будет мыкаться, пока сам не захочет того же. Но когда это случится?

Я машинально ладонь на живот положила, задумалась о муже, после чего плечами пожала.

— Гриша поэтому тебе ничего не рассказывал про меня? Не хотел, чтобы ты знала, чью жену он в твой дом привел, — догадалась я.

А Алена лишь слабо усмехнулась.

— Хитрец. Что еще скажешь?

— А если бы ты знала? — задала я осторожный вопрос.

Алена взглянула на меня расстроено.

— И ты не веришь?

я поспешила отказаться от своих подозрений.

— Главное, чтобы ты себе верила.

Снизу послышался зычный Гошин голос.

— Я дома! Голодный!

В первую секунду я заметила на лице Алёны панику, но она быстро взяла себя в руки и даже сделала попытку улыбнуться. — Пойду встречать мужа.

Я вышла из комнаты вместе с ней, спускалась неторопливо, наблюдая за тем, как она Гошу обнимает. Обратила внимание на Гришку, который стоял, сложив руки на груди и сурово на сестру посматривал. Я поймала его взгляд и едва заметно покачала головой, запрещая ему вносить разлад в чужую семейную жизнь, даже из благих, как ему кажется, побуждений. Гришка пренебрежительно фыркнул и вернулся в гостиную.

Чтобы скрыть от Гоши Гришкино дурное настроение и не нарваться на ненужные вопросы, я увлекла Сулиму пораньше в нашу комнату. Спать мы не собирались, Гришка торчал у окна и курил, а я листала книгу для беременных, которую вчера обнаружила на книжной полке в спальне Алёны. Листала и на любимого поглядывала.

— Почему ты мне раньше не сказал? — не выдержала я в конце концов.

— Что? — мрачно отозвался он. — Что моя сестра и твой муж в стародавние времена клялись друг другу в вечной любви?

— А они клялись?

— Это легенда, солнце.

— А, то есть никто точно не знает.

— Да они сами не знают. Не помнят уже.

— А почему расстались?

Гришка выкинул недокуренную сигарету, окно закрыл и повернулся ко мне. Усмехнулся странно.

— Ты точно хочешь знать?

— Ну, раз спрашиваю…

— Алёнка долго-долго задавала Серёге один и тот же вопрос. — Я глаза на него подняла, когда Гришка замолчал. А он пояснил: — Что для него важнее: она или деньги.

Мы взглядами встретились, я поняла, насколько Гришка на взводе, и поэтому лишь безразлично улыбнулась, демонстрируя ему своё спокойствие.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

— Что ты не учишься на чужих ошибках.

Вместо того, чтобы вспылить, Гришка подошёл к кровати и сел, повернувшись ко мне спиной. Казался не на шутку огорчённым и обеспокоенным. Я выждала немного, потом погладила его по спине.

— Она любит Гошу, и глупости не сделает.

— Если сделает, я его убью.

— Не выдумывай. У неё дети, у неё семья. А Серёжа… он хочет её только для себя. Кстати, Алена это прекрасно понимает.

Гришка оглянулся на меня.

— Не слышу возмущения в твоём голосе.

— А оно должно быть?

— Ну… задетое самолюбие?

Я провела ладонью по странице книги.

— Я видела, как они прощались. У нас с ним никогда такого не было. Так что, мне не на что обижаться. Я больше чем уверена, собираясь сегодня сюда, он не о встрече со мной думал.

— А ты о чём думала?

Я уловила намёк в его голосе, и, решив подыграть, ответила:

— Что ты явишься не вовремя и убьёшь его. Гришка хохотнул, руку на моё колено пристроил, ладонь поползла вверх.

— Ты вот так обо мне думаешь?

— Да, — не стала я скрывать.

— Что я буйный, неуравновешенный…

— А ты уравновешенный? — удивилась я.

— Настька.

Я легонько стукнула его книгой по лбу.

— Не зови меня так.

— Как хочу, так и зову. — Гришка придвинулся ко мне и поцеловал в щёку, хотя я снова целилась книгой ему в лоб. Встретил мой грозный взгляд и неожиданно широко улыбнулся. — Я же любя.

Я оценила, даже зарделась от удовольствия, но попыталась устоять перед откровенным соблазнением.

— Это не повод…

— Повод, повод, — убеждал он меня, потом поцеловал в губы. Ладонь легла на мой живот, а я, неожиданно для самой себя, вцепилась в Гришку, обняла крепко-крепко, припомнив сколько отчаяния совсем недавно увидела в глазах Алены.

— Не отдаляйся от меня, — прошептала я ему на ухо. — Советуйся со мной хоть иногда. — Гришка целовал меня, губы осторожно прикасались к моей щеке, потом опустились к шее, а я сделала вдох, потом ещё один, и призналась: — Я люблю тебя. Не забывай об этом.

— Не забуду. Но и ты уж, будь добра, не забывай…

Я ткнула его кулаком в бок, не оценив его игривый тон.

— Нашёл время, — проворчала я, оттолкнув его голову от своей шеи и устраиваясь у него под боком.

Гришка положил ладонь на мой лоб, успокаивая.

— Ты моя.

Через несколько дней мы с Серёжей развелись. Я считала, что на него так встреча с Алёной подействовала, что он поспешил избавиться от лишнего груза в виде меня. Адвокаты подготовили документы, мы их подписали. Я даже опомниться не успела, а всё уже закончилось. Только глазами хлопала, наблюдая, как адвокаты, с ловкостью фокусников, достают из папок всё новые и новые документы, требующие моей подписи. Серёжа во время этой процедуры не присутствовал, как выяснилось, он подписал всё заранее, и теперь я чувствовала себя несколько глупо, подписывая бумаги на развод под чутким руководством своего будущего мужа. Правда, предложения Гришка мне ещё не делал, но я списала это на его гипертрофированное чувство уверенности в себе. Зачем ему меня о чём-то спрашивать? Он и так уверен, что я никуда не денусь. Такое положение дел меня слегка выводило из себя, и поэтому я некоторое время назад завела блокнот, в который записывала всё, над чем мне в семейной жизни с Григорием Сулимой предстоит поработать. Первым пунктом значилось: приучить его интересоваться моим мнением. А вот дальше уже за пару дней набралось пунктов двадцать. Как не прискорбно это осозновать.