Сара подняла голову, все еще промокая лицо салфеткой.

— Я ужасно выгляжу?

Он улыбнулся ей во мраке, будто на самом деле оценивая ее с ног до головы.

— Хуже некуда, — ответил он через несколько секунд, — но стоит лишь как следует умыться, и все будет в порядке.

На минуту ей показалось, что Адам опять хочет ее поцеловать, и когда этого не произошло, Сара осознала, что среди всех переполнявших ее эмоций самой сильной было разочарование.

Тем временем в Хэйрхилле Дженни Бек взглянула в зеркало туалетного столика и задвинула шторы в спальне, чтобы комната погрузилась в мягкую тень. Заниматься любовью средь бела дня очень здорово, но слишком уж яркий свет ни к чему. Расправив плечи, она критически оглядела свое отражение. Она рожала только однажды, и это было много лет назад, а вот у Сары трое детей. Ну и что, что Сара на несколько лет ее моложе, трое родов не проходят для фигуры незамеченными. Надо запомнить: ни в коем случае не ложиться набок и при любом удобном случае закидывать руки за голову.

На Дженни было маленькое платьице-халатик на пуговицах сверху донизу — его совсем несложно снять, — а под ним кремовые трусики и лифчик, которые она купила на распродаже в «Литтлвудс», чтобы отложить до следующего отпуска с Тони. Тони. Она поправила лифчик и поправила выбившийся локон: теплый оттенок «яблочная карамель» в сочетании с легким загаром был ей очень к лицу, а закрашенные седые пряди теперь выглядели вроде выгоревших на солнце.

Она даст этой сучке из «Взвешивай и экономь» сто очков вперед, и есть мужчины, настоящие мужчины, которые ценят в женщине зрелость и силу. Элейн с заправки всегда так говорит. Опытные женщины с возрастом становятся лучше, созревают, как дорогое вино.

Дженни понюхала воздух, зажгла на туалетном столике ароматическую палочку и оглядела комнату — проверить, все ли в порядке. Чистое покрывало и простыни, россыпь подушек. Она поежилась и поправила бретельки — лифчик, пожалуй, слегка жмет.

Хотя, разумеется, не исключено, что Крис захочет заняться сексом внизу, у раковины или на кухонном столе. При мысли об этом Дженни пробрала нетерпеливая дрожь. Рита из супермаркета рассказывала, что ее муженек — которому, должно быть, уже шестьдесят стукнуло, — раньше частенько приезжал домой с работы на велосипеде и тащил ее в чулан под лестницей, чтобы по-быстрому перепихнуться. Теперь у него уже не встает из-за простатита, но воспоминания о лучших деньках еще живы.

Кухонный стол. Закрыв глаза, Дженни почти почувствовала холодное прикосновение дерева к спине и теплые, потные удары плоти о плоть — бах, бах, бах.

Она поежилась, изо рта потекли слюнки. В холодильнике уже поджидали два свежих сэндвича с цыпленком, чудесно украшенные зеленым салатом и помидором. Спиртное, наверное, слишком для ланча в будний день, но на всякий случай она поставила охлаждаться бутылку белого вина, две банки пива и еще кувшин апельсинового сока. Дженни Бек была готова практически ко всему.

Глава 19

— Интересно, куда это вы пропали, — заговорщицки проговорила Моника, наткнувшись на Сару, когда та возвращалась из офиса Адама Грегори. Сара как раз умылась, нанесла ровно столько косметики, чтобы выглядеть естественно, и слегка побрызгала волосы духами. У нее до сих пор тряслись колени.

Только Моника заговорила, как в дверях появился Адам Грегори с двумя чашками чая в руках. Моника сразу все поняла, смерила его взглядом и улыбнулась.

— Теперь понятно, почему ты решила отделиться от нашей компании. — И обратилась к Адаму: — Привет. Я Моника Карлайл.

Прежде чем Сара нашлась, что ответить, Адам усмехнулся, ни капли не смущенный ее откровенным комплиментом.

— Адам Грегори, менеджер проекта. Извините, что не могу пожать вам руку. Вы, наверное, и есть та самая важная персона? Не устали от низкопоклонства?

— Боже, конечно нет, внимание никогда не бывает лишним, но у меня скоро другая встреча. Прекрасное здание. Я рада, что Сара мне о нем рассказала. Жду не дождусь, чтобы внести изменения в ваши планы. Ладно, к сожалению, мне пора, я уже перед всеми извинилась. Не хотите пойти со мной в паб?

Приглашение было обращено не сколько к Саре, сколько к Адаму. Он обвел кружкой сумрачный зал.

— Мы хотели позагорать на солнышке.

Моника выгнула идеально выщипанную бровь и переключила внимание на Сару.

— В тихом омуте черти водятся.

— Я могу заварить еще чай, — предложил Адам.

Моника расхохоталась и помахала лорнетом, отклоняя его приглашение.

— Очень мило с вашей стороны, но нет, спасибо, в моем возрасте после пребывания на солнце я становлюсь похожа на подгоревшую буханку с отрубями. К тому же я уже слишком стара, чтобы играть в амура.

Сара покраснела.

— Но амур тут ни при чем.

Моника засмеялась.

— Правда? Где же твои глаза? Позвони, когда приедешь домой. Надо поговорить о спонсорской схеме.

И Моника ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов.

— Чай? — предложил Адам, и, не говоря ни слова, Сара последовала за ним сквозь шторку из полиэтилена. Возможно, по возвращении из погреба ей удалось избавиться от припухлости и темных потеков под глазами, но странные электрические разряды все еще вспыхивали у нее внутри. Каждый раз, когда она смотрела на Адама, между ними пробегала искорка, как в приборе ван де Граафа, который показывают в школе на уроках физики: крутишь ручку, накапливая ток в сфере, и загорается яркая голубая вспышка, от которой волосы встают дыбом. Сара невольно провела рукой по волосам: вдруг они и на самом деле наэлектризовались, — и в то же время задумалась, о чем они будут говорить, чувствуя растущую робость и неловкость.

Он обернулся проверить, не заблудилась ли она.

— Ты не боишься высоты?

Сара зарделась.

— Плачу ли я, забравшись на большую высоту, ты это хочешь узнать?

Он засмеялся.

— Нет. Неужели плачешь?

Сара покачала головой.

— Нет. Не боюсь — почти.

Пройдя через очередную арку, они на этот раз взобрались по винтовой лестнице, встроенной в обитую панелями стену. Наверху была деревянная дверь с железными скобами, которая вела на плоский участок крыши между покатыми свинцовыми желобами. Очутившись на ярком дневном свету после сумрака церкви, Сара была ошеломлена. Ослепленная сиянием солнца, она прищурилась, а когда глаза привыкли, то увидела, что с площадки открывается вид на многие мили во всех направлениях: отсюда был виден город и маленькая городская площадь, крыши, выложенные выцветшей оранжевой черепицей и крытые блестящим темно-серым сланцем. Ближе к реке дома редели, а берег резко опускался вниз, а вдалеке виднелась россыпь деревушек и болота, обширные равнинные пространства, над которыми повисла летняя дымка, смягчая суровые очертания.

Она понятия не имела, что церковь святого Варфоломея так выигрышно расположена, и на несколько секунд застыла, завороженная видом. Потом поняла, что Адам стоит у нее за спиной, и обернулась. Поставив чашки на уступ, он достал из-за парапета два складных стула.

— Здесь нужно поставить столики и зонтики. Превосходное место для кафе на крыше.

— Ты почти попала в яблочко, — ответил он, приглашая ее сесть. — Когда мы проводили первое исследование, у команды проектировщиков возникла такая идея. Но затраты на укрепление крыши оказались слишком высоки. Так что можешь считать, что нам повезло и мы в числе избранных.

Она села рядом с ним, и несмотря на ее опасения, ей было с ним удивительно легко. Он достал полпакета шоколадного печенья из кармана потрепанной джинсовой куртки и сложил куртку в виде подстилки. Сара засмеялась.

— Настоящий джентльмен.

Он улыбнулся и протянул ей печенье.

— Ты пропустила роскошное печенье, которым потчевали гостей, так что это самое меньшее, что я могу предложить.

Нежась на солнышке в компании Адама Грегори, Сара просидела на крыше примерно час. Они говорили о ее картинах, его работе, перепланировке церкви, о римских скульптурах, о крышах, прекрасном виде, о благотворительности и представлениях, которые будут проходить в центре святого Варфоломея по окончании ремонта. Но они ни разу не упомянули о том, что он ее поцеловал.

— Меня тоже пригласили участвовать в летней выставке.

— Правда? — удивилась Сара, и в тот же момент поняла, как грубо прозвучал ее вопрос.

Адам просиял, и ее поразило, как ему шла улыбка.

— Спасибо за комплимент, хотя, вероятно, твой насмешливый тон оправдан. Это часть демократичной политики комитета: рабочих стройки попросили сделать свой вклад в выставку. Когда они перестали ворчать и дурачиться, оказалось, что многие способны на поразительные вещи. Двое каменщиков сложили мозаику. Надеюсь, удастся договориться с сильными мира сего и установить ее в фойе.

— А ты что сделал?

— Теперь уже не скажу.

Сара вспыхнула.

— Извини.

— Ну ладно. Маленький пейзаж пером, раскрашенный акварелью, который я нарисовал прошлым летом в Барселоне. Нужно только отдать его в багетную мастерскую…

Сару озарило, что ей нужно сделать то же самое.

— О боже. Я собиралась заехать в художественный магазин и сдать свои картины сегодня. Черт. — Взглянув на часы, она подсчитала, успеет ли заглянуть домой и забрать картины.

— Один мой знакомый делает рамки дома. Очень дешево, могу дать телефон, если хочешь, — сказал Адам. — У него мастерская на Магдален-Сент-Джозеф. Знаешь, где это?

Она кивнула, ответив, что знает, где это, и ее заинтересовало это предложение.

Когда они молчали — это молчание вовсе не казалось неловким, — а когда он говорит веселым голосом, вокруг его глаз появляются крестики морщинок, густые седеющие волосы вьются на шее, и руки у него сильные и красивые. Ей было легко и очень приятно, по телу пробегали странные маленькие электрические разряды.

Чуть позже половины третьего Адам проводил ее вниз по лестнице. Сара ехала домой с теплым и солнечным чувством. Лишь добравшись до развилки, ведущей в деревню, она услышала, как самодельная дамба, построенная ее сознанием, рухнула с оглушительным грохотом.

Она резко затормозила. Какого черта происходит? Как она могла забыть о том, что ей известно? Она подвергала себя опасности и чуть было не совершила то, в чем ее обвиняли, и в идиотской эйфории забыла о том, что об этом знает весь город. Откровенные сцены с участием Дженни Бек и Криса всплывали в ее воображении, как вышедшая из берегов река, закипели и покатились волнами вперемешку с грязью, мусором и обломками кораблекрушения. К тому времени, когда Сара свернула на подъездную дорожку к дому, она испытывала почти физическую тошноту.


Как только Крис зашел на кухню Дженни, то сразу понял, что попал в засаду. Он почуял большую беду. Крупные неприятности. Жалюзи были полуприкрыты, комната погружена в праздную дрему, воздух отяжелел от дыма ароматических палочек.

Дженни появилась на пороге в длинном черном платье-халатике, которое облипало ее пышные формы, словно мокрые водоросли, демонстрируя каждый изгиб и в то же время напоминая какую-то экзотическую подарочную упаковку. От нее исходил пряный, теплый аромат, и хотя Крис не имел понятия, что это за духи, он бы назвал их «Секс в летний день».

— Ты быстро добрался, — промурлыкала она. Ее глаза потемнели, зрачки сверкали в полумраке.

— На шоссе A47 совсем нет машин, если бы поехал мимо Суоффхэма, наверняка бы застрял, — промямлил он, пытаясь противостоять витающему вокруг духу соблазна, который хотел захватить его в плен.

— Можно подумать, ты очень спешил меня видеть. — Казалось, что Дженни произносит слова не разжимая губ. Она уже стояла в футе от него, так близко, что Крис не мог сфокусироваться на ее лице, и на лбу у нее появился третий глаз. — Разве не так?

— Что не так? — пробормотал он, и она придвинулась еще ближе. Что бы он ни говорил, его слова были не более чем потрескивающим шумом, неразличимым фоном, не связанным с разворачивающимися здесь событиями.

Дженни тихонько застонала и прильнула к нему, коснувшись губами его шеи, пробежав пальцами по волосам и крепко прижав его к раковине.

Крис хотел было запротестовать, но сквозь футболку ощутил жар ее тела и тяжесть грудей. Слова застыли у него в горле, сгорев в ярком пламени ее желания. Он проглотил комок, услышав, как она издала почти неразличимый гортанный стон наслаждения. Крис глотнул воздух, будто собирался утонуть.

Его совесть, что неохотно последовала за ним из фургончика, сопротивлялась изо всех сил, борясь с ревущим либидо Дженни. Совесть грозилась покинуть его раз и навсегда, если он не остановится здесь и сейчас, но прежде чем у нее появилась возможность спасти его, ее схватила целая шайка первобытных маленьких троллей. Совесть связали и воткнули кляп, бросив ее в потайную дверь, что вела в глубокую, темную кровавую расщелину где-то в глубине его живота. Тролли были жутко уродливые, с огромными болтающимися гениталиями и — Крис понял это, когда пальцы Дженни сомкнулись на поясе его джинсов, — морально устойчивые, как зыбучий песок. Его совесть прохныкала в последний раз и сдалась. Только это Дженни Бек и было нужно.